Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич - Страница 69
- Предыдущая
- 69/158
- Следующая
— Так будет лучше, — заверил его травник. — Здесь, — он закрыл тетрадь и положил ладонь на вытертую кожу переплёта, — мои записки, наблюдения, рецепты снадобий… ну, всякое такое прочее. В них я уверен — это пригодится, это, пожалуй, можно оставить. Если ты знаешь хорошего печатника, который может их издать и не наделает ошибок, отдай ему — пусть напечатает. Деньги, если что-то выручишь, оставь себе. Остальное… — Он поколебался. — Остальное я, пожалуй, возьму с собой, чтоб ты не морочил себе голову.
Золтан с Иоганном молча пронаблюдали, как Жуга сворачивает в трубку и кладёт за пазуху вырванные страницы.
— Здесь наши пути расходятся, — сказал Жуга, поправляя за пазухой листы пергамента. — Я разыщу девчонку, а ты не упусти монаха.
— Где мы встретимся?
— Я сам тебя…
И тут случилось странное. Жуга вдруг поднял руку, призывая всех к молчанию, и замер, наклонив голову, будто прислушивался — Золтан помнил его манеру этак вот внезапно умолкать при разговоре. Он ничего не стал спрашивать, лишь схватил свой меч и потянул его из ножен. Вопросительно взглянул на травника.
— Нет… — сказал вдруг Жуга, но сказал так тихо, одними губами, что Золтан сразу понял: это не ответ и даже не протест, а только изумление. — Нет, только не это! — повторил он в пустоту перед собой. — Яд и пламя… Вот дьявол! — Он топнул ногой и резко обернулся. — Золтан! Всё отменяется: я снова должен уйти.
— Что стряслось?
Травник уже шептал наговоры и творил волшбу.
— Нет времени, — пробормотал он вместо ответа. — Совсем нет времени… Ах, чёрт, придётся снова — через сны…
— Постой! Куда ты? Объясни, что происходит, что ты скачешь как блоха!
— Это кошка… опять… Если я не успею, она умрёт. Кто-то знает. Кто-то… пользуется.
— Какая ещё кошка?!
— Издеваешься? — рявкнул травник, оборачиваясь к нему. — «Какая кошка»! Девочка из Локерена! Ты забыл?!
— Да почему я должен помнить! — вскричал Золтан. — У тебя семь пятниц на неделе! Девка-кошка! Ты с ума сошёл: губишь всё из-за глупой девахи, которую ужалила пчела. Да что с нею станется? Переживёт, оправится — не в первый раз!
— Нет. — Травник серьёзно посмотрел ему в глаза. — Не переживёт и не оправится, я знаю. Хагг… — На краткое мгновение он замешкался. — Хагг, это в последний раз: мне нельзя колдовать, совсем нельзя! Это всё равно что спать. Оттуда я пойду пешком.
Лицо его напряглось, руки дрожали. Серебристый свет перед ним образовал кольцо, распался лепестками и стал раскрываться. Иоганн, раскрыв глаза так широко, как только мог, с изумлением взирал на происходящее.
— Найди меня, — выталкивая слова, сказал Жуга. По лбу его струился пот. — Найди, Золтан, я знаю — ты сможешь. Я тоже… буду вас искать… вас и девчонку. Может, когда встретимся, я тебя не узнаю, тогда расскажешь. Томас, молодой монах, — не упускай его из виду… Посох! — Он вдруг протянул руку и нетерпеливо пошевелил пальцами.
— Что?
— Дай мне посох!
Его трясло. Хагг подскочил к столу, схватил дубинку, оказавшуюся неожиданно увесистой, и сунул её травнику.
— Всё! — выкрикнул Жуга. — Прощай!
Травник шагнул вперёд, воздух за ним схлопнулся, и в келье снова стало тихо и темно.
Золтан долго стоял без движения.
— Шайтан смеётся, когда мы строим планы, — наконец сказал он, глядя на то место, где мгновение назад стоял Жуга, потом взял щипцы, согнулся и зашарил в камне. Иоганн всё понял и полез в мешок за новой свечкой — прежнюю они забыли погасить, когда бежали на пожар, и та сгорела полностью.
— Это был он, тот самый травник Лис? Это был он, да? — спросил трактирщик, когда трепещущий огонёк выхватил из темноты две бледные физиономии. — А о чём он говорил, господин Золтан?
— Трудно сказать, — устало признался Золтан, садясь за стол. — Он что-то затевает, я не знаю что, но, кажется, для этого надо собрать троих детей.
— Каких детей? Любых детей?
Золтан криво усмехнулся.
— Нет, не любых, — сказал он. — Далеко не любых… Я потом объясню. Однако странно: он же сам писал, предупреждал меня, что нельзя сводить их друг с другом.
— А чего страницы рвать? — Иоганн тронул тетрадь и вопросительно взглянул на Золтана. Можно посмотреть? — Тот кивнул, и Шольц раскрыл тетрадку в самом начале. — О, гляньте-ка! Все-то он не выдрал: одна осталась.
— Где? А ну-ка, дай…
Золтан с интересом перегнулся через стол и развернул тетрадь к себе.
«Я замыкаюсь с чёрным зверем в себе. Я вопрошаю: зачем мне дан разум, словно вопросом могу разрешить себе жить. Я пытаюсь понять то, что в теле моём. Я словом пытаюсь сказать то, что в мыслях моих. Я говорю голосом, которого нет. Я не спрашиваю, для чего, зачем и почему: не обрести вопросом имя смысла. За гранью кроются ответы, но их не услышать никому: ответы — ложь, как и вопросы, они существуют только для таких, как я. Вы читаете книгу, которой не существует, написанную человеком, которого нет».
— Что бы это ни означало, в этом должен быть какой-то смысл, — пробормотал Золтан. — Но вот какой?
Косые, неровные строчки выстраивались в некое подобие стиха или заклятия. Смысла в них будто не было, но Хагг почувствовал, как колкий холодок пробирает его при каждом слове. А может, то был просто ветер от окна…
Слабый звук — щелчок металла о металл, раздавшийся со стороны двери, заставил обоих вскинуться и взяться за оружие. Но было поздно: вертикальные зрачки двуствольной аркебузы смотрели на них почти в упор.
— Не двигайтесь, — предупредил Мануэль Гонсалес. — И поднимите руки. — Фитилёк уже горел; тлеющая точка дважды отражалась в стёклах окуляров и скрывала выражение глаз испанца — выглядел он словно волкодлак. Мануэль держал своё оружие по испански — на рогатке; эту позу можно было сохранять часами; пороху на полке — кот наплакал, два ствола сулили попадание. Мнимый палач с помощником предпочли послушаться и руки подняли, хотя и медленно. — Так-то лучше. Я всё слышал.
— И чего ты хочешь? — спросил Золтан.
— Правды, — устало выговорил маленький испанец. Он поправил очки. — Я дам вам пять минут, пока горит фитиль. До той поры вы говорите, а я слушаю. Дёрнетесь — положу на месте, не промажу.
— А что после?
— После… — Мануэль замешкался, но вскорости нашёлся: — Всё зависит от того, что вы мне скажете.
— А если ничего не скажем, что сделаешь? — Вмешался Иоганн.
Золтан нахмурился, но ничего не сказал, лишь молча буравил испанца глазами.
— Что сделаю? — переспросил наёмник и усмехнулся. — Заряжу обоим по куску свинца в грудину. A Muerte[68]. Поэтому торг неуместен. Ну? Который будет говорить?
— Я, — сказал Хагг.
На выходе из лечебницы брат Себастьян поравнялся с аббатом и заговорил:
— Мне нужно сказать вам пару слов, дражайший аббон. Прямо сейчас.
Аббат кивнул, спокойно и серьёзно, будто ожидал этого предложения. Впрочем, предвидеть подобное не составляло труда.
— Я сам хотел бы с вами переговорить, — ответил он. На собеседника он не глядел, взгляд его был устремлён в пространство перед ним; он не глядел даже на дорогу. Его сухие, старческие ноги, как всегда обутые в одни сандалии, Уверенно ступали по раскисшей и оттаявшей земле. — Покуда ваши люди ворошат пепел и роют землю, думаю, нам лучше пройти в мою келью.
— Не имею возражений.
— А ваш юный спутник…
— Я бы сказал — его присутствие не обязательно.
Испанец сказал Томасу несколько слов, тот кивнул и удалился. Сам брат Себастьян проследовал за Микаэлем.
В келье аббат первым делом зачерпнул воды в старую глиняную кружку и сделал несколько глотков, но сделал их, как показалось Себастьяну, не потому, что испытывал жажду, просто хотел прогнать с языка дымную горечь. Инквизитору тоже захотелось промочить горло. Аббат перехватил его взгляд.
— Хотите воды? — предложил он. — К сожалению, это единственное, что я вам могу сейчас предложить: вина у себя в келье я не держу.
68
Насмерть (won.)
- Предыдущая
- 69/158
- Следующая