ОСЕННИЙ ЛИС - Скирюк Дмитрий Игоревич - Страница 115
- Предыдущая
- 115/142
- Следующая
– Так ты любишь ее или нет?
– Не знаю.
– А она тебя?
– Не знаю.
– Дурак ты, Жуга, – покачал головой рифмач. – Ой, дурак…
Тот поднял голову.
– Вот и Роджер меня тоже в дураки норовит записать. С чего бы, а?
И он умолк.
Вайда вздохнул и плотнее закутался в плащ. Поежился.
– Что-то холодно сегодня… С тех самых пор согреться не могу, как ты меня из ямы вытащил. Как будто бы всегда стою в тени. Дороговато дался мне тот Теплый Стан. Может, хоть летом оттаю?
– Оттаешь, если вспоминать поменьше будешь. Это в памяти ты мерзнешь, не взаправду, – сказал Жуга. – Пройдет.
– Я ведь и искал тебя, чтоб поблагодарить. Не успел тогда – уж очень ты быстро ушел. Да, изменился ты, – задумчиво проговорил рифмач. – Мечом, гляжу, обзавелся, хромать перестал. В одном только прежним остался – повсюду сам себе преграды строишь.
Травник хмыкнул и пожал плечами. Посмотрел на Вайду.
– Может, просто другие их не видят?
* * *
– Сидишь?
Вот теперь Жуга вздрогнул.
Горбун возник на берегу как будто ниоткуда. Слух у травника был – острее некуда, и все же Роджер ухитрился подойти бесшумно.
– Ну сиди, сиди, – кивнул он, сам, однако, не садясь. – Много высидишь.
– Зачем пришел?
– Поговорить нам надо, рыжий. О тебе.
Он вынул трубку и кисет, стукнул кресалом и раздул трут. Закурил и после паузы продолжил:
– Ли требует, чтоб ты ехал с нами и дальше.
– А ты, как бы, против?
– О, как ты заговорил! – усмехнулся тот, попыхивая трубкой. – Да… Я против. И дело даже не в том, что это просто очередная девчоночья блажь. И не в том, что ты мне нравишься. Просто я надеялся, что в этот раз все обойдется. Но видно, все влюбленные дураки. И ты тоже.
– Как…
– Только слепой не догадается. Да ты не обижайся. Ты знаешь, чем отличается обычный человек от дурака? Обычный человек мечтает, чтоб его возлюбленная упала в реку, и он бы ее спас. А дурак… – он затянулся, -…дурак мечтает, чтоб она никогда не упала в реку. Таких не любят, Лис. Ты уходи. Так надо. Нельзя вам вместе. Ты умеешь плакать, ты скоро умрешь. Так что – уходи, пока еще можешь уйти.
– Так это ты, стало быть, обо мне заботишься? – криво улыбнулся Жуга. – Зря. Давай, гони меня. Я пойду вслед за вами.
– Не советую. Два дня, Жуга. Два дня ты можешь ехать с нами. Потом наши дороги разойдутся. Здесь у меня свои дела. Ты понял?
– Нет.
– Тебе же хуже. И не надейся на свой меч – в этих делах он тебе не защита.
Роджер выколотил трубку о башмак и встал.
– Ладно. Кто не обломался, тем еще предстоит. Идем кашу есть.
И сказавши так, он повернулся и ушел.
Меж тем уже заметно стемнело. И впрямь пора было идти к костру. Жуга подался вперед и потянул за рукоять меча. Хриз мягко вышел из земли, поблескивая серебристым лезвием. Ржавчина исчезла. Лис скалился с клейма.
– Ну что, доволен? – проворчал угрюмо травник. – И ты туда же. Спрятался. Выставил меня перед девчонкой дураком… Тебе-то это все зачем?
Клинок молчал.
Жуга задрал рубаху, нащупывая в сумраке узкую прорезь ножен, и выругался, порезав палец. Похолодел невольно: так можно и живот себе распороть! Хриз как всегда под вечер начинал чудить – то было его время. Капли крови упали на землю, и почти тотчас же полыхнул в браслете черный камень. Травник нахмурился: «Да что вы все, сговорились что ли?»– встал, направился к кустам, прислушался и вдруг замедлил шаг. Остановился, глядя в темноту.
– Давай, чего уж, – сказал он, – выходи. Я ведь все равно тебя вижу.
Кусты расступились, и к травнику вышел Иваш.
– Слышь, рыжий, – хрипло сказал он. – Ты уходи. Добром прошу, уходи.
Жуга не ответил, и тогда скрипач шагнул вперед.
Он был бос. Белые волосы растрепались. Катаная шляпа сбилась на затылок. В проеме распахнутой овчинной безрукавки мелькнула голая, в длинных царапинах грудь.
– Ты понял меня? Оба уходите. Ты и Вайда! Завтра же!
Травник поднял взгляд, и голубые глаза его странно блеснули в темноте.
– Остынь, Иваш, – хмуро сказал он. – Твоих мне только советов не хватало. Я уж как-нибудь сам решу, чего мне делать и куда идти.
Иваш сжал кулаки.
– Не оставишь Линору в покое – пеняй на себя! – прошипел он травнику в лицо и с треском исчез в кустах.
Жуга вздохнул, покачал головой и направился к укрывшемуся за деревьями фургону.
* * *
Ночь выдалась холодной. Вызвездило. Покончив с ужином, Жуга взял из фургона две старые облезлые шкуры, одеяло и улегся (на случай неожиданного дождя) под повозкой. Снял и спрятал в мешок свой браслет и долго лежал, размышляя о чем-то своем, пока, наконец, не уснул.
Проснулся он от шороха. Прислушался настороженно. Ни звука не было в ночи. Костер давно уже погас, лишь угольки красными глазами пялились во тьму. И все же… Шорох повторился, и травник окончательно уверился в своей догадке.
Кто– то полз.
Жуга не шевельнулся, не издал ни звука, лишь рука скользнула под рубаху, нащупывая рубчатую рукоять меча. Пальцы сжались…
…и расслабились.
– Это я.
И снова тихий шорох. Неясный контур девичьего тела в темноте.
– Ли?
Холодное тело забралось под одеяло.
Она была нага…
…она пахла медом и полынью…
…горчичным семенем и молоком…
…сосной и тополиным пухом…
…всем и ничем.
У травника закружилась голова.
– Зачем…
Узкая ладошка закрыла ему рот, и он умолк.
– Молчи. Пожалуйста, молчи.
Линора придвинулась ближе.
– Ты сумасшедшая, – выдохнул травник, едва ладонь убралась с его лица.
– Как и ты, – просто ответила та.
Их губы слились, и травник почти что против воли прижал ее к себе. Зарылся лицом в шелковистые темные волосы. Сомнения, досада, неуверенность – все вдруг покинуло его, осталась только беспричинная злость – на Роджера, на Вайду, на Иваша. Злость и желание любить. Почти не глядя, он разогнул кольцо меча, сунул его в изголовье вместе с ножнами и, путаясь в рукавах, принялся стягивать рубаху.
Какие, к черту, мысли?!
Кого там бог лишает разума?
Все влюбленные – дураки…
Они любили друг друга в мокрой траве и старых волчьих шкурах, забыв себя, забыв про всех, забывши все, шепча всякую белиберду и тихо смеясь, когда кто-то из них случайно ударялся головой о днище фургона. А потом – Еще. И еще.
– Люблю тебя…
– Люблю тебя…
Линора нащупала в темноте руку травника. Ладонь к ладони.
– Я и ты… – улыбнулась она. – Ли и… Лис…
Подняла руку к затылку. Что-то кольнуло травника в грудь. Он поднял голову.
В руках у девушки был дротик. Травник перехватил умоляющий взгляд ее карих глаз. Губы ее шевельнулись: «Дай. Пожалуйста…»Сил возражать у Жуги уже не было, и он лишь молча наблюдал, как острие дротика движется вниз, к животу, распарывая кожу. Кровь проступила тонкой нитью, набухла, потекла неровной струйкой. Линора отложила дротик, нагнулась над Жугой и жадно приникла губами к разрезу. Подняла к травнику заляпанную кровью мордочку. Улыбнулась мягко, виновато. Провела рукой вдоль раны, собирая кровь в ладонь. Вновь посмотрела на Жугу.
Некоторое время они лежали в тишине.
– А ведь ты вампир, девочка, – убежденно сказал Жуга. – Я прав?
Та кивнула.
– Вот значит, как… – он вздохнул. Все сразу стало на свои места – и предсказания, и неожиданная страсть, и всякое иное прочее.
Мало кто задается вопросом, почему вампира никогда не убивают те, у кого он пьет кровь. А ответ прост.
Потому что любят.
– Прости, – она села. – Я не могла… Я… я сейчас уйду.
Жуга помедлил, затем протянул руку, положил ладонь Линоре на затылок и медленно привлек ее к своей груди, туда, где струился во тьме багровый ручеек.
– У нас, у волохов есть поговорка, – сказал он. – «Мужчина, полюбивший женщину-вампира, не обязательно умрет сейчас, но он не будет и жить вечно». Так что – пей… Пей.
- Предыдущая
- 115/142
- Следующая
