ОСЕННИЙ ЛИС - Скирюк Дмитрий Игоревич - Страница 86
- Предыдущая
- 86/142
- Следующая
– И что б ты сделал? – помолчав, спросил Жуга.
Найденыш закусил губу.
– Да лучше умереть, чем выслушивать такое, – глухо сказал он. – Я волк… и я уже побил его однажды! Он трус. Они могут нападать, только когда их много…
Он распалялся все сильней, и дерзкая речь в устах совсем еще мальчишки звучала странно и нелепо. Жуга нахмурился, придвинулся к нему и в следующий миг, не зная сам, зачем он это делает, вдруг потрепал его по голове, взъерошил густые белые волосы и усмехнулся. Парнишка замолчал, ошеломленный, глянул страннику в глаза и потупился виновато. Казалось, будь у него хвост – поджал бы.
– Хорош боец! – невесело проговорил Жуга. – На трех ногах, быть может, устоишь, но вот на двух… Сиди уж. Тоже мне, Зимородок…
Жуга провел ладонью вниз, с затылка к шее паренька, и замер ощутив под пальцами шершавый, загрубелый след от ошейника. Помедлил и опустил руку.
– Когда, говоришь, ты родился? – спросил он.
– Прошлой зимой.
Он пришел к человеку просить о помощи, подумалось Жуге, пришел, потому что привык доверять… Полтора года – это все равно что пятнадцать лет для человека. Собачий век недолог…
– Ну, вот что, – сказал Жуга, вставая. – Чем попусту сидеть, давай-ка твои раны поглядим. Дьердь! – кликнул он. – Неси настой.
И принялся разматывать повязки.
* * *
На третью ночь остановились поздно.
Поляна в этот раз им подвернулась маленькая, со всех сторон закрытая деревьями, но выбирать не приходилось – дорога проходила через лес. Стало еще холоднее, а к вечеру и вовсе – снег пошел. У Зимородка вновь открылись раны, пришлось опять готовить ему настой. Теперь он спал, придвинувшись к костру. Уснул и Дьердь. Было непривычно тихо – впервые за все эти дни не слышно было псов.
Жуга устал. И было от чего! – хотя слепой и нес мальчишку наравне с Жугой, ни он, ни Зимородок не смогли бы вовремя заметить псов. Жуга стоял на страже ночь и день, один за всех – три дня, четыре ночи он не спал иначе, как урывками, и травяной настой, снимающий усталость и сон, уже почти не действовал на него.
«Еще два дня, – подумал он с угрюмым равнодушием, – и псы дождя возьмут нас… Может, даже не врасплох, но все равно – возьмут. Дьердь слеп, мальчишка так и не оправился от ран, а я так устал, что скоро буду засыпать на ходу…»
Жуга однажды видел, как лиса, упавши в реку, выбралась на берег и потом отряхивалась долго, мокрая, смешная, как будто сразу ставшая в два раза меньше, чем была. Наверно, сейчас он выглядел не лучше.
Мгновенья времени, идя цепочкой друг за дружкой, воспринимались после, словно бы издалека, со стороны. Он поднял взгляд и долго так сидел, глядя в черное небо, следя за тем, как снежные хлопья заново укрывают поляну, деревья вокруг, и проталины белым пушистым одеялом. Снег сыпался с ночного неба, сухой, не белый, но белесый как табачный пепел, и точно также как и пепел рассыпался мелкой пылью на земле. Весенний снег как будто подновили. «Зима, – подумалось Жуге. Он поднял воротник тулупа. – Зима среди весны…»
И встрепенулся вдруг, сраженный шалой мыслью.
А что, если…
Он покосился на браслет и закрыл глаза. Нет, нет, не надо торопиться… Так. Теперь представь, что надо крикнуть, только без звука. Зов… крик о помощи в ночи…
Еще…
Еще…
Еще…
* * *
«Одиночка?»
Жуга поднял взгляд.
Белый волк сидел перед ним на снегу.
– Я давно хотел спросить, – устало проговорил Жуга. – Почему ты все время называешь меня одиночкой?
«Такие как ты не сбиваются в стаю. У вас все по-другому. Ты звал меня только за этим?»
Жуга посмотрел на спящих у костра.
– Мы в беде, и я не знаю, что мне делать…
«Я не смогу тебе помочь. Мое время уже кончилось.»
– Но почему? Что тебе мешает?
«Когда– нибудь ты сам это поймешь.»
– Сдается мне, – сказал Жуга, – я так и не дождусь от тебя разумного ответа. – Он помолчал. – Кому вы служите?
«Не служим никому.»
– Но вы приходите на зов. Или песня все таки права? «Волков встретишь к помощи», так?
Вожак оскалился в усмешке:
«Я не знаю ваших песен. Мне достаточно своих. Но если даже так, то это не для всех. Ты хитрый – выждал время и позвал, когда на пару дней опомнилась зима.»
Жуга пожал плечами:
– Есть бабье лето. Почему нельзя быть «дедовой зиме»? Или так не бывает?
«Бывает. Каждый год. Но ты первый, кто додумался воспользоваться этим.»
– Расскажи мне про мальчишку, – попросил Жуга, покосившись на спящего. – Зачем они преследуют его?
«Его отец был зимним волком, мать – из рода псов. Он – зимородок. Он дважды чужой. Псы дождя его убьют.»
– Он – перевертень?
«Глупый вопрос.»
– Мне так не кажется, но раз ты так считаешь, то – прости, – Жуга помрачнел. – А что же твоя стая?
«Он там чужой. К тому же все равно ему не дожить до зимы.»
– Но нельзя же так! Ведь каждую луну он… он…
«Такова жизнь. Почему тебя это волнует?»
– Неужели ничего нельзя сделать?
Волк долго молчал.
«Ты тратишь жизни, словно сны, – сказал он наконец. – Что ж, это твое дело. Ты уже не раз делал невозможное возможным, так играй же дальше, если тебе этого хочется.»
– Что это значит?
«Там есть еще четвертая подвеска.»
Жуга помедлил в недоумении.
– Рыбка?
«Рыбка ли? – глаза вожака блеснули. – Подумай сам. Я ухожу. Удачи, Одиночка.»
– Ты не боишься псов? Там стая. Я могу тебе помочь?
«Они смешны. Они опасны, – был ответ. – Побереги свои силы, они тебе еще понадобятся, а о себе я позабочусь сам. Прощай.»
И белый волк исчез за снежной пеленой.
* * *
Палец тронул свежий снег, нарисовал дугу. Не отрываясь, ей навстречу прочертил вторую. Концы их сомкнулись. Рисовальщик чуток помедлил и двумя быстрыми штрихами изобразил короткий, вилкой, хвост вразлет.
– Так, что ли?
– Так, – кивнул Жуга. – Вот только плавники там еще.
– Наружу?
– Внутрь. Два. Один выше другого.
Два плавника добавились к рисунку. Дьердь подышал на пальцы, согревая, и призадумался, подперев ладонью перевязанную голову.
– Нет, не видел, – проговорил он, наконец. – Ни разу нигде не встречалось. А тебе?
– Случалось иногда видеть в пригорье… на старых камнях.
– Ну, и?…
– Чего – и? Видел, да и все. Н-да… – Жуга взъерошил волосы рукой. – И спросить не у кого. Этак наобум заваришь кашу, хрен потом расхлебаешь. – Он помолчал и закончил: – А с другой стороны – и мешкать нельзя. Скорее надо начинать, пока собак нет.
– А, ошалели от снега. – Дьердь понимающе кивнул. – То-то, я чую – похолодало. – Он поежился. – Это уж всегда, как водится по весне… Ну, так что?
– Что, что… – Жуга вздохнул. – Решаться надо.
– Ну так решайся тогда, не тяни… А эта штука и в самом деле может ему помочь?
– Наверно, может. Вот только не знаю, чем. Хотя, есть у меня одна мысль… Что будет, если он навсегда останется кем-то одним?
– Чушь! – отмахнулся тот. – Чепуха. Ну как это возможно? Даже если и возможно, ни волки, ни собаки все равно его не примут, ты же сам говорил.
Жуга долго молчал, прежде чем ответить.
– Но у него же есть и третья ипостась, – сказал он наконец. Подбросил дров в костер. – Будь рядом, если что, только не тормоши меня попусту. Я, может статься, долго молчать буду и не двигаться.
– Вот как? Хм… Дышать-то хоть будешь?
– Буду… – буркнул тот, допил отвар, плотнее запахнул тулуп, и улегся на одеяло рядом со спящим Зимородком. Протянул к Дьердю руку с браслетом. Тот дернулся сперва непонимающе, почуяв незнакомый колкий холодок, потом на ощупь перебрал подвески.
– Не эту, следующую, – поправил его Жуга. – Нащупал?
– Ну…
– Срывай.
И Дьердь рванул.
- Предыдущая
- 86/142
- Следующая
