Зеленое море, красная рыба, черная икра - Словин Леонид Семенович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/48
• Следующая

В ту же секунду Хаджинур ловко выхватил из его рук портмоне, раскрыл. Три купюры – достоинством в сто рублей каждая – упали на стол.

– Триста рублей. – Хаджинур не стал осматривать бумажник, вернул владельцу. – А вы говорите, они пропали!

– Это другие триста! – Заявитель сжал портмоне.

– Значит, вы те триста отделили?

– Да!

– Для чего?

– Просто так!

Он врал, но я не мог догадаться, зачем ему это нужно.

Милицейская система отчетности давно приспособилась под своих малокомпетентных руководителей, периодически встававших у республиканских и союзных министерских штурвалов. «Зарегистрировал преступление – раскрой его, не можешь раскрыть – лучше не регистрируй…» – оборачивалось на практике.

Подошел капитан Баранов:

– Слушаю, Игорь Николаевич.

Мне показалось, он как-то странно, иначе, чем обычно, посмотрел на меня. Что-то неуловимое, разделяющее, возникло между нами с той ночи, когда в милицию приезжали Шалаев и Довиденко, а он, дежурный, принес бутылку «Кер-оглы».

– Закажите для нас каюту на вечерний паром, – сказал я.

Он покачал головой:

– Ничем не могу помочь. Начальник запретил нам заниматься билетами…

– Капитан приехал… – сообщила Гезель.

– Пусть заходит!

В дверях показался необыкновенно круглый маленький человек с красным лицом и шкиперской – вокруг лица – бородкой. Он словно вкатился в кабинет, в руке он нес портфель.

– Антонов Василий Сергеевич, – представился он.

«С этим краснорожим взяточником? – вспомнил я Баларги-мова. – Да они его просто потопят!»

Я показал Антонову на стул, и он живо водрузил на него свой объемистый широкий таз – казалось, что капитан восседает на массивной воздушной подушке.

– …Мы помогали водной милиции искать ружье, – он считал,

что знает, зачем его. пригласили. – Оно выпало из лодки во

время несчастного случая на охоте…

– И как это все происходило? – спросил я.

– Обыкновенно, – он подернул короткими округлыми плечами. – Приехали из прокуратуры, из милиции. С ними – охотник, который остался в живых… – Антонов имел в виду Баларгимова. – Поплыли к камням… – Капитана мучила одышка, он сделал паузу. – Недалеко от метеостанции. Я спустил лодку, туда сели этот охотник, я и другой понятой. Стали грести к берегу. Вода прозрачная – все видно…

– Судовой журнал у вас с собой? – спросил я.

– Вот, пожалуйста, – он открыл портфель, вынул и положил на стол толстую книгу – самую важную на любом судне. – Смотрите…

«6.00, – прочитал я, – подъем флага… 11.32 – вышли в море. Первая остановка. Координаты… Спущена лодка для поиска ружья. Ружье обнаружено в 11.48. Удаленность от берега 25 м, глубина обнаружения ружья 90 см … – Я машинально заглянул вниз. Записи за день заканчивались традиционным: – 20.00 – спуск флага…»

Антонов закрыл портфель, готовясь уйти. Но я остановил его:

– Не смогли бы вы сегодня выйти на вашем судне?

– Далеко? – Он нацелил на меня маленькие глазки-щелочки, зажатые щеками.

– На тот берег.

– А груз?

– Арестованный и конвой… Три человека. Время отплытия я уточню.

Он поправил бородку, сказал осторожно:

– В принципе это возможно. Вообще-то предполагался такой рейс…

– Я позвоню, когда мы будем готовы.

– Хорошо.

Он, пятясь, покатился к двери, так что в конце концов открыл ее спиной. Антонов мне не понравился.

Улучив минутку, я набрал телефон судебно-медицинской экспертизы – Анна не отвечала. Я вышел в приемную.

– Поехал на паром, – предупредил я Гезель.

Первым, кого я увидел на пристани, был старший помощник капитана «Советской Нахичевани» Акиф, с которым так давно – уже забыл, когда это было, – я плыл к месту своего нового назначения.

– Поужинаешь? – спросил он меня.

– Я, по-моему, еще не обедал.

– Пойдем, Валя накормит, – сказал Акиф.

Мы пошли к трапу. На пароме действительно нашлось что поесть – суп, котлета с вермишелью. Потом мы прошли в бар-салон; бармен, арендовавший помещение, сварил кофе и подал к нему маленькие блюдечки с миндалем.

Акиф ни о чем не расспрашивал, только смотрел на меня черными доброжелательными глазами.

– Какой прогноз погоды? – спросил я. – Уходите вовремя?

– Да, вроде никаких неожиданностей. Скоро начнем загружаться.

В иллюминатор была видна растянувшаяся в несколько рядов колонна автомашин.

– Вид у тебя невеселый, – констатировал Акиф. – Может, ты влюбился?

– И это тоже.

– А что основное?

– Мне, возможно, придется переправить на тот берег несколько человек, но их надо принять, когда вы уже отойдете…

– В море? – удивился он.

– На этот счет есть инструкции?

Акиф подумал.

– Наверное, мы должны выполнять указания водной прокуратуры… Я доложу капитану.

Я хотел расплатиться, но буфетчик отказался получить деньги, – на его месте и я тоже никогда не взял бы денег с гостя старпома.

Мы вернулись на несколько минут в кают-компанию, прошли в красный уголок для командного состава. Здесь все было по-прежнему. Я сел в то же кресло под фотографией непримечательной женщины – крестной матери, разбившей бутылку шампанского о борт спускавшегося со стапеля парома.

– Что от меня требуется? – спросил Акиф.

– Билеты. Каюта.

Он тут же вышел, а я как-то беспечно и сразу задремал, успев услышать свое то ли чересчур громкое дыхание, то ли приглушенный храп.

Проснулся я мгновенно. Акиф протягивал мне билеты и ключ с биркой, как в гостинице.

– Спасибо. – Я отдал деньги. За время короткого, глубокого сна мышцы у меня на лице словно одеревенели и во рту пересохло.

Мы договорились, какими ракетами судно, которое доставит на паром оперативную группу, объявит о себе.

– Если мы не появимся, ты тоже не удивляйся, – предупредил я. – Успехов!

– Тебе тоже.

У трапа мы простились.

Смеркалось. На пристань уже собирались пассажиры. Тяже лые многотонные грузовики и юркие легковушки, словно по конвейеру, вползали в огромное чрево парома.

Я заехал к капитану Мише Русакову – он одобрил мой план и сразу же принялся за его техническое обеспечение.

Мнением шефа лодок я не мог не интересоваться – Баларгимов высказал его достаточно ясно.

– Значит, напротив второй скалы, – уточнил Миша.

– Да. Не забудь о кассетах.

– Я понял.

«Нива» стояла неподалеку, рядом с детским парком. Я садился в машину, когда в кустах раздался осторожный шорох.

– Кто здесь? – Я резко раздвинул кусты.

На уровне груди я увидел старую армейскую фуражку, грубо вылепленный нос, тяжелую даже для большой головы массивную нижнюю челюсть. В лицо мне смотрели черные, жалостливые глаза.

Я узнал старика прокаженного.

– Керим? Что вы здесь делаете?

– Ждал вас.

– Меня?!

– Да. Я приехал, когда стемнело. Сорок лет, как я не был здесь.

– Как вы меня разыскали?

Прокаженный вздохнул.

Он таращился на изменившиеся за сорок лет улицы, примыкавшие к причалу. Все вызывало в нем интерес. Дом культуры, киоск, угрюмый дом, опоясанный фанерным щитом с аршинными буквами: «Восточнокаспийчане! Крепите мир трудом!»

– Добрые люди подсказали… Но я не хочу, чтобы нас вместе видели.

Детский парк был пуст. Из усилителя, на невысоком колесе обозрения, разносилась песня Владимира Высоцкого: «…Но был один – который не стрелял!»

– Садитесь в машину. – Я взглянул на часы. Времени у меня оставалось совсем немного.

В двух шагах находилась витрина «Не проходите мимо» – много лет не обновлявшаяся, хранившая на себе следы воздействия сурового, почти континентального климата. Старик подошел к ней. На выцветших фотографиях изображены были какие-то темные личности, лица задержанных – плохо различимые, мелкие – ничего не выражали. Зато хорошо была видна мертвая белуга. Голый неукрытый труп со рваной раной на животе, беззащитный, как труп человека. Рана зияла под сердцем, как это бывает при умышленных убийствах.

• Предыдущая
• 32/48
• Следующая