Проклятие феи - Мак-Кинли Робин - Страница 33

Катриону она застала за превращением нескольких сот пауков, столпившихся на кухонном потолке, обратно в ячменные зерна, которыми они были до того, как до них дорвалась Мона. Катриона аккуратно возвращала им изначальный вид, кучками, чтобы они со стуком ссыпáлись в подставленную ею миску. Пеони, в кои-то веки слегка взъерошенная и измотанная с виду, сидела за столом и зашивала дырки на коленях очень коротких штанишек. Когда потолок был очищен от пауков почти полностью («Ой! – между делом вскрикнула Катриона. – Простите, я не сразу поняла, что вы настоящий!»), Катриона поставила миску с ячменем на стол и вздохнула:

– Пеони, солнышко, тебе стоит проветриться. Наши маленькие чудовища уже все спят, а если нет, я обкурю их сонным дымом, и плевать на профессиональную щепетильность, хоть на один вечер. Рози, почему бы вам с Пеони не пойти прогуляться?

Они двинулись по дороге, от площади к перекрестку, где можно было свернуть либо к Вудволду, либо к Дымной Реке. Стоял туманный влажный вечер, и почти слышно было, как хихикают маревки. К утру должен был пойти дождь. Пеони взяла Рози под руку и вздохнула.

– Ты проводишь у нас больше времени, чем у себя дома, – заметила Рози с легкой ревностью.

Пеони улыбнулась:

– Тут от меня есть польза.

– От тебя везде есть польза, – откликнулась Рози с чувством, но без враждебности. – Разве твои дядя и тетя по тебе не скучают?

Пеони промолчала, и Рози внезапно кольнуло сомнение.

– Пеони?

Та вздохнула:

– Я так устала, не могу… Ты никогда не замечала разницы между твоим домом и моим?

– Твой чище, – прямо ответила Рози.

Тетя и дядя Пеони высоко ценили Рози, поскольку та взяла на себя раздражающую и болезненную обязанность подрезать их внезапно взбунтовавшуюся лозу джа и по мере сил ее укрощать. Заниматься этим приходилось почти еженедельно, и Рози казалось, что теперь она понимает, как должны были чувствовать себя воины, выезжавшие на битву с огненными змеями. Лоза джа не дышала огнем, это правда, но их норов и зубы были вполне сравнимы. Тетя Пеони, Хрослинга, завела обычай после каждого из этих рискованных предприятий приглашать Рози в дом и угощать ее лучшей выпечкой местного пекаря. Хрослинга была серьезной, озабоченной, суетливой женщиной, которая держала свой дом в удивительной чистоте (благодаря одному из заклятий Катрионы вся дерзкая волшебная пыль выпадала на парадном крыльце, хоть это и означало, что парадное крыльцо приходилось часто подметать) и превосходно шила. Рози не удавалось поддерживать беседу ни на одну из этих тем, но выпечка ей нравилась.

Пеони то ли рассмеялась, то ли закашлялась.

– Да, он чище. И тише. И… мои тетя и дядя взяли меня к себе, когда родители умерли. Они брат и сестра, ты же знаешь, да? И единственные родственники моей мамы. А папа был родом с юга.

Все это Рози знала.

– Им и в голову не пришло… уклониться от ответственности, они хорошие люди. Они заботливо меня вырастили и хорошо со мной обращаются.

– Как и должно быть! – вставила Рози, не в силах смолчать.

– Да-а. Пожалуй. И от меня им есть польза. В общем, все не так плохо, как могло бы быть…

– О, Пеони, – грустно откликнулась Рози.

– Они меня не любят, – тоскливо заключила Пеони. – Не так, как Тетушка, Катриона и Бардер любят тебя.

Ненадолго повисла тишина.

– Тебя люблю я, – наконец сообщила Рози.

Пеони снова издала тот же негромкий звук: что-то среднее между смехом и кашлем.

– Что ж, – произнесла она голосом, куда больше напоминающим ее обычный, – я же говорила тебе, что мы станем сестрами, верно? О, Рози, как же я тебя боялась! Ты высокая, как мужчина, и такая же сильная, если столько времени проводишь в кузнице, да еще и дружишь с Нарлом! Все немножко побаиваются Нарла! А твои тетя и двоюродная сестра – лучшие феи во всей Двуколке, а ты сама разговариваешь с животными лучше, чем любая фея, о какой только рассказывают люди. Я была уверена, что ты будешь меня презирать!

– Я бы не посмела. Все в деревне считают тебя совершенством.

– Да, – согласилась Пеони.

Вся энергия вновь отхлынула от нее. В этом тихом односложном ответе Рози расслышала все то, что подруга пыталась ей сказать, и у нее заныло сердце.

– К тому времени, как мы вернемся, уже будет готов ужин, – заметила она.

Пеони кивнула.

Они в молчании вернулись на общий двор при мастерских. Рози крепко сжимала руку Пеони, и та не воспротивилась, когда подруга повела ее в дом. Восхитительный ароматный парок от мяса, овощей и овсяной каши встретил их вместе с голосом Катрионы:

– Никогда не видела ничего подобного. Семеро маленьких чудовищ одновременно! И притом настолько… э-э… бодрых! В Туманной Глуши не так много магии, да и в Двуколке тоже, а в семье Даквита, сами знаете, никогда не водилось волшебства, никакой даже троюродной сестры, способной размагичить чайник. И обычно – знаете, как это бывает, – достаточно просто пасти их, как овчарка овец. Обычно дети с готовностью поддаются, несмотря на все их фокусы. Зачастую они сами до смерти боятся того, что могут натворить, а потому искренне хотят, чтобы их остановили, даже если все равно пытаются озорничать. Но не эти ребятишки. Иногда мне и впрямь казалось, что они вот-вот от меня ускользнут. Как сегодня. Верно, Пеони?

Она говорила и одновременно раскладывала по тарелкам еду. Рози и Пеони сели рядом с Джобом и Бардером. Взгляд Пеони на миг задержался на амулете, безобидно висящем на стене, над Тетушкиной прялкой. Мордочка горгульи усмехнулась, как будто оценила шутку.

Джоб чихнул. Никто, в том числе и сам Джоб, не предполагал, что он страдает аллергией на волшебную пыль, пока в дом не переехали Тетушка и Катриона. Тетушка бесплатно обеспечивала его чарами против пыли, поскольку это они с племянницей были виноваты в том, что в доме колесного мастера ее внезапно стало гораздо больше, чем прежде, но подобрать в точности верную силу и охват оказалось не так-то просто. Джоб относился к происходящему с неизменно доброжелательным юмором, надеясь, что рано или поздно им удастся настроить чары. (Ни Тетушка, ни Катриона не могли придумать, что делать с привычкой матери Бардера всякий раз, приходя к ним в гости, проводить пальцем по какой-нибудь поверхности, а затем изучать неизбежно грязный кончик с выражением лица женщины, обнаружившей у себя в супе жабу.)

– И дело не только в детях, верно, Тетушка? – продолжала Катриона. – Я заговаривала нового коренника Шона, и, конечно, он рисковал, дожидаясь, когда сможет приехать в Туманную Глушь, чтобы заговорить новую лошадь, но до сих пор ничего страшного же не случалось – ведь так? Но на этот раз я почувствовала, как… как само плетение заговора пыталось вывернуться из моих рук. Никогда прежде не видела и не ощущала ничего подобного.

Последовало молчание, но Тетушка нахмурилась.

– Гм… – неуверенно заговорил Джоб. – Есть такая история… ну, сказка…

Он снова чихнул, на этот раз сильнее.

– Храню тебя и берегу, – поспешно вставила Катриона.

Можно лишиться много чего важного, если не сдержаться и чихнуть слишком сильно, а нечто притаившееся хочет тебя обокрасть. Не то чтобы они с Тетушкой не могли все вернуть, если потребуется, но лучше вовсе ничего не терять.

– Да? – добавила она. – Ты имеешь в виду что-то, имеющее к нам отношение?

– Ну, возможно, – осторожно предположил Джоб: он все еще слегка робел новой семьи своего мастера. – Просто говорят, что иногда, когда фея выходит замуж, вокруг на некоторое время становится больше волшебства.

– Да, я такое слышала, – подтвердила Тетушка. – Предполагается, что это одна из причин, по которым феи выходят замуж реже, чем все остальные. Думаю, поверье основывается именно на этом. Впрочем, это не важно.

– Так это правда? – уточнила Катриона.

– Возможно, – небрежным тоном произнесла Тетушка. – Церковные обряды задевают связь между волшебным и обыденным. Фея, участвующая в каком-нибудь важном ритуале, может привлечь к себе определенное магическое внимание, что на некоторое время нарушает равновесие.