Красная площадь - Смит Мартин Круз - Страница 61
- Предыдущая
- 61/94
- Следующая
Он зажег спичку. Из темноты на свет пламени выплыли стулья, письменный стол и книжные шкафы. Аркадий сбросил с себя одеяло. На письменном столе стоял телефон. Пошарив рукой по столу, он нашел небольшую книжку с адресами и телефонами. Одной рукой он неловко зажег спичку, открыл книжку, нашел запись «Ирина Асанова» и номер телефона рядом. Пламя жгло пальцы. Он погасил спичку и поднял трубку. Извиниться, что разбудил, и сказать, что нужно поговорить? Она уже недвусмысленно дала понять, что ей не о чем с ним говорить. Тем более, если Макс лежит рядом. Аркадий мог бы предостеречь ее. Но каким бы глупым ревнивцем он сейчас выглядел!
Или же, когда она ответит, он мог бы попросить к телефону Макса. Она бы знала, что ему известно, как обстоят дела. Или, если спросит, кто говорит, мог бы произнести имя Борис и посмотреть, как она на это отреагирует.
Аркадий набрал номер, но, когда стал подносить трубку к уху, его запястье оказалось в тисках. Влажные зубы держали руку с телефоном, не давая поднять ее. При малейшей попытке приблизить трубку челюсти сжимались. Он протянул к телефону другую руку – в ответ последовало рычание.
На другом конце линии он услышал характерный двойной гудок.
– Алло? – ответила Ирина.
Аркадий попытался высвободиться из плена – челюсти сжались плотнее.
– Кто говорит? – спросила Ирина.
Лайка висела на руке.
Раздался щелчок, потом гудок.
Как только Аркадий опустил руку, челюсти расслабились. Положил трубку на рычаг, и они разжались вовсе. Он чувствовал, что собака ждет, когда он оставит телефон в покое.
«Спаси меня, – подумал Аркадий. – От самого себя».
Секрет заключался в том, что Стас съедал весь свой дневной рацион за завтраком: печенка, копченая лососина, картофельный салат запивались бесчисленными чашками кофе. У него был видеомагнитофон и огромный для холостяка телевизор.
Манипулируя дистанционным пультом, Аркадий прокручивал видеокассету. При быстрой перемотке вперед на экране мелькали монахи, Мариенплатц, пивная на открытом воздухе, уличное движение, пивной зал, лебеди, опера, праздники урожая, Альпы, снова пивная на воздухе. Стоп. Он перемотал назад и снова начал последний сюжет: солнечные пятна на живой изгороди из жимолости; пчелы над ней; посетители, отяжелевшие после сытного обеда, кроме женщины за одним из столиков. Он остановил пленку в момент, когда она поднимала бокал.
– Никогда ее не видел, – сказал Стас. – Удивительно также, что я никогда не был в этой пивной. А я думал, что побывал во всех.
Экран снова ожил. Женщина подняла бокал выше. Белокурые волосы откинуты назад, на черном кашемире золотая цепочка, темные очки в форме кошачьих глаз придают лицу веселое выражение, красные ногти, красные губы, произносящие по-русски: «Я тебя люблю».
Стас отрицательно потряс головой.
– Я бы ее запомнил.
– На Радио «Свобода»? – спросил Аркадий.
– Вряд ли.
– В окружении Томми?
– Возможно, но я ее никогда не встречал.
Аркадий попробовал подойти с другой стороны.
– Мне бы хотелось посмотреть, где работал Томми.
– «Красный архив»? В следующий раз, если я попытаюсь выписать тебе пропуск, охранники позвонят Майклу. Я не прочь подразнить его, но он просто-напросто прикажет охране не впускать тебя.
– Майкл все время находится на станции?
– Нет. С одиннадцати до двенадцати он играет в теннис в клубе, что через улицу. Но он всюду берет с собой телефон.
– А ты будешь на станции?
– Я буду у себя за столом до полудня. Я же пишу. Превращаю упадок в падение Советского Союза в короткие фразы.
Когда Стас ушел, Аркадий прибрал тахту, вымыл посуду и выгладил белье, которое Федоров вчера запихнул в его сумку. На запястье Аркадия остались синяки, но кажа не была повреждена. Стас видел эти следы, но ничего не сказал. Куда бы Аркадий ни пошел – от дивана к раковине, потом к гладильной доске, – Лайка следовала за ним. Пока что его поведение было для нее приемлемым.
Аркадий прокрутил еще раз кассету. Глядя, как панорамировала камера, он подумал, что это, возможно, не пивная на открытом воздухе, а площадка при ресторане. Внутри обедали, но сильное наружное освещение не позволяло разглядеть что-либо сквозь окна.
Что он о ней знал? Возможно, одно время она была московской «путаной», и звали ее Рита. Может быть, это была странствующая по свету фрау Бенц. Единственным веским доказательством ее существования была эта пленка. На сей раз он заметил, что ее столик накрыт на двоих. У нее была почти театральная внешность. Золотая цепочка явно тевтонского происхождения, а черты лица несомненно русские. Обильная косметика – это тоже, пожалуй, русское. Ему хотелось, чтобы она хотя бы на секунду сняла очки. Ее губы медленно сложились в улыбку и сказали Руди Розену: «Я тебя люблю».
Лайка заскулила, подошла к телевизору и уселась там.
Аркадий перематывал пленку, останавливая каждый второй кадр: отодвигается от своих бокалов; отходит от стола; отворачивается от обедающих; узор из вьющихся стеблей и пчел; тележка со столовым бельем, посудой, графинами для воды; штукатурка; жимолость; окно, в котором отражается человек с камерой, стоящий перед плотной стеной растений. Вопрос: кто снимал? Широкоплечий мужчина в красно-бело-черном свитере. Цвета «Мальборо».
Он прокрутил снова. В солнечном свете поплыли пылинки. Зашевелились пчелы, а посетители вернулись в свое прежнее состояние. Женщина в очках повторяла: «Я тебя люблю».
В коллективном гараже рядом с будкой дежурного стоял «Мерседес» с красным телефоном в салоне. Вспомнив подростков-арабов у гостиницы «Хилтон», Аркадий поднялся по пандусу на следующий этаж, выбрал «БМВ» полегче и сильно его толкнул. Автомобиль сразу ожил – замигали огни, заревела сирена. Он встряхивал «Мерседесы», «Ауди», «Даймлеры» и «Мазератти», пока весь этаж не огласился звуками оркестра автомобильных сирен. Увидев взбегавшего по пандусу дежурного, он бегом спустился по лестнице.
В будке остались компостер, регистрационный журнал, инструменты и длинный нож для открывания запертых машин. Орудовать ножом – это требовало времени, а у Аркадия его не было. Он взял торцовый ключ. Когда разбил окно «Мерседеса», включившаяся сигнализация присоединилась к звучавшему оркестру других сирен, но через пять секунд Аркадий уже выходил с телефоном из гаража.
В Москве он был старшим следователем городской прокуратуры. Менее чем за неделю пребывания на Западе стал вором. Ему вроде бы надо было испытывать чувство вины, он же, напротив, чувствовал прилив бодрости. Даже догадался выключить телефон.
В двенадцатом часу он был у Радио «Свобода». Через улицу за припаркованными машинами и проволочными заборами пряталось здание клуба с внутренним двориком и ступеньками, ведущими к земляным теннисным кортам, где игроки в светлых костюмах прохаживались вдоль задней линии или обменивались кручеными ударами. «Что за восхитительный мир! – подумал Аркадий. – В разгар дня у людей находится свободное время, чтобы натянуть шорты и до хорошего спортивного пота погонять ворсистый мячик». Он заглянул в «Порш» Майкла. Красного радиотелефона – его пластмассового скипетра – там не было.
Майкл был на корте близ клубного домика. На нем были шорты и пуловер. Играл он с ленивой непринужденностью, которая приобретается, если играешь в теннис с пеленок. Его соперник, стоявший спиной к Аркадию, бешено размахивал ракеткой и старался удержать равновесие, словно на батуте. Позади него, и как раз перед глазами Майкла, на столике лежал телефон с полностью выдвинутой антенной. Остальные столы пустовали.
Пока Аркадий примерялся, как подойти к столу, он заметил, что жизнь предлагает свои способы отвлечь внимание. Соперник Майкла отбивал мячи направо и налево, посылал их высоко над головой Майкла к оградительной сетке. Несколько раз начисто промахивался. Иногда запутывался в собственных шортах. Игра, казалось, была не просто неведома ему, а как бы проходила на другой планете с совершенно непохожими законами тяготения.
- Предыдущая
- 61/94
- Следующая
