Орел в небе - Смит Уилбур - Страница 43

• Предыдущая
• 43/72
• Следующая

Сезон еще только начинался, а город уже кишел туристами: у подножия холма стояло множество автобусов.

Сумка Дэвида становилась все тяжелее, и наконец из нее начали вываливаться покупки.

– Теперь хлеб, и на этом все. – Дебра мысленно проглядывала список.

Они спустились с холма под эвкалиптовыми деревьями и отыскали на стене гавани столик под ярко раскрашенным зонтиком.

Сидели, касаясь друг друга, пили холодное пиво, заедая фисташками, не обращая внимания на окружающее, даже когда остальные столики заполнились. Озеро блестело, мягко закругленные холмы казались совсем близкими в ярком свете. Однажды над долиной пронеслась эскадрилья "фантомов", они летели низко, по какому-то загадочному делу, и Дэвид без всякого сожаления посмотрел им вслед.

Когда солнце садилось, они пошли к лодке, и Дэвид помог Дебре спуститься в нее. На стене стояла группа туристов, все они оживленно разговаривали.

Дэвид включил мотор и оттолкнулся от берега, направляясь к выходу из гавани; Дебра сидела рядом с ним, лодка негромко урчала.

Полный краснолицый турист посмотрел на них со стены и, считая, что мотор заглушит его голос, сказал жене:

– Взгляни на этих двоих, Мейвис. Красавица и чудовище, верно?

– Помолчи, Берт. Они могут понять.

– Да ну! Они говорят только на идиш!

Дебра почувствовала, как напрягся Дэвид, как начал отодвигаться от нее, ощутила его гнев и отчаяние; она схватила его и удержала.

– Поехали, Дэвид, дорогой. Не обращай на них внимания.

Но даже в безопасном одиночестве коттеджа Дэвид был молчалив; атмосфера была напряженной.

Ужинали они хлебом, сыром, рыбой и инжиром все в том же драматичном безмолвии. Дебра не могла сообразить, как отвлечь его, заставить забыть легкомысленные слова, которые так глубоко его ранили.

Она без сна лежала рядом с ним. Дэвид вытянулся на спине, не касаясь ее, сжав кулаки. Наконец, не выдержав, она повернулась к нему и стала гладить его лицо, по-прежнему не зная, что сказать. Дэвид нарушил молчание:

– Я хочу уйти от людей. Они нам не нужны. Правда?

– Да, – прошептала она. – Нам они не нужны.

– Есть такое место. Оно называется Джабулани. В глубине африканского вельда, далеко от ближайшего города. Тридцать лет назад отец купил его как охотничий заповедник. Теперь оно принадлежит мне.

– Расскажи мне о нем. – Дебра положила голову ему на грудь. Дэвид начал гладить ее по волосам и заговорил, постепенно успокаиваясь:

– Там широкая равнина, на ней растут леса деревьев мопани и мохобахоба, кое-где – старые баобабы и пальмы фителефас. На полянах – золотистая трава, а листья пальм илала кажутся пальцами нищих. На краю равнины – цепь холмов, издалека они кажутся голубыми, вершины их напоминают башенки волшебного замка, венчающие гранитные стены. Между холмами – ручей, большой, он никогда не пересыхает, и вода в нем чистая и сладкая...

– А что значит Джабулани? – спросила Дебра, когда он кончил описывать местность.

– Место радости, – ответил Дэвид.

– Я хочу отправиться туда с тобой.

– А как же Израиль? Разве ты не будешь скучать по нему?

– Нет. – Она покачала головой. – Видишь ли, я заберу его с собой – в своем сердце.

Элла поехала с ними в Иерусалим, заполнив заднее сиденье "мерседеса". Она поможет Дебре отобрать мебель, которую они увезут с собой, присмотрит за упаковкой и отправкой. Остальное реализует. Арон Коган продаст квартиру. Дэвиду и Дебре взгрустнулось при мысли о чужих людях, которые поселятся в ней.

Дэвид оставил женщин хлопотать, поехал в Эйн Карем и остановил "мерседес" у железных ворот в стене сада.

Бриг ждал его в мрачной пустой комнате, выходящей в сад. Когда Дэвид поздоровался, Бриг холодно взглянул на него, в его лице не было ни тепла, ни жалости.

– Ты пришел ко мне с кровью моего сына на руках, – произнес он, и Дэвид оцепенел.

Через несколько мгновений Бриг указал на высокий стул у дальней стены, Дэвид быстро пересек комнату и сел.

– Если бы ты сам так не пострадал, я бы призвал тебя к ответу, – сказал Бриг. – Но ненависть и месть опустошают – как ты уже понял.

Дэвид опустил взгляд.

– Я не поддамся ненависти, хотя мое сердце требует мести, потому что не хочу, чтобы ты испытывал такие же чувства. Ты неистов и молод. Неистовство – радость глупцов и последнее средство разумного человека. Единственное твое оправдание – молодость. Ты злоупотребил данной тебе властью, погубил моего сына и привел мою страну на грань войны. – Бриг встал из-за стола, подошел к окну и посмотрел в сад.

Они помолчали.

Бриг поглаживал усы, вспоминая сына. Наконец он тяжело вздохнул и отвернулся от окна.

– Зачем ты пришел ко мне? – спросил он.

– Я хочу жениться на вашей дочери, сэр.

– Ты просишь ее руки... или ставишь меня в известность? – Бриг, не дожидаясь ответа, вернулся к своему столу и сел. – Если ты злоупотребишь и этим, если причинишь ей боль и страдания, я отыщу тебя. Будь уверен.

Дэвид встал и надел на изуродованную голову шляпу, опустив поля.

– Мы хотим, чтобы вы присутствовали на бракосочетании. Дебра особенно просит об этом – вас и свою мать.

Бриг кивнул.

– Передай ей, что мы будем.

Синагога Иерусалимского университета – сверкающее белое здание, построенное в форме шатра кочевника, с теми же волнообразными линиями и поверхностями.

Багряник стоял в полном цвету. Людей собралось больше, чем ожидалось: кроме членов семьи присутствовали коллеги Дебры, Роберт и еще кое-кто из летчиков эскадрильи, Элла Кадеш, доктор Эдельман, моложавый глазной хирург, лечивший Дебру, Арон Коган и с десяток других.

После простой церемонии все прошли в одно из помещений университета, снятое Дэвидом. Сидели тихо, почти не смеялись и не разговаривали. Пилотам из эскадрильи Дэвида вскоре пришла пора возвращаться на базу, и с их уходом всякая претензия на веселье исчезла.

Мать Дебры все еще не оправилась полностью, и перспектива отъезда дочери заставляла ее непрерывно плакать. Дебра безуспешно пыталась утешить ее.

Перед уходом доктор Эдельман отвел Дэвида в сторону.

– Следите за любыми признаками атрофии глаз, за помутнением, краснотой – любыми жалобами на резь, головную боль...

– Прослежу.

– При любом сомнении, сколь бы тривиальным оно вам ни показалось, пишите мне.

– Спасибо, доктор.

Они обменялись рукопожатиями.

– Удачи вам в вашей новой жизни, – сказал Эдельман.

Дебра проявляла железную волю, но в конце концов сдалась и она, и в аэропорту, у барьера, отделяющего зал отлета, все три женщины – Дебра, ее мать и Элла Кадеш – одновременно не сдержались, вцепились друг в друга и расплакались.

Дэвид и Бриг, чувствуя себя неловко, стояли рядом, стараясь показать, что не имеют отношения к плачущим. Наконец уведомление о начале посадки дало им возможность пожать друг другу руки, Дэвид взял Дебру за руку и мягко увел ее.

Они, не оглядываясь, поднялись по трапу в ожидающий "боинг". Огромный самолет взлетел и повернул на юг, и, как всегда, ощущение полета успокоило Дэвида: все напряжение, все заботы последних дней остались внизу и позади, он почувствовал прилив бодрости, волнение предвкушения.

Он сжал руку Дебры.

– Здравствуй, Морган, – сказал он, и она повернулась к нему и улыбнулась счастливо – и слепо.

Прежде чем они смогли сбежать на север, в свое укрытие в Джабулани, пришлось провести несколько дней в Кейптауне.

Дэвид снял номер в отеле "Маунт Нельсон" и там решал вопросы, накопившиеся за время его отсутствия.

Управляющие его фондами потребовали десять дней и провели это время в гостиной их номера за документами и счетами.

За два года его доходы многократно превысили расходы, и неиспользованную их часть следовало инвестировать. Вдобавок вскоре ему открывался доступ к третьему фонду, и необходимо было выполнить некоторые формальности.

• Предыдущая
• 43/72
• Следующая