Неотразимая герцогиня - Смолл Бертрис - Страница 56

• Предыдущая
• 56/82
• Следующая

— Ну и характер! — пожаловался он. — Должно быть, вам нелегко пришлось от ее язычка! Представляю, как она вас донимала!

— У ее светлости доброе сердце и прекрасная душа, — сухо возразил дворецкий, считавший камердинера наглым малым, не стоящим внимания. — Если она и пожурила вас, значит, по заслугам. Насколько я понял, герцог вернулся домой простуженным. Очевидно, вы отпустили его из дому легко одетым. Вам лучше держаться за свое место, Хокинс. Если не можете как следует услужить его светлости, всегда найдутся те, кто будет рад вас заменить.

— Крепкий орешек этот старый ястреб, верно? — услышал Хокинс. И, обернувшись, оказался лицом к лицу с Онор.

— Всего за пять минут я успел получить два нагоняя, — мрачно заметил Хокинс. — Для девчонки довольно низкого происхождения твоя хозяйка — настоящая фурия!

— Придержи язык, Хокинс! — взорвалась Онор. — Не желаю слушать гадости о моей госпоже! Кроме того, ты не выполнил своего долга!

— Но его светлость терпеть не может фланелевых подштанников, — упрямо возразил Хокинс, — и не силой же мне их на него надевать! Я его камердинер, а не матушка!

— У тебя приказ миледи, — напомнила Онор. — Герцог послушается, если ты скажешь, что это она велела. Он безумно ее любит.

— А я бы рад полюбить тебя, — хитро прищурился Хокине.

— Когда хозяева будут тобой довольны, тогда и увидим.

Может, я позволю тебе пройтись со мной.

— Насчет пройтись сказано не было, — возразил Хокинс.

— В таком случае никакой любви. Я порядочная девушка, Хокинс, и тебе лучше сразу это понять, — фыркнула Онор и, вызывающе взмахнув юбками, удалилась.

Аллегра тем временем написала Юнис и Кэролайн, отправила записку с лакеем и вернулась в спальню, где изнывал ее муж. Принесли ужин. Кухарка выполнила приказание герцогини, поэтому на подносе стоял густой наваристый суп, которым Аллегра собственноручно накормила мужа с ложечки. Кроме того, она уговорила его съесть грудку каплуна с маслом и хлебом, а на десерт — нежный яичный крем, любимое блюдо герцога. Только потом она поужинала сама за маленьким столиком. Куинтон, потягивая портвейн, не сводил с жены глаз.

Вошедший лакей унес пустые тарелки, и Онор помогла хозяйке приготовиться ко сну. Приняв ванну и надев ночную рубашку и чепчик, Аллегра отпустила горничную, завернулась в кружевную шаль и села у огня.

— Иди ко мне, — позвал герцог.

— Подожди.

— Почему ты сидишь у камина? — допытывался он.

— Чтобы спокойно и без помех помолиться, — объяснила она. — Я всегда молюсь по утрам и вечерам.

— Но кто тебя научил? — удивился он. — Ведь у тебя не было матери!

— Отец. Сказал, что когда-нибудь у меня будут собственные дети и моя обязанность — научить их просить милости у Создателя. А разве твоя мама не сделала того же самого перед смертью?

— Я едва ее помню, а Джордж тогда был слишком мал, — отозвался герцог.

Последующие несколько минут тишину нарушало только потрескивание поленьев. Наконец Аллегра встала и, задув свечи, легла рядом с мужем.

— Ну вот, — прошептала она, прижимаясь к нему.

— О чем ты молилась? — не выдержал он.

— О нас. О тебе. О детях. Мы должны лучше стараться, Куинтон, чтобы зачать ребенка.

— Мадам, я более чем счастлив ответить на ваши молитвы, — с шутливой серьезностью объявил он.

— Не богохульствуй, — хихикнула Аллегра и только собралась было прочесть ему нотацию, как он закрыл ей рот поцелуем. — О, Куинтон, — вздохнула она, исступленно целуя его в ответ.

Сирень. Она всегда благоухала сиренью, и это пьянило его. Он нежно провел ладонью по ее щеке.

— Почему я был так уверен, что не полюблю тебя, Аллегра? Как я мог не любить тебя, дорогая? Ты стала главным в моей жизни. Смыслом моего существования. Я не смог бы без тебя жить.

Он снова завладел ее губами и почувствовал, как она тает в его объятиях. Его пальцы распустили бант на ее рубашке, теплая рука скользнула под батист и сжала маленькую грудь.

Под его ладонью тревожно билось ее сердце.

Аллегра закрыла глаза. О, она любит его, любит, но, когда пытается выразить свои чувства словами, язык отказывается ей повиноваться. Как-то раз ей удалось сказать Куинтону о своей любви. Но как высказать все, что лежит на душе? Ах, ну почему мысли так путаются?

Он не может жить без нее? Это она не может жить без него, не в силах представить, что Куинтона вдруг не будет рядом!

Блаженно вздохнув, она сосредоточилась на тех восхитительных ощущениях, которые пробуждал в ней муж.

Каждым движением, каждой лаской она давала понять, что хочет большего и ей нравится все, что он с ней делает. Она на мгновение вырвалась из его объятий, чтобы сбросить чепец и рубашку, и снова легла на подушки, призывая его манящим взглядом.

Он ответил тем же, отшвырнув свою рубашку. Потом наклонился, чтобы поцеловать ее соблазнительную грудь, и долго ласкал губами ее соски. Она билась и что-то несвязно бормотала, воспламеняя его страсть, пока он вдруг не понял, чего именно хочет от нее в эту ночь. Того, что он никогда не осмеливался сделать до этой минуты. Но сегодня его терзала потребность посвятить ее еще в одну тайну чувственного безумия. Подняв голову от ее молочно-белой груди, он тихо попросил:

— Только не бойся, Аллегра. Только не бойся.

Голова его снова опустилась. Он стал осыпать поцелуями ее тело, медленно и страстно. Аллегра мурлыкала от удовольствия.

Он спускался все ниже, сжимая ладонью пухлый венерин холмик и ощущая мягкие темные волосы. Наконец, раскрыв сомкнутые лепестки ее плоти, он дотронулся до крошечного бугорка, и Аллегра, самозабвенно извиваясь, забыла обо всем. Ощутив, что она истекает влагой, он удвоил старания и остановился, только когда услышал гортанные стоны. Она и опомниться не успела, как его голова оказалась между ее разведенных бедер.

— Куинтон?! — ахнула она.

— Я же просил тебя не бояться, Аллегра, — взмолился он и, подавшись вперед, стал ласкать языком набухшую горошину, Ее напрягшееся тело судорожно выгнулось, но Куинтон держал жену крепко, и Аллегра поняла, что попала в сладостный плен. Сначала она возмутилась. Никогда, даже в самых безумных фантазиях, она не представляла такое… И все же наслаждение было необычайно острым! О да! Ей нравится.

Безумно нравится!

Она трепетала от предвкушения. Крохотная частичка ее тела, о существовании которой она не подозревала, пульсировала, исходя жемчужными каплями, пока Аллегра не распалась на сотни сверкающих осколков, осыпавших ее брызгами экстатического удовольствия и оставивших без сил и движения.

— О, пожалуйста… — беспомощно пробормотала она.

Куинтон приподнялся, подмял под себя ее трепещущее тело и медленно вошел в тугие, истекающие любовным зельем ножны.

— Боже, Аллегра, я так отчаянно хочу тебя, — выдавил он.

Неумолимо-твердый меч вонзался в нее, и она отвечала на каждый его выпад, каждый удар всем своим существом.

Стенки ее грота сомкнулись вокруг него в попытке удержать.

— Не останавливайся, — бормотала она, — не останавливайся… я умираю от желания… Как сладостно! — вскрикнула Аллегра, когда они вместе достигли нирваны.

— Ах, моя великолепная ведьма, ты выпила меня до дна, — признался герцог, когда его кипящее семя излилось в нее и они напоследок сжали друг друга в объятиях.

Они долго лежали среди измятых простыней и скомканных одеял, пока дыхание немного не успокоилось. И тут герцог чихнул!

— О Боже! — воскликнула Аллегра. Она сползла с кровати и схватила с пола его сорочку. — Немедленно надень, Куинтон, пока я не убила тебя своей любовью! — Она быстро натянула ее на мужа. Он, смеясь, подчинился. — Что тут забавного? — обиделась она, снова ложась и укутывая его одеялом.

— Я так чертовски счастлив, — признался он. — Год назад, когда мы четверо решили найти себе жен и наконец остепениться, я никогда не предполагал… да что там, даже надеяться не смел на такое чудо! И все это ты подарила мне, сердце мое.

• Предыдущая
• 56/82
• Следующая