Слепой секундант - Плещеева Дарья - Страница 30
- Предыдущая
- 30/94
- Следующая
— Вот только Гатчины в этом деле и недоставало! — воскликнул Мельник.
— Я точно так же подумал.
— Этак может образоваться такая гнусная интрига… Знаете ли что, сударь? — спросил Мельник. — Когда в это смутное дело замешалась Гатчина, то я, пожалуй, отойду в сторонку. Сколько за мной осталось долга покойному господину Акиньшину — отработаю. А в большой политике мне делать нечего. Туда полезешь — как раз на допрос к господину Шешковскому угодишь…
— Погодите, сударь! — прервал отставного полицейского Андрей. — Ведь более оснований полагать, что сию интригу ведут федосеевцы!
— Одно другому не помеха. И федосеевцы могут иметь свои тайные уговоры с «малым двором». Государыня не вечна — а раскольникам и старообрядцам нужны все новые и новые поблажки. Коли есть надежда, что великий князь Павел Петрович будет к ним милостив… понимаете, какой узел тут мог завязаться? Лучше его и вовсе не распутывать. Не наше дело.
— Он правду говорит, — сказал Еремей.
Андрей ничего не ответил.
Отношения «большого двора», двора государыни, и «малого двора», двора ее сына, великого князя Павла Петровича, были под прицелом всех иностранных послов, всех имеющих хоть малое отношение к политике людей. Да и простой обыватель мог посудачить о том, что царица держит взрослого сына вдали от государственных дел, хотя по всем божеским законам ему бы на троне сидеть, а ей — отдыхать от треволнений бурной молодости.
В свое время, более двадцати лет назад, государыня купила мызу Гатчина, чтобы подарить своему фавориту, Григорию Орлову. Когда Орлов скончался — выкупила это наследство у его братьев и подарила сыну. А сын взялся перестраивать Гатчину на свой лад — объявив ее своей резиденцией, превратил в военный лагерь. Она обросла рвами и бастионами, на бастионах встали пушки. Это было не совсем игрой великовозрастного наследника в солдатики — он словно к чему-то готовил себя. И многим господам, по праву рождения и чину имеющим основания являться ко двору, пришлось сделать выбор, с кем они — с матерью или с сыном.
Вокруг Павла собирались понемногу его сторонники, а что они замышляли, кто из иностранных монархов был на их стороне, да не получали ли они откуда-то крупных сумм помимо тех, что полагались на содержание «малого двора» от государыни, — было основательной головной болью начальника Тайной экспедиции Степана Ивановича Шешковского. Слухи и замыслы переплетались самым причудливым образом, вокруг Гатчины околачивались и дальновидные честолюбцы, и отъявленные авантюристы, так что городок уже почти соответствовал поговорке о ловле рыбки в мутной водице.
Конечно, ежемесячные тридцать рублей от доктора Граве не могли повлиять на европейскую политику, но мусью Аноним очень многих обложил данью — и речь, возможно, шла о тысячах, о десятках тысяч рублей. Осторожность Мельника имела все основания.
— Андрей Ильич, — позвал дядька, когда молчание питомца затянулось. — Что делать будем?
— Вот что, — чуть ли не пять минут спустя ответил Андрей. — Первое: в счет денег, полученных господином Мельником от господина Акиньшина, пусть господин Мельник поищет следов графа Венецкого. Ежели удастся — никаких претензий к господину Мельнику нет.
— Жаль… Этот господин бы нам очень пригодился, — Еремей вздохнул.
— Вы, сударь, молоды, — сказал Мельник, — и не представляете, куда суетесь. Я помогу отыскать графа Венецкого, но хочу предупредить… Я стар и всякое повидал… Поверьте мне, плохо кончает тот, кто пытается влезть между молотом и наковальней.
И тут встрял Фофаня:
— А помощь Божья на что?! — сердито спросил он.
— Ты бы уж молчал, мародер, — был ответ. — Вот тоже проповедник сыскался!
— Второе, — спокойным голосом продолжал Андрей. — Хотя опыт и знания господина Мельника нам были бы полезны, но принуждать его не станем. Когда господин Мельник найдет убежище князя Венецкого, а коли повезет, и крепостной девки Дуни, он оставит письмо на имя капитана Соломина на постоялом дворе Семена Моисеева. Еремей Павлович, объясни ему, где тот двор. Вот и все.
— Нет, не все, сударь, — возразил Мельник. — Сейчас я начерчу план местности у богадельни и опишу все тамошние ходы и выходы. Вы ведь постараетесь выследить Демьяна, когда он понесет в богадельню корзинку с данью?
— Постараемся.
Мельник сел за работу. Чертил он ловко, все на его картинках было понятно. Напоследок он добавил:
— Неподалеку от дома Коростелевых есть трактир. Трактиришко жалкий, но зовется громко — «Город Мадрит». Там служит парнишка, звать Кузьмой. У него шашни с Фроськой, горничной госпожи Коростелевой. Он мне уже помог выследить Демьяна — при помощи Фроськи. Обратитесь к нему, скажите — дядя Иван послал, что пасочницы режет, он поймет. И от души прошу, ежели связь федосеевцев с Гатчиной обозначится совсем явно, отступите! Не позор отступить, когда противник настолько силен.
— Мы примем это к сведению, — холодно сказал Андрей. — Прошу простить за доставленные неудобства.
— Чертова ищейка! — воскликнул Фофаня, когда Мельник ушел. — Чтоб ему на Масленицу блином подавиться!
— Ничего. И без него справимся. Афанасий!
Афанасий все это время сидел в углу и молчал. Услышав свое имя, он поднялся и медленно подошел к столу.
— Ты сам слышал — дело выходит опасное. Если тебе есть где укрыться — я тебя не держу. Если негде — живи тут, сколько получится, — сказал ему Андрей. — Будешь на хозяйстве. Никуда тебя посылать не станем.
— Да куда его, труса, посылать-то? — спросил Фофаня. — От страха на полпути помрет. Страх должен быть один — божий!
— То-то ты, молодцам в лавке попавшись, босиком по снегу улепетывал, — напомнил Андрей. — Это у тебя Божий страх был — или страх ядреного кулака?.. Афанасий, я тебя ни в чем не виню — ты уже заслужил право мирно жить по-стариковски. Считай, что твой покойный барин мне тебя поручил. Я тебя не брошу.
— Андрей Ильич, — ответил на это Афанасий. — Дайте денег, сколь на дорогу надобно.
— Куда собрался?
— В Тверь.
— Хорошо. Все равно ехать в Гатчину, — вздохнул Андрей, — и узнавать про Решетникова и Вяльцева некому. Как бы ни казалось важным, отложим это до лучших времен… Еремей Павлович, стало быть, теперь богадельня. Расставь на столе солонку и что там еще имеется. Хочу понять всю эту географию… Хотя «на что география, когда есть извозчик»?
Еремей, бывавший с питомцем в театре и до слез хохотавший на комедии «Недоросль», шутку оценил, а Фофаня с Афанасием очень удивились смеху слепого барина и его дядьки.
Наутро собрали в дорогу Афанасия. Пришлось бегать к попу — доставать из сундуков разное имущество, включая порты, сменную рубаху, шерстяные чулки. Фофаня, которого не пускали в церковь из опасения, что сбежит, устроил перед образом своего небесного покровителя целый молебен — о благополучном путешествии. Потом Тимошка повез Афанасия к Московскому тракту — ждать обратного обоза. Вернувшись, он был уложен отсыпаться после бурной ночи.
— Еремей Павлович, вечером поедешь к Гостиному двору, отыщешь своего кривого знакомца, — сказал Андрей. — Мы молодцам хорошо заплатили за Граве, наверно, они не откажутся вдругорядь нам послужить. Растолкуй, что все делается для блага Афанасия.
— А коли спросят, где он?
— Скажи правду — уехал в безопасное место, в Тверь. А потом двинем в «Город Мадрит», искать Кузьму. Видно, доктор прав — сам я Дон Кишот из Ла-Манхи, и спасение мне придет из Мадрита. Осталось заговорить по-гишпански…
Странное состояние Андреевой души, пожалуй, определялось фатализмом. Мельник верно определил — гоняясь за мусью Анонимом, можно было нащупать такую тайну «малого двора», что добром бы не кончилось. Однако Андрей решил продолжать свой розыск — решил так, как если бы у него под началом имелось целое войско. Что-то ему подсказывало: в нужную минуту придет подмога, сами собой явятся деньги, найдутся верные люди. Он знал, что многие столичные жители боятся выступить против вымогателей, потому что их совесть нечиста. Стало быть, пришла пора явиться человеку с чистой совестью — только он может решить сию задачу.
- Предыдущая
- 30/94
- Следующая
