Слепой секундант - Плещеева Дарья - Страница 46

• Предыдущая
• 46/94
• Следующая

— Так, — сказал Венецкий. — Им удалось затеять скандал.

— Я дал слово найти их и покарать.

Венецкий уставился на Андрея круглыми глазами:

— Вы, Соломин?..

— Я.

— Невозможно.

— Ты не знаешь его! — воскликнула Маша.

— Сперва и мне казалось — невозможно. Однако стоило начать, как у меня появились друзья, которые помогают как умеют. Венецкий, вы можете увезти Машу, я дурного слова не скажу — она вас выбрала. А можете остаться тут и помочь нам проучить злодеев, опозоривших вашу жену. И восстановить ее доброе имя! — это прозвучало очень жестко. Лицо Андрея было неподвижным, высокомерным, подбородок — задран, взгляд, если бы снять черную повязку, — свысока.

— Отпусти ты их с богом, сударик мой, — вмешался Еремей. — Да и Дуняшку пусть забирают. Какой с них теперь прок? Тебе ж на душе будет покойнее, когда Маша и Дуняшка окажутся в полной безопасности. Выследим злодеев — тогда его сиятельство их и привезет, чтобы опознали. Да и Афанасия неплохо бы с ними отправить — проку от деда никакого, а беспокойся за него…

— Мой Еремей Павлович совершенно прав. Увозите их, Венецкий, так будет разумнее всего.

Новоявленный супруг вывернул шею, стараясь заглянуть в лицо своей юной супруги, приникшей к его плечу, и прочитать на нем «да». Однако Маша, став законной женой, как-то сразу обрела власть над нерешительным мужем.

— Нет, мой друг, нет, нет! Мы никуда не поедем. Мы останемся тут и будем вместе с Андреем… с Андреем Ильичом! И ты, мой друг, — тоже! Он меня спас, он мне теперь — как брат родной, даже более! Мы должны быть все вместе… иначе — не по-божески, не по-христиански! И мы никуда не едем!

— Ишь ты… — прошептал удивленный Еремей.

— Маша, я прошу тебя, — начал было Андрей.

— Нет, нет. Андрей Ильич, ты сказал, что моя судьба должна была стать кому-то уроком. Мы поедем к госпоже Венецкой, она знает все сплетни о знатных господах и госпожах! Она лучше всякой свахи скажет, где какая свадьба слаживается или разлаживается.

— Ох и обрадуется госпожа Венецкая, — заметил Еремей. — Его сиятельству придется потрудиться, чтобы эта дама согласилась сношеньку хоть в гостиной принять, то-то крика будет, то-то обмороков, то-то нюхательной соли изведут!

Андрей усмехнулся — это дядьке вспомнилось житье в доме безумных теток.

— Погоди, Соломин. Я, кажись, и без матушкиных сплетен знаю, кто тебе требуется, — вдруг сказал Венецкий.

— Так что же? — пришел на помощь Андрей.

— Из-за дуэли мне лучше было на время исчезнуть из столицы, так матушка выдумала. До поры. И она меня отправила с кузиной, с Поздняковой, в Москву. Сопровождать. Я еще сильно удивлялся — кузину в Москву везли с таким эскортом, словно на нее полк янычар мог напасть. Ехали целым обозом, а вооруженные дворовые верхами вокруг… Меня поставили ими командовать. Мы с кузиной… Впрочем, какая она мне кузина? Покойного батюшки сводного брата первой жены дочка! Я и не знал ее совсем — так, в гостиных да на балах раскланивались. Потому и не расспрашивал. Но только дворовым-то ртов не заткнешь. Сказывали, должна была через три недели венчаться, и вдруг ни с того ни с сего уезжает. Вот я теперь и думаю — не ее ли вспугнули?

— Госпожа Позднякова? — переспросил Андрей. — Не полковника Позднякова ли дочь?

— Она самая. Приданое богатейшее — ей отцовская родня много чего завещала. И деревни, и души, и алмазы, каких у самой государыни нет. Но родня не знатная, не чиновная, а хотели жениха с титулом. И сыскали — князя Копьева. Немолод — сорок ему, поди. Да род знатный, кузина тут же и ко двору была бы представлена.

— А она точно желала замуж за такого старца? — спросила Маша.

— Хотела, они поладили. Всю дорогу до Москвы рыдала бедняжка. Вот я и думаю — может, у нее та же беда? — спросил Венецкий.

— Значит, и к ней французского подлеца подсылали, — сделал вывод Андрей. — Изловлю его — уши обкарнаю, чтобы вперед не смел чудесить.

— Мы все вместе ею изловим, — вмешалась Маша. — Стыд вспомнить, какая я была дура. Если бы не ты, Андрей Ильич… Ах, во всю жизнь я с тобой за твое добро не рассчитаюсь!

— И незачем. Ты Гришина сестра — этого довольно.

Тут следовало бы спросить: «А кто же тебя, голубушку, вывел из Воскресенской обители, кто спрятал в Гатчине?» Но Андрей не желал делать такие вопросы при графе, это означало бы — с первых минут супружеской жизни поссорить мужа и жену навеки. Он положил себе расспросить Машу при первом удобном случае и понять, что означал тот побег в Гатчину с людьми, не достойными доверия.

Венецкий опустил голову. Постояв в тягостных раздумьях, он выпрямился, отстранил жену и шагнул к Андрею:

— Соломин, ты можешь простить меня за ту дуэль? Я твой нрав уже понял, прощать ты не любишь… Да ты ж был секундантом! Ты ж видел все, слышал! Ну, куда мне было деваться? Бежать? Я дворянин, мне от поединка бегать стыдно!

— Оправдываешься?

— Да!

— Незачем.

— Андрей Ильич, я же его простила! — вмешалась Маша. — Мне Еремей Павлович все рассказал — и что рана была нечаянная, и что Гриша сам все затеял… Андрей Ильич! Неужто мы позволим злодеям всех нас перессорить?

— И то… — буркнул Еремей.

Андрей вздохнул:

— Бог тебе судья, Венецкий. Хоть Маша мне и не прямая родня — а Гриша покойный был как младший брат… Бог с тобой. Считай, породнились. А теперь слушай. Надобно узнать про твою кузину — точно ли свадьба разладилась, или у родни хватило ума, сперва спрятав девушку от вымогателей, потом тайно привезти ее и в тот же день повенчать с князем, чтобы потом злодеи с их письмами были бессильны.

— Мне не скажут, — жалобно отвечал Венецкий. — Кто я им? Седьмая вода на киселе.

— А ты вызнай. У тебя в дворне наверняка есть присяжный пролаз и плут — его подошли. Или нет своего Скапена?

— Есть Скапен, Лукашкой зовут. Да только матушка его терпеть не может, а в доме все по ее слову делается. Да у нее, чем ближе Великий пост, тем более праведности во всем хозяйстве. В прошлом году вообще запретила комнатным девкам и даже кухонным во весь пост с мужчинами разговаривать. А уж какую сиротку подобрала, чтобы покровительствовать, — это впору самой государыне рассказать, чтобы комедию о той сиротке сочинила. Насилу потом выставили.

— А что, сиротка эта у барыни, небось, не первая? — вдруг спросил Еремей.

— Да вечно матушка подберет бесприданницу, а потом ей по всем губерниям жениха ищет.

— Андрей Ильич, а ведь у нас как раз сиротка имеется… — продолжать Еремей не стал.

— И точно — сиротка! — поймав мысль на лету, согласился Андрей.

Даже если бы он вдруг прозрел и смог переглянуться с дядькой — и тогда бы лучше не прочитал его замысла: чересчур посвящать Венецкого во все дела, пожалуй, не стоит, потому что воспитание, затеянное Машей, только-только началось, а воспользоваться его подсказкой можно и необходимо. Во-первых, узнать подробности о кузине Поздняковой. Во-вторых, попытаться раздобыть письма, которые Маша писала соблазнителю; надо думать, подлинные, но среди них должно оказаться одно или пара поддельных, о незаконнорожденном ребенке. Может статься, это вранье даст ключ к поискам маркиза де Пурсоньяка. Есть еще и третье. Если неизвестные вымогатели пытались убить Дуняшку, видевшую соблазнителя, и лишь чудом не дотянулись до Маши, то как бы они не попытались расправиться с Гиацинтой. А искать ее в особняке Венецких враг точно не додумается, да оно и опасно — там дворни под двести душ, есть кому защитить.

— Ну так самое время ее матушке предъявить, — сказал Венецкий. — Да только матушка все еще на меня злится…

— А вам и не придется. Есть другой человек, который охотно исполнит сию комиссию. И вы его знаете. Это доктор Граве. Матушка ваша ему доверяет, надеется, что он и впредь будет хранить ее дамские секреты, и ежели он попросит ее, знатную особу, о милосердии…

Граф вздохнул с облегчением.

Уговорились, как держать связь: не через Граве, чтобы вымогатели случайно чего не пронюхали, а через мадам Бонно, хозяйку модной лавки. Эта мадам была такая же француженка, как Граве — немец, и точно так же происходила из крепостного сословия. В задних комнатах ее лавки был заведен целый дом свиданий, и человек в ливрее, прибежавший с записочкой, или кучер становились явлением обыкновенным.

• Предыдущая
• 46/94
• Следующая