Слепой секундант - Плещеева Дарья - Страница 77

• Предыдущая
• 77/94
• Следующая

— Вернулась откуда-то в мужском платье, — доложил Скапен-Лукашка. Сам он был в коротковатой женской шубейке, в юбке, голова замотана платком, при себе — корзинки с клюквой.

Ванюшку, который исправно сопроводил Дедку от гринмановского дома до Рогачева переулка, тоже обрядили бабой по случаю безбородой физиономии — конфетницей: конфетницы с лотками и в пост по дворам ходят.

Военная операция по добыванию грешника Фофани заняла еще два дня. За это время убедились, что Евгения держит под присмотром особняк Копьева и дом Поздняковой. Кроме того, она отправила верхового куда-то в сторону Екатерингофа, догонять его было несподручно. Затем она поздно вечером посетила Василису и пробыла у нее с полчаса.

— Что-то затевается, — сказал Андрей Венецкому за ужином, который случился чуть ли не в полночь. — Фофаню из дому выпускают лишь на несколько минут — и с крыльца за ним следят. Еремей этого человека опознал — беглый Селифашка, черти б его побрали. Нужник стоит как раз у забора, за забором дровяной сарай. Твои молодцы ночью залезли в сарай и разобрали заднюю стенку, смеялись — поленницы пришлось перекладывать. И доски в заборе расшевелили. Так что явилась возможность потолковать с рабом Божьим. Там бабы держат кур и по ночам петухи орут, значит, есть примета…

— Какая примета?

— С третьими петухами Фофане приспичит в нужник. Он заорет — живот-де схватило. И побежит. Селифашка, что его стережет, будет заспанный, да и темно на дворе. А Фофаня мимо нужника — за него, а там его у дыры встретят. А за воротами ждет мой Тимошка с возком.

— Утащат, как солдаты — девку! — Венецкий засмеялся. — И куда потом?

— К Валеру. Валер очень хотел быть полезен — ну так пусть слушает Фофанины причитания. Я его уж предупредил: рыдать-то Фофаня от благодарности станет непременно, а ручонки-то блудливые. Теперь все зависит от того, какие новости расскажет Фофаня.

Утром Валер доложил приехавшему Андрею: сокровище привезли, оно доподлинно рыдало, ползало на коленях, жалось к теплой печке и возглашало благодарственные псалмы, которых, оказывается, помнило наизусть с десяток. Потом Фофаня угомонился на кухне у плиты, попросив приставить к себе караул.

Через минуту Фофаня уже стоял на коленях перед Андреем и взывал о прощении.

— Сволочь я последняя и сукин сын!.. А сбитенник на подоконник кто поставил? — риторически вопрошал он. — И они, нехристи, знают, что сволочь я и сущий иуда! Удавить грозились! А я-то сбитенник — хвать, и на подоконник!

— Да понял я уже, понял, что ты подвиг совершил, — прервал его Андрей. — Теперь утри нос и отвечай на вопросы.

Ответы были таковы, что Андрей крепко чесал в затылке.

Фофаня оказался прав — Аввакум Клушин, который на самом деле — Парамошка Гвоздь, был изгнан Дедкой с Сенного рынка за такие дела, что и среди мошенников числятся дурными, и исхитрился часть собираемой вымогателями дани перевести на себя, но воспользоваться золотом не успел. Ущерб же из-за него главный вымогатель понес немалый.

После того, как по приказу молодчики Дедки пытались уничтожить Андрея, но в итоге потеряли троих человек убитыми и самого Дедку в придачу, Василиса забеспокоилась не на шутку. Неведомый господин, через Евгению оплачивавший услуги мошенников с Сенного рынка, платил хорошо — терять такой кусок хлеба совершенно не хотелось. А у Василисы росли две дочери, она их прятала в Торжке, хотела со временем хорошо отдать замуж и копила деньги на покупку жилья. Дочерей содержи, денежки откладывай, квартальному надзирателю и частному приставу делай подарки… Молодцы тоже просто так служить не станут — миновали времена, когда Василиса могла одними обещаниями нежной страсти отделываться.

Василиса подумала-подумала да и подняла ночью в комнате, где жила с Дедкой, половицы. Там был припрятан ларчик с имуществом сомнительного происхождения. Мало какой скупщик краденого добра возьмет золотую фигурную цепь от ордена Андрея Первозванного, потому что понятно — хозяин с нею не по доброй воле расстался, и продавать ее в столице — значит накликать на свою голову большие беды; были и иные приметные вещицы. Василиса изготовила узелок, в который увязала ценные побрякушки, и этим узелком поклонилась Евгении. Та приняла — и уговорились, что все поручения будет исполнять Василиса, тем более что исполнять нужно срочно, а Дедку — считать жителем того света и более не ждать. Евгения к тому же озлилась на Дедку из-за истории с федосеевской богадельней.

— Значит, с Поздняковой будет разбираться Василиса… Тебе диктовали для нее послание? — спросил Андрей.

— Диктовали…

— Припомнить можешь?

— Последний срок — Великая суббота. В церквах будет полно народу, барыне велено с ларцом, увязанным в платок, быть у Казанской, возле канунника. К ней в толпе подойдут и узел заберут…

— Сама Василиса, что ли?

— Да господи, откуда мне знать?!

— А как ей письма вернут?

— Того я не понял…

— Может, Евгения узел заберет? Для того наконец дамой одевшись?.. А что в ларце?

— Это я знаю! Велено камни из парюр[21] выковырять, а перстни — с камнями класть, места займет мало, а стоит — как целый дворец… У Василисы список был — какие у барыни есть богатые украшения. А камушки-то продать нетрудно, любой ювелир возьмет и родословия не спросит…

— Казанская, выходит… И все события — на дамской стороне храма… Черт возьми!

Женщин у Андрея в распоряжении почитай что и не было. Маша, при всей неожиданной силе характера, — хрупка, мала ростом, нечего ей делать в толпе. Дуняшка — крепостная, ее легко испугать. Оставалась Гиацинта. Ну, этой только дай волю! Статная, голосистая, норовистая — и к тому же какая замечательная роль!

— Господин Валер! — позвал он.

Валер явился на зов, и Андрей вкратце передал ему суть дела.

— Есть вероятность, что Позднякова откажется платить, — сказал Соломин. — Но Василиса не дура и может сказать Поздняковой, что все знает о готовящейся свадьбе… Я полагаю, у нас есть один шанс действительно выследить и изловить злодеев, и это — Пасхальная ночь. Судите сами — бегство Фофани только дурака не наведет на мысль, что похитил его я. До Пасхальной ночи — считанные часы. Василиса может послать Поздняковой записку и назначить другое место, хотя и другим местом, скорее всего, будет храм. Только там можно забрать узел с ларцом без риска. А Василиса обещала Евгении, что сама справится с поручением, и как раз в Пасхальную ночь… Может ли Гиацинта прийти в храм, быть рядом с Поздняковой и потом проследить за Василисой?

— Вам угодно, чтобы я отправил в эту опасную экспедицию свою единственную дочь? — спросил Валер. — Зная, что в ней нет ни золотника осторожности, зато три с половиной пуда упрямства и азарта?

— Вы вправе отказаться.

— И я отказываюсь.

— Пусть так.

Больше Андрей не сказал Валеру ни слова. Он уже продумывал, как обезопасить Машу. Но знать бы точно, куда ее отправлять!

— Еремей Павлович! — позвал он. — Одеваться! И вели Тимошке закладывать лошадей.

В трактире Андрея уже ждал Скапен-Лукашка. Был он угрюм и недоволен собой — охотники упустили Позднякову. Она скрылась из своего дома, переодетая в шубу какой-то из приживалок, уехала на извозчике.

— У Венецкой не появлялась? У Копьева?

— Сдается, нет.

— Не хнычь. Продолжайте следить и дальше. Я же съезжу на Гончарную и вскоре вернусь…

Граве, узнав, что в Пасхальную ночь может потребоваться его помощь, внезапно обрадовался.

— Выходит, я в такую ночь буду в церкви? Соломин, это знак!

— Ты веришь в знаки?

— Поверишь тут… Может, Господь простил меня, если так все получилось? И можно будет… — Граве прислушался. — Эрнест идет, будь он неладен! — и доктор, перейдя на немецкий, заговорил о необходимости постельного режима.

Вернувшись в трактир, Андрей узнал такую новость: Василиса с Дедкой переругались насмерть, сквозь двойные оконные рамы слышно было, как она на него орет.

• Предыдущая
• 77/94
• Следующая