Рождение Орды - Голден Кристи - Страница 21

Кровавый ястреб уселся на хозяйской руке, глубоко вонзив когти в защитную перчатку. Нер'зул ходил беспокойно, пока сокольничий отцеплял и разворачивал донесение. Дождавшись, схватил, быстро пробежал записку глазами.

Так просто, просто до невероятия. Без потерь!

Хотя не без раненых, конечно. Первая же вылазка — и столь полная победа! За строчками так и чувствуется презрение Чернорука. Налетели, размозжили черепа… быстро и просто. Все, как обещала Рулькан. Уже скоро, скоро появится существо, помогающее Рулькан. Эта победа показала силу орков, ведомых Нер'зулом.

Перечитал записку. Да, с выбором не ошибся: именно Чернорука и его клан следовало посылать в бой первыми. Сильные, свирепые и, в отличие от многих других — к примеру, клана Песни Войны, — полностью послушные вождю.

Этой ночью клан Призрачной Луны праздновал победу, ел, пил, гулял, смеялся и пел, пока Нер'зул не приковылял наконец в шатер и не свалился в глубокий беспробудный сон. И тогда явилось существо — мощное, великолепное, сияющее столь ярко, что и духовным зрением Нер'зул поначалу не посмел на него взглянуть. Упал на колени, содрогаясь от радости и благоговения.

— Вы пришли! — прошептал он, и по щекам его потекли слезы. — Я знал: если мы окажемся достойными, вы придете!

— Да, ты оказался достойным, Нер'зул, духовный пастырь народа орков.

Голос отдавался в самом естестве, в костях, в крови, и Нер'зул закрыл глаза, едва не теряя сознание от нахлынувших чувств.

— Я видел, сколь умело ты собрал свой народ воедино и повел к общей славной цели.

— Эту цель явили нам вы, о Великий! — пробормотал Нер'зул.

Мелькнула мысль: а почему Рулькан не приходит? Но мысль эта скоро исчезла, испарилась перед великолепием гостя. О, сколь он могуч, сколь превосходит тень былой возлюбленной! Так говорите же, говорите, я жажду слышать вас!

— Вы явились к нам и открыли правду. А мы лишь сделали, что требовалось.

— Воистину так — и я весьма доволен вами.

Следуйте моим советам — и тогда победа, слава и сила будут вашими!

— Конечно, конечно… но, Великий, могу ли я, покорный слуга, просить вас о милости?

Нер'зул рискнул глянуть на существо: огромное, сияющее, алое, с могучим торсом и ногами, завершавшимися раздвоенными копытами, изгибавшимися назад, будто ноги талбука… или ноги дренея… Моргнул, замер, ожидая, — после просьбы словно холодом потянуло. Но голос послышался снова, заполнив слух и рассудок, — сладкий, тягучий, приторный.

— Проси же — и получишь, если достоин.

Во рту вдруг пересохло, слова застыли на языке. С усилием шаман выговорил:

— О Великий, поведаете ли вы имя, которым мы сможем звать вас?

Смех существа отозвался дрожью.

— Простая милость, легко даруемая. Да, я назовусь. Вы можете звать меня Кил'джеден.

Легко понять, почему столь многие мои современники предпочли бы забыть эту страницу нашей истории, позволить ей тихо уйти в небытие, в беспамятье, позволить водам забвения спокойно сомкнуться над нею, скрыв ото всех стыд, запрятанный в глубинах. Хоть я еще и не родился тогда, мне тоже стыдно. Я вижу стыд на лице Дрек'Тара, когда он скрипучим дрожащим голосом рассказывает об этом. Я вижу, как тяжесть прошлого давит на Оргрима Молота Рока. Гром Адский Крик, дважды друг и единожды предатель, истерзан стыдом.

Но делать вид, что прошлого не существует — значит забыть его ужасный урок, представить себя жертвами обстоятельств, а не движущей силой собственного разрушения. Мы, орки, сами избрали путь — и шли по нему, едва не перейдя предел, за которым возврата нет. Память о прошлом поможет нам, однажды избравшим черный и стыдный путь, не ступить на него снова.

Поэтому я хочу слышать свидетельства тех, кто добровольно ступал по дороге, едва не приведшей к полному уничтожению орков. Я хочу понять, почему она показалась в то время дорогой правды, справедливости и спасения. Я хочу это постичь, чтобы узнать эту дорогу, если она снова ляжет под нашими ногами.

У людей есть мудрые, верные, поразительно точные слова об этом. Они гласят: «Не помнящие своей истории обречены пережить ее вновь». И еще: «Знай своего врага!»

Когда Ресталаан неохотно подошел к Велену, тот пребывал в глубокой медитации, сидя на центральной площади храма Карабор, и не на удобных скамьях, окаймлявших бассейн, а на холодном камне. Цветущие в роскошном саду кусты наполняли воздух мягким благоуханием, журчала вода, нежно шелестела под ветром листва — покой, мир и радость окружали Велена. Но его внимание было обращено внутрь.

Долгое время дренеи и наару верили друг другу. Создания света, столь редко воплощавшиеся в осязаемую форму, сперва заботились и защищали беглых эредаров, затем учили их, после стали просто друзьями. Путешествовали вместе, познали множество миров. ВСЯКИЙ раз наару, в особенности один из них, по имени К'ер, спасали дренеев, когда ман'ари отыскивали беглецов. Но Кил'джеден и чудовища, бывшие эредары, подбирались все ближе. Велен тяжко скорбел, покидая обжитые миры, ибо знал: любое оставшееся там существо изменится так же, как изменились эредары под властью Саргераса. Кил'джеден не упускал новых рекрутов для легиона, создаваемого в угоду своему владыке.

К'ер печалился вместе с вождем беглецов. Но спокойная логика указывала Велену: если не этот, так другой подобный мир подвергся бы точно такому же разрушению и за такое же время. Для Саргераса любые миры и расы ничем не отличались друг от друга — всех их он хотел ввергнуть в безумие огня и убийства. Смерть Велена от рук созданий, бывших когда-то лучшими друзьями, ничем бы не помогла невинным, а вот его жизнь, возможно, когда-нибудь и пригодится для их спасения.

— Но как же, как моя жизнь может быть важнее их жизней?! — вскричал Велен однажды, обуянный отчаянием.

— Поверь мне, — сказал тогда К'ер, — ты важен. Мы собираем силы медленно, но непрестанно. Есть другие наару, подобные мне. Мы ищем встречи с молодыми расами. Когда они подготовятся, мы объединим всех, верящих в доброе, светлое, гармоничное, в вечное равновесие вселенной, и тогда Саргерас неизбежно падет.

У Велена не было выбора. Следовало либо довериться другу и спасителю, либо отвернуться от тех, кто поверил ему самому, и превратиться в ман'ари. Велен избрал доверие.

Теперь, однако, он был весьма озадачен — орки принялись атаковать отдельные отряды охотников без всякой видимой причины. Никто из стражей, потрясенных и растерянных, не мог обнаружить ничего необычного, но три отряда были истреблены целиком. Ресталаан, расследовавший произошедшее, сказал, что охотники были не просто убиты — но тела их изувечены, изуродованы.

Поэтому Велен и явился в храм, выстроенный в первые годы пребывания дренеев на этой земле.

Окруженный четырьмя из семи рожденных в день бегства кристаллов Ата'мала, он мог слышать разумом слабый голос друга, но К'ер еще не знал ответа на мучившие Велена вопросы.

Если дела пойдут скверно и нависнет погибель — спастись бегством уже не удастся. К'ер умирал, запертый в том самом корабле, который спасал дренеев и низвергся на Дренор два столетия назад.

— О, великий пророк, — обратился Ресталаан, и голос его звучал устало и вяло. — Новая атака.

Велен медленно раскрыл старческие глаза, грустно посмотрел на друга.

— Я знаю, я почувствовал.

Ресталаан взъерошил волосы толстопалой пятерней.

— И что нам делать? Атаки все яростнее.

А осмотр ран показал: орки используют все лучшее оружие.

Велен вздохнул тяжело, покачал головой, и седые волосы его колыхнулись в такт движению.

— Я больше не слышу К'ера — по крайней мере, так, как слышал раньше. Боюсь, ему уже недолго осталось.

Ресталаан опустил голову, черты его исказились болью. К'ер пожертвовал собою ради них — все дреней понимали это. Хотя наару был странным и непонятным существом, за годы странствий он стал дорог каждому изгнаннику. А теперь К'ер оказался в ловушке, медленно умирая на протяжении двух столетий. Почему-то Белену казалось: для подобного существа двух столетий мало, если даже наару и смертны — в чем он сомневался.