Герой Саламина - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/50
• Следующая

— Надо спешить к Истму и там дать бой! Надо защищать Пелопоннес, пока еще он принадлежит нам!

— Если мы проиграем битву здесь, у Саламина, то будем заперты на острове!

— Да! И без всякой надежды на спасение. А с Истма мы еще можем спастись — уйдем в свои города и укрепимся там!

Фемистокл, слушая это, не знал, выдержит ли его сердце. Все отступились от афинской земли. Отступились от святилища всей Эллады — афинского Акрополя. Афинские корабли должны уйти к Истму и защищать Пелопоннес, покинув Аттику на произвол врага!

Фемистокл был в отчаянии.

— Но если мы уведем корабли от Саламина, то погибнут все афинские семьи, которые укрылись на острове! Неужели вы пойдете и на это?

В Собрание, расталкивая военачальников, ворвался какой-то человек, бледный, растерянный, в одном хитоне.

— Персы уже в Афинах, — крикнул он охрипшим голосом. — Они жгут Акрополь!

Военачальники вскочили со своих мест. Каждый кричал свое:

— Боги отступились от нас!

— К Истму! Скорей к Истму!

Некоторые из пелопоннесцев не стали ждать, пока вынесут решение, и бросились к своим кораблям, спеша поднять якоря.

Фемистокл еще пытался убедить союзников:

— Поймите, что, защищая Аттику, мы защитим и всю Элладу! Ведь только здесь, у Саламина, в узких проливах, мы можем выиграть битву! Мы знаем наш пролив, и подводные камни, и отмели, персы же их не знают. А у Истма, в открытом море, персы наверняка разобьют нас!

Но его уже никто не слушал. И сам Еврибиад отвернулся от него.

— Решено, — сказал Еврибиад, — дадим битву у Истма.

Многие корабли готовы были отплыть. И лишь наступившая ночь удержала их у Саламина.

С гневным сердцем и поникшей головой Фемистокл вернулся на свой корабль. Его красноречие не победило страха военачальников, его разумные доводы не дошли до их разума. Каждый стремится защитить именно свой. город — и разве не по этой самой причине нынче гибнет Эллада?

Воины-афиняне следили за Фемистоклом тревожными глазами, когда он тяжелым шагом проходил мимо них. Афинский философ Мнесифил, который был на корабле Фемистокла, обратился к нему:

— Друг мой Фемистокл, скажи, какое решение принято на Совете?

— Дать бой у Истма, — хмуро ответил Фемистокл.

Мнесифил задумался.

— Если флот покинет Саламин, — сказал он, — то тебе, Фемистокл, больше не придется сражаться за родину. Ведь сейчас каждый военачальник бросится защищать свой родной город. И тогда никто на свете не сможет уже помешать эллинскому флоту рассеяться. Эллада погибнет от собственной глупости. Поэтому, если есть хоть какая-нибудь возможность, иди, попытайся отменить это решение и убеди Еврибиада остаться здесь. Эллины должны держаться вместе!

Фемистокл поднял голову:

— Флот рассеется? Флот рассеется… Мнесифил, это так и будет — каждый за себя. И тогда нам уже никакой надежды на спасение… Именно это я и должен был сказать на Совете!

Фемистокл тотчас поднялся, чтобы идти к Еврибиаду.

Еврибиад удивился, увидев Фемистокла.

— Зачем ты здесь, Фемистокл?

— Я хочу обсудить с тобой одно общее дело, Еврибиад.

— Что ты хочешь мне сообщить?

— Я хочу убедить тебя остаться у Саламина.

— Ты опять? — закричал Еврибиад и, схватив палку, которой он, как полководец, наказывал нерадивых воинов, замахнулся на Фемистокла.

Фемистокл не уклонился от удара.

— Бей, — сказал он, — бей, но выслушай.

Еврибиад с изумлением посмотрел на него. Кротость Фемистокла обезоружила его. Он отбросил палку.

— Садись.

Фемистокл сел. Еврибиад сел рядом. И здесь, в тиши корабля, когда слова идут от сердца к сердцу, Фемистокл повторил Еврибиаду слова Мнесифила, что, если он позволит военачальникам увести корабли от Саламина, флот их рассеется, а потеряв флот, они все останутся перед врагом беззащитными…

— Прошу тебя, Еврибиад, собери еще раз военачальников и отмени принятое решение, которое погубит нас всех!

Страстная речь Фемистокла убедила Еврибиада. Утром, лишь засветилась заря, он снова созвал Совет.

Фемистокл выступил сразу, не дожидаясь, пока Еврибиад объявит, почему созван Совет.

— Союзники! Не решайте так опрометчиво судьбу Эллады! Вдумайтесь…

— Фемистокл! — грубо прервал его коринфянин Адимант. — На состязаниях бьют палками тех, кто выбегает раньше, чем подадут знак!

— А тот, кто останется позади, не получает венка! — живо ответил Фемистокл.

И обратился к Еврибиаду. Но, чтобы не оскорбить союзников, здесь он уже приводил иные доводы.

— Еврибиад! В твоих руках ныне спасение Эллады! Послушайся моего совета и дай здесь, у Саламина, морскую битву, а не следуй за теми, кто предлагает отплыть отсюда к Истму. Как я уже говорил, у Истма придется сражаться с персами в открытом море, а это нам весьма невыгодно, так как наши корабли числом уступают врагу. А если мы будем сражаться в узком проливе против большого флота, то, по всей вероятности, одержим решительную победу. Ведь сражаться в проливе выгоднее нам, а в открытом море — противнику. Если мы победим на море, то варвары не придут к вам на Истм. Они не проникнут и дальше в Аттику, но обратятся в бегство. И этим мы спасем Элладу. Ведь и оракул нам обещал «врагов одоленье» при Саламине. Когда люди принимают разумные решения, то обычно все им удается. Если же их решения безрассудны, то и божество обыкновенно не помогает человеческим начинаниям!

Адимант то бледнел, то краснел от гнева. Истм — это Коринф. Значит, надо защищать Аттику и покинуть Коринф? Он несколько раз пытался перебить Фемистокла, но Еврибиад не позволял ему этого.

Однако как только Фемистокл умолк, Адимант сказал с прежней грубостью:

— Тому, кто не имеет родины, следовало бы молчать. Еврибиад не должен предоставлять право голоса человеку, лишенному отечества. Ведь прежде чем вносить предложения, Фемистокл должен указать, какой город он представляет!

Тут и Фемистокл утратил свою сдержанность. Упрекать его за то, что Афины во власти врага, — какую же низкую надо иметь душу.

Он резко обернулся к Адиманту и коринфянам, которые стояли за его спиной, и ответил, уже не выбирая выражений и не боясь оскорблений:

— Мой город — Афины. А город Афины и аттическая земля больше, чем Коринф. Мой город снарядил двести кораблей, вот они стоят у Саламина. И ни один из эллинских городов не сможет отразить нападения афинян!

С этими словами он, огорченный и разгневанный, отошел от них и поднялся на палубу своего корабля. И уже отсюда, с высоты палубы, он снова обратился к Еврибиаду, и в голосе его звучала нескрываемая угроза.

— Если ты Еврибиад, останешься у Саламина и покажешь себя доблестным мужем — прекрасно! Если нет — погубишь Элладу. Ведь в этой войне главная наша опора — флот. Поэтому послушай меня! Если же ты этого не сделаешь, то мы, афиняне, немедленно с женами и детьми отправимся в италийский Сирис. Город этот уже с давних времен наш, и по изречениям оракула мы должны там поселиться. А вы, лишившись таких союзников, как мы, еще вспомните мои слова!

Еврибиад внимательно посмотрел на Фемистокла из-под своих нависших бровей. Он понял, что это не простая угроза. Фемистокл — военачальник афинских кораблей, и он сделает так, как говорит.

— Что он грозит там со своим флотом? — закричал Адимант. — Коринф тоже снарядил сорок кораблей!

— Сорок, а не двести, — сдержанно заметил Еврибиад.

— Но я тоже, клянусь Зевсом, могу увести свои корабли!

— Всего лишь сорок, а не двести, — так же сухо отозвался Еврибиад.

— Смотрите, смотрите! — послышались отовсюду голоса. — Сова прилетела! Сова!

Над кораблем Фемистокла появилась сова. Она подлетела с правой стороны и села на верхушку мачты.

— Знамение! — заговорили кругом. — Афина[25] обещает победу!

Еврибиад со страхом смотрел на сову, которая сидела на мачте, широко раскрыв желтые невидящие глаза. Птица Афины…

— Фемистокл прав, — сказал Еврибиад, — мы остаемся здесь. Битва будет при Саламине.

• Предыдущая
• 16/50
• Следующая