Герой Саламина - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая

И вот в Афины явились спартанские послы. — Афиняне видели, как, суровые, хмурые, непреклонные, они проследовали в пританею.

— Сыновья мои, не ходите никуда, — уговаривала детей Архиппа, чувствуя, что подступило то страшное, что решит судьбу их всех — и Архиппы, и детей, и самого Фемистокла. Спартанцы, конечно, пришли обвинять его. Но неужели в Афинах так и не найдется честных людей, чтобы его защитить?

«А кто защитит? — с горечью думала Архиппа. — Аристид? Но он первый поддержит спартанцев. Кимон? Но он лучший друг Спарты. А кто поспорит с ними? Они сейчас самые сильные люди в Афинах. И они, эти аристократы, рады будут очернить имя Фемистокла, хотя с успехом пользуются сейчас делами его рук. Боги, неужели вы допустите такую несправедливость? Хоть бы пришел Эпикрат, рассказал бы, что там!»

Дня через два пришел Эпикрат. А вслед за ним, когда уже совсем стемнело, закрыв лицо плащом, в дом вошел Евтихид.

— Приходится быть осторожным, — оправдываясь, сказал он. — Теперь все так и смотрят, кто идет в дом Фемистокла! Тьфу на них совсем!

— Так, может, вам и вовсе не надо бы ходить к нам, — сочувственно сказала Архиппа. — Я ведь все понимаю. Я не хочу, чтобы вместе с нами погибали наши друзья!

— Ну, ну, — остановил ее Эпикрат, — не чума же у вас в доме!

— Да почти как чума, — сказала Архиппа. — Вчера послала служанку к соседке за свежей петрушкой — мы постоянно делимся друг с другом чем-нибудь со своих грядок, — так эта соседка сказала, чтобы мы забыли, где находятся ее двери…

— Не огорчайся, Архиппа. Соседи — это соседи. А друзья — это друзья.

— Так чего же хотят эти проклятые спартанцы? — вытерев слезы, спросила Архиппа.

— Они хотят судить Фемистокла.

— Но его уже судили! И опять?

— Чтоб они сдохли, эти эфоры, тьфу на них совсем! Они не только требуют суда — они требуют панэллинского суда и чтобы суд происходил в Спарте.

— Как! Почему?

— Не пугайся, Архиппа, — сказал Эпикрат, стараясь сохранить вид спокойствия. — Отдать своего героя на суд Спарты, которая ненавидит его и мстит ему за его услуги Афинам, не такого просто.

— Но почему панэллинский суд? Афины и сами могут судить его!

— Афины могут судить и осудить, а могут и оправдать. А если будут судить его в Спарте, на собрании всех союзных государств, то уж Спарта не допустит оправдания. Вот потому эфоры и настаивают на этом.

— Чтоб они сдохли!

— Спартанцы уверяют, что открыли его связь с Павсанием. Что он такой же изменник, как и Павсаний. И потому его призывают к допросу на панэллинский суд, что он совершил преступление против всей Эллады.

— Что же будет теперь? — растерявшись, спросила Архиппа. — Значит, и Фемистоклу такая же смерть?

— Как знать, что будет? — Эпикрат уже не мог скрыть тревоги. — Пока афиняне согласия на это не дали…

— Но дадут, — мрачно сказал Евтихид.

— Неужели у них хватит совести? — У Архиппы прервался голос. — Эпикрат… Скажи!

Думаю, что хватит, — сказал Эпикрат, вздохнув. — Вспомни, кто будет решать это дело.

— Да, кто? Аристид и Кимон! — подтвердил Евтихид.

— Подождем, подождем, Архиппа! Будет так, как решат боги. Но я посоветовал бы Фемистоклу не являться на суд, где заранее решено присудить его к смерти! Если будет случай, передай ему мой совет, Архиппа!

Фемистокл знал обо всем, что происходит в Спарте и в Афинах. Хотя он ждал, что его призовут на суд, но не верил, что это может случиться.

«Аристид не решится предать меня, — думал Фемистокл, — он слишком дорожит своим именем „Аристид Справедливый“, чтобы не защитить того, кто вызвал на себя вражду Спарты ради пользы Афин… Впрочем, и ему и Кимону, как я не раз замечал, выгоды Спарты дороже, чем польза своего отечества!..»

Сикинн не раз бывал в Афинах, но привозил все те же вести: Спарта не отступает, требует суда над Фемистоклом, которого называет изменником, преступником перед Элладой. Афины все еще не соглашаются.

Потом вести стали звучать иначе: Спарта требует суда, афиняне еще сопротивляются, но многие уже соглашаются с требованиями Спарты. И, наконец, последняя весть — Фемистокла требуют в Спарту на панэллинский суд. Это требование привезли глашатаи из Спарты.

— Что ж, — сказал Фемистокл, получив приказ, — я явлюсь на суд и докажу, что этой вины за мной нет.

Но правители Аргоса, приютившие его в своей стране, воспротивились.

— Этот суд приведет тебя сначала в тюрьму, а потом к смерти. Мы не советуем тебе, Фемистокл, являться в Спарту!

Фемистокл задумался. Ведь и афинские друзья говорят так же.

— Вы правы, — сказал он, — ждать справедливости от спартанцев смешно! Когда они были справедливы? Может, тогда, когда, пользуясь большинством своих голосов, лишили меня первой награды за Саламин? Или тогда, когда вообще не дали мне никакой стратегии, раздав все должности своим? Ох, да что там! Маргит[36] я буду, если явлюсь на этот суд. Вы правы, клянусь Зевсом!

В назначенный день в Спарте собралось множество народа. Всем хотелось видеть, как будут судить афинского героя. Кто-то сожалел, кто-то злорадствовал, кто-то негодовал на Фемистокла за измену, кто-то негодовал на правителей, подвергающих прославленного человека незаслуженному позору…

Ждал народ. Ждали правители Спарты и Афин. Ждали судьи. И ждали напрасно — Фемистокл на суд не явился.

Вместо него примчался посыльный с письмом. Фемистокл обращался к гражданам своей республики, он доказывал свою невиновность в том страшном преступлении, в котором его обвиняют. Он, всегда стремившийся к власти, по природе своей неспособный подчиняться и никогда не желавший подчиняться, как он мог бы предать себя, а вместе с собой и Элладу во власть врагов — варваров?.. Но враги его, афиняне из партии аристократов, отвергали его доводы, а спартанцы не хотели слушать его оправданий.

Правители Спарты в ярости, что не удалось захватить Фемистокла, настояли на том, чтобы подвергнуть его изгнанию. Кимон охотно поддержал их.

Изгнание — это уже не остракизм. Человек, удаленный из государства голосованием посредством черепков, не лишался ни гражданских, ни государственных прав. Его имущество не трогали. И, возвратившись, он мог снова занимать руководящую должность. Остракизм не лишал его уважения и славы.

И совсем другое дело — изгнание. Изгнание — это лишение гражданской чести и конфискация имущества. Изгнание — это лишение прав гражданина и преследование законом республики. Изгнание — это конец участию в общественных делах, конец уважению, конец славы.

Эфоры тотчас снарядили отряд спартанцев. К ним присоединилось и несколько афинских граждан, готовых преследовать Фемистокла. Отряд получил приказание захватить Фемистокла, где бы они его ни нашли, и доставить его в Афины.

Посланцы тотчас сели на коней и помчались по дороге в Аргос.

Преданный слуга Архиппы, посланный узнать, чем кончится судилище, прибежал в страхе и отчаянии:

— Госпожа! Скорей сообщи Фемистоклу, что они послали за ним…

Архиппа без сил опустилась на скамью. Осудили!

Она мгновенно представила себе свою дальнейшую судьбу — бесправие, беззащитность, унижение…

И вдруг вскочила. Что же это она? Фемистоклу грозит смерть, а она сидит и горюет, что кто-то унизит ее!

Что делать? Кого послать к Фемистоклу? Рабам доверять нельзя. Слуга, которому можно верить, стар, не доберется вовремя!..

На пороге внезапно появился Эпикрат.

— О Эпикрат, надо скорей…

— Уже сделано, Архиппа. А ты подумай, как устроить семью. Может быть, переедешь к родственникам? К тебе скоро придут и отберут имущество. Все, что у тебя есть. Собери все ценное, надо спрятать.

Архиппу уже нельзя было сбить с ног. Что все беды по сравнению с тем что грозит Фемистоклу! Она снова обрела мужество и твердость характера, твердость женщины, хранящей очаг, твердость матери, опоры и защиты своей семьи, своих детей.

— Пусть возьмут все, не намного разбогатеют Афины. Ведь они думают, что у Фемистокла здесь горы золота! Пусть ограбят нас, если найдут, что грабить!

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая