Тринадцатая реальность (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 33

– Здесь не работали с ракетами? – задал я очередной вопрос.

– О каких ракетах идет речь? – не понял профессор. – Об осветительных? А зачем с ними работать?

– О ракетах вы не знаете, – сказал я. – Самолеты могут летать недалеко, и их нетрудно сбить. Так как же доставлять отраву на место? Снаряды?

– Как вы узко мыслите! – попенял мне разговорившийся профессор. – Я уже вам говорил, что об этом никому точно не известно, но думали многие и потом поделились своими мыслями с другими. Вы это все равно услышите, поэтому могу сказать и я. – Допустим, я хорошо знаю английский язык.

– Допустим, – согласился я. – Я его тоже неплохо знаю.

– Не перебивайте, – недовольно сказал он, – иначе не буду рассказывать. Одного языка мало, поэтому меня готовят, обучая всему, что знает чистокровный англичанин. После этого снабжают документами и деньгами и переправляют, скажем, в Лондон. Я там покупаю дом и живу несколько лет, притираясь к местным. Могу даже жениться. А потом мне переправляют бидоны с отравой и взрывчаткой, а я их ставлю на крышу своего дома или еще куда-нибудь. У нас здесь много инженеров, занятых радио, так что взрыв можно устроить и дистанционно. Возможно, все до времени хранится в каком-нибудь подвале.

– Жуткий вариант, – сказал я. – Мне в нем видится самое слабое звено – это люди. Вживаясь в чужую жизнь, можно изменить к ней отношение и отказаться от таких планов. Вы представляете, сколько заплатят тому, кто отдаст ваши баллоны властям?

– Мы этим занимаемся тридцать лет, – напомнил он. – А теперь представьте, что где-то собрали маленьких мальчишек и лет за двадцать воспитали в них жестких и непримиримых бойцов, фанатично преданных кому-то из наших хозяев. Жизнь европейцев им чужда, как и они сами, а если в них еще разожгли ненависть и дали большие деньги... Ведь надо быть идиотом, чтобы уверится в том, что тебя за предательство завалят золотом. Скорее всего, что-то заплатят, но вряд ли много. А отношение будет как и к остальным русским, даже хуже. Предателей не любит никто, хоть ими пользуются.

– А здесь делается что-то еще, кроме отравы? – спросил я.

– Что-то вы совсем скисли, – неодобрительно сказал профессор. – Учтите, что почти все, что я вам рассказал, – это вымысел. Может быть, все будет совсем не так, как фантазировали местные мыслители. А делают много чего и не только у нас. Не удивлюсь, если узнаю, что кое-что изготавливают на столичных фабриках. Это, конечно, дороже, но у нас не все можно сделать. Я обещал вам вино, но совсем заболтался и забыл.

– Ничего страшного, – успокоил я его. – Я, Дан Евгеньевич, вообще не пью.

– Больны? – сочувственно спросил он. – Нет? Похвально, но странно для вашего возраста. Уже уходите? Жаль. Приходите ко мне в любое время без приглашения. Как выздоровеет отец, передайте, что я его тоже пригласил.

Домой я вернулся в подавленном состоянии. Я почему-то сразу уверился в том, что рассказанные мне домыслы имеют очень много общего с реальностью. Если это так, то будущее вырисовывалось страшное. Миллионы погибших горожан, паника и полный хаос. Война будет и в этом случае, но Суханов прав в том, что нужно будет выдержать только первый натиск. Не станут с нами воевать, когда не останется тыла. Армии вернут домой, чтобы навести хоть какой-то порядок. Но это вражда и ненависть с основными государствами Европы, и не на годы, а как минимум на сто лет. Одно дело, когда ты сам где-то в Африке травишь негров, и совсем другое, когда травят тебя. А ведь после такого развалится вся колониальная система, и весь мир полностью изменится.

– Очень похоже на правду, – сказал отец после того, как я пересказал ему разговор с профессором. – Если удалось получить такие яды, то остальное – это только вопрос времени и денег. Турции не очень трудно будет дать по зубам, а одна Япония на нас не полезет. Даже в случае каких-то успехов, она захваченное не удержит, может и свое потерять. Остаются одни Американские штаты. В Америку никакую отраву не повезут, но и они одни у нас много не навоюют. А вот воспользоваться случаем и перехватить колонии своих союзников янки могут. На все сразу у них не хватит сил, но большую часть возьмут, а потом так усилятся, что доставят много неприятностей. И еще одна неприятность будет в том, что через некоторое время подобные яды будут у многих. И не так уж сложно будет все повторить и привезти отраву в наши города. Жить в изоляции?

– Такие яды не так просто создать, – сказал я. – В мире старика их сделали еще более сильными, но на это затратили огромные средства и много времени.

– Здесь тоже долго работали, но ведь сделали, – возразил отец. – Найдут и время, и деньги, и умные головы.

– Вот тогда и пригодятся мои знания, – сказал я. – Я очень много знаю, и если нам дадут время усилиться, никто тогда на нас с кулаками уже не полезет.

Подошло время обеда, и я без всякого аппетита поел суп с ветчиной и, оставив Ольге мыть тарелку, ушел в свою комнату и лег на кровать. Я хотел обдумать все, что узнал, разложить по полочкам и понять, к чему приведет мое вмешательство. Чем дольше я думал, тем больше мне все здесь не нравилось. Если верно то, что мне рассказал профессор, то все кончится гонкой вооружений в первую очередь с Американскими штатами. Да и европейские государства рано или поздно придут в себя и к ней подключатся. Неужели мы обречены на борьбу с ними? И мои знания дадут лишь временное преимущество. Пока еще мы сможем все сделать! Многое все равно не получится держать в секрете, иначе толку от него...

– Что ты такой мрачный? – спросила Вера. – Узнал что-то неприятное?

– Узнал, что бог нас создавал зря, – ответил я. – Столько жадности, злобы и ненависти к себе подобным, сколько их у людей, больше нет ни у каких других существ.

– Хороших людей больше! – возразила она. – И вообще в жизни много хорошего. Расскажи, что тебя так расстроило. Может, тебе наврали, и не стоит себя так изводить.

– Может быть, малыш, – согласился я и, притянув ее к себе, начал целовать.

– Не сейчас, – она оттолкнула меня и отодвинулась к краю кровати. – У тебя получился очень вкусный суп, которым я объелась.

– Хорошо, – согласился я. – Отложим на потом, а сейчас просто полежим, и ты мне расскажешь о своей жизни. Позор: женился и почти ничего не знаю о своей жене. Вечером я буду досказывать о себе, а сейчас послушаю тебя.

Она подобралась поближе, положила голову мне на грудь и начала вспоминать детские годы. На время тяжелые мысли были забыты.

Утром все-таки пришлось прибегнуть к колбасе с хлебом. Единственное, чем я смог разнообразить стол, были свежие огурцы.

– Я постараюсь пораньше освободиться и сходить в продуктовый магазин, – сказал я женщинам. – Светлана говорила, что с кухаркой не должно быть проблем, вот я у нее и узнаю, почему мы завтракаем колбасой. Заодно куплю продукты взамен съеденных. Но если быстро освободиться не получится, тогда я позвоню, и идти в магазин придется вам.

Я вышел за пятнадцать минут до начала работы и по дороге в нужное мне здание встретился и поздоровался с двумя десятками спешащих туда же мужчин и тремя женщинами. За столом для вахтера никто не сидел, а обе двери в гимназию были заперты на висячие замки. Я поднялся по лестнице на третий этаж, нашел дверь с номером одиннадцать и постучал.

– Войдите! – услышал я ослабленный дверью голос и вошел.

Это был не кабинет, а, скорее, рабочая комната инженера. У стены стоял громоздкий кульман, повернутый так, чтобы свет от окна падал на доску. Еще в комнате были два письменных стола, сейф на тумбочке, несколько стульев и закрепленная на одной из стен школьная доска с мелками. Сам Фролов сидел за одним из столов с авторучкой в руках. При моем появлении он слегка привстал, наметив поклон.

– Вам должны были обо мне говорить, – сказал он, жестом руки предлагая мне сесть. – Кто вы, я тоже знаю, так что будем считать, что мы с вами знакомы. Хотелось бы знать, нужно мне упоминать ваш титул, или без этого можно обойтись?