Камешки на ладони - Солоухин Владимир Алексеевич - Страница 30

• Предыдущая
• 30/35
• Следующая

И тогда Берлиоз удивляется:

«Откуда же сумасшедший знает о существовании киевского дяди?»

Искра замысла состояла в том, что этот маг, незнакомец, иностранец (терминология одновременно и Данилевского и Булгакова), вновь посетил Россию не в Петербурге и не во времена Павла I, а в Москве в 1929 году. И с чем он столкнулся. И что из этого произошло. Остальное – дело необузданной фантазии Михаила Афанасьевича. Ведь толчок уже дан.

Впрочем, обузданной фантазии, ибо она заключена в строгую и безупречную форму его романа.

У монголов традиционная обувь – сапоги с носками, загнутыми кверху. Оказывается, это для того, чтобы бережнее ступать по земле, не ковырять, не ранить, не портить землю. Каков путь от этих загнутых носков до бульдозеров, экскаваторов, взрывных работ!

До Лермонтова не было в русской поэзии случая (а возможно, и в мировой), чтобы человек посмотрел на землю сверху, к космической высоты. До тех пор смотрели все снизу на облака, на звезды, на птиц. Крестик колокольни казался недостижимо высоким. Пушкин, правда, посмотрел на Кавказ сверху, но все же с высоты лишь самого Кавказа: «Кавказ подо мною, один в вышине…» Но разве же это высота?

Можно спросить у наших космонавтов: с какой высоты Казбек покажется алмазным сверкающим камешком?

Человек, говорят, получает большую часть информации о внешнем мире до трехлетнего возраста. Наверное, так и есть. Но дело еще и в том, что это все подлинная, бесспорная информация. Темно – светло, сладко – горько, тепло – холодно, ласка – боль, снег – дождь, мама – папа, солнце, одуванчик, земля, вода, облака, пол, окно, каша, сон, кошка, веник и так далее.

Всю остальную жизнь он будет вместе с тем получать информацию, стремящуюся подчас сбить его с толку и ввести в заблуждение. О белом подчас ему будут внушать, что оно черное, о горьком – что оно сладкое, о зле – что оно добро, о фальшивом – что оно подлинное…

Конечно, жалко, что сказано не мной. Но если собирают спичечные коробки, марки и разные этикетки, то почему не положить в копилку чужие, но гениальные выражения?

Например, кто-то сказал, что пуля Мартынова срезала верхушку с дерева русской поэзии, после чего оно пошло расти в сучья (!!!). А кто-то другой сказал про глаза немолодой уже женщины, что они, глаза, как в бокале вчерашнее шампанское.

В человеческой истории есть ряд людей, слава к которым (печальная слава) пришла не сама по себе, а потому, что они соприкоснулись с великими личностями. «Назовут меня, сразу же назовут и тебя» – так сформулировал это М. Булгаков в своем удивительном романе.

Таковы в древности Понтий Пилат и Брут, а в нашей истории Дантес и Мартынов.

Один литературовед остроумно и тонко предположил, что название своего главного романа Лев Толстой взял из «Бориса Годунова»:

Когда фамилия становится именем, она начинает обладать некоей магией, так что мы уже не думаем о фамилии. Разве мы когда-нибудь вспоминали, что Толстой (несмотря на облагораживающе-смещенное ударение) все же не более чем толстый? Разве когда-нибудь мы задумывались, что фамилия нашего великого поэта происходит от будничной пушки, из которой палят? Блок воскликнул даже: «Веселое имя – Пушкин!» Так что же веселого в паляшей пушке? Но имя это – дополним – не только веселое. Оно светлое, скорбное, грустное, яркое, утонченно-изысканное, простое, народное, мудрое, романтическое, страдальческое, великое, оно – Пушкин.

Сидишь, пишешь прозу. Написал несколько страниц. Время еще есть. Можно написать еще две-три странички. Можно. Но я останавливаю «станок». Я знаю, что завтра с утра я эти две-три странички напишу лучше.

В ЦДЛ парикмахер Соломон. Ему, наверное, уж к восьмидесяти. Одиннадцати лет его где-то в Курске (или Брянске) отдали в мальчики парикмахеру, и с тех пор он связан с этой профессией. За жизнь он сформулировал два афоризма.

1. Если вы садитесь в кресло, а мастер спрашивает: «Как вас подстричь?» – уходите, это не мастер.

2. Лучше ходить заросшему и лохматому, чем плохо подстриженному.

В областном городе, в солидном учреждении на лестнице по серому цементу нарисована бордовая ковровая дорожка (суриком). Вот так оно и получается: там, где быть бы ковровой дорожке, просто накрашено суриком.

В Бурятии, на берегу Байкала, в колхозе угощали омулевой ухой. Председатель колхоза (а ездили мы туда осматривать обломки знаменитого Посольского монастыря), подвыпив вместе с нами и равноценно захмелев, восклицал время от времени: «Главное для меня – это погрузочно-разгрузочные работы!» Поговорим-поговорим о чем-нибудь другом, а он опять возьмет и проникновенно воскликнет: «Нет, главное для меня – это погрузочно-разгрузочные работы!»

Свойственно ли животным чувство скуки? Не тогда, когда животное может обрадоваться встрече с тем или иным человеком, главным образом с хозяином (и значит, можно сказать, что оно по этому человеку, по хозяину, скучало), а просто чувство скуки, когда животное предоставлено само себе? Скучают ли кошка, собака, лошадь, не говоря уж о диких животных, находясь в одиночестве? Но опять же в естественных условиях, а не в клетке, скажем, где животное может тосковать по свободе.

Сейчас, с развитием сувенирной индустрии, большой упор на декоративные шариковые ручки. Каких только нет! И в виде сигареты, и в виде большого (восьмидюймового) гвоздя, и в виде отбойного молотка и так далее. Есть декоративные шариковые ручки-гиганты. Думаешь: вот купить такую – и пиши целый год. Потом вспоминаешь, что у всех у них внутри (даже если она величиной с бутылку) одни и те же маленькие стержни за восемь копеек.

В кулуарах какого-то большого писательского собрания произошла моментальная пикировка между Фазу Алиевой и Васей Федоровым. Фазу шла вся увешанная умопомрачительными (и многочисленными) дагестанскими украшениями: серьги, ожерелья, браслеты, кольца. Почти как новогодняя елка.

– Да, – игриво сказал, прищурившись, Вася, – это все великолепно, но подозреваю, что очень долго их в случае чего приходится снимать.

– Когда я хочу, я снимаю их мгновенно, – не менее шутливо парировала Фазу.

А по-моему, Колумб, притом что он действительно доплыл до Америки, совершил величайшую в истории человечества мистификацию. Нет, конечно, до Америки он доплыл, это – факт. Но теперь достоверно известно, что он так упорно и настойчиво пускался в свои плавания, потому что располагал какими-то древнейшими картами, на которых Америка была уже обозначена.

Ахмедхан Абу-Бакар рассказал мне, что в старину дагестанец-мусульманин, хотя бы у него было и четыре жены, никогда, ни разу в жизни по своим религиозным законам и правилам не видел обнаженного женского тела. Супружеская жизнь происходила в полной темноте. Каково же им стало, когда всюду – на картинах, в кино, на пляжах – начали им показывать голых женщин.

• Предыдущая
• 30/35
• Следующая