Только одна ночь - Дэвис Кира - Страница 28

• Предыдущая
• 28/85
• Следующая

Потому что я с Робертом. Потому что я знаю: когда я с ним, я в безопасности.

Он притягивает меня к себе и впивается в шею. Возбужденный член упирается мне в живот; я намокаю в предвкушении большего. Я жажду почувствовать его плоть в себе. Люди смотрят, как я снимаю с него рубашку и являю взору его безупречное, словно вылепленное скульптором тело. Люди смотрят, как он расстегивает мой бюстгальтер и бросает его на палубу.

Я ложусь на шезлонг… Был ли он тогда на палубе?

Не важно. В моей реальности он есть, и я могу расположиться на нем, полуобнаженная, приглашая его взять меня прямо здесь, у всех на виду. Пусть смотрят. Пусть фотографируют, если хотят. Никто и ничто не имеет значения. Это мой мир; я выбираю, каким правилам следовать, а какие послать ко всем чертям. Я лежу в шезлонге и улыбаюсь, глядя на то, как пальцы Роберта сражаются с пуговицами на моем поясе, улыбаюсь, чувствуя, как он снимает с меня брюки, задыхаюсь, когда он проводит рукой по моим намокшим трусикам.

– Она восхитительна, – шепчет какой-то мужчина. Он стоит в конце пирса, но я прекрасно слышу его. Он никогда в жизни не видел такую, как я. Никогда не видел, чтобы человек настолько терял разум от обуревающей его страсти и силы.

Я смотрю, как Роберт расстегивает ремень, не отрывая от меня взгляда. Он не замечает зрителей. Он видит только меня, женщину, которую хочет, зверя, которого он выпустил на свободу.

У меня захватывает дух, когда он раздевается. Становится ясно, почему греки считали человеческое тело священным. Его страсть выставлена напоказ, я тянусь к нему, но он не торопится входить в меня.

Вместо этого он опускается передо мной на колени, снимает с меня промокшие трусики, открывает меня языком.

Я выгибаюсь дугой и кричу. Каждая моя клеточка стала гиперчувствительной: я готова. Аудитория ширится, подходят еще люди. Мужчины и женщины. Они ласкают меня глазами, как Роберт ласкает руками и ртом. Его язык продолжает играть со мной, сначала двигаясь медленно, потом все быстрее и быстрее, пальцы погружаются в меня, делая впечатление полным.

На этот раз я провожу рукой по его волосам, я вцепляюсь в его волосы, когда неодолимое желание сотрясает мое тело. Бедра поднимаются ему навстречу; приходит оргазм, я слышу, как зрители шепчутся, щелкают фотоаппаратами, когда я взрываюсь, не в силах сдерживаться ни минутой дольше.

А потом Роберт отрывается от меня и улыбается… Шезлонг, на котором я возлежу, теперь становится шире и устойчивее. Он садится на меня верхом, ложится поверх меня, прижимает свое копье к моему лону… но не входит, еще нет.

Он заглядывает мне в глаза, пока я молча молю его о пощаде, и зрители замирают затаив дыхание. Они разделяют со мной предвкушение, потребность, и, когда он рывком входит в меня, я чувствую их одобрение.

Я двигаю бедрами в едином с ним ритме. Ногти впиваются в его нежную кожу, я чувствую его крепкие мускулы, чувствую, как он все глубже и глубже проникает в меня.

Он закидывает мою ногу себе на плечо и входит еще глубже. Его глаза не отрываются от меня. Я ощущаю его дыхание, аромат его лосьона после бритья впитывается в мою кожу.

Я едва сдерживаюсь; страсть слишком велика, но он удерживает меня, прижав мои руки над головой, как он иногда это делает, вынуждая меня получать удовольствие в чистом виде, пока весь мир смотрит на нас.

И вот уже каждая частичка моего тела вибрирует, пока он ведет меня в эротическом танце двух тел.

– Роберт. – С моих губ со стоном срывается его имя, единственное слово, которое я способна сейчас произнести, единственное слово, которое приходит на ум.

Он улыбается и увеличивает темп. Мне требуется последний толчок. И вновь моя спина выгибается дугой, голова мечется из стороны в сторону, соски тянутся вверх, трутся о его грудь, и я снова кричу, но на этот раз не одна – мы кончаем с ним вместе, прямо на палубе его яхты.

Люди смотрят, но не могут дотронуться до нас. Мы слишком могущественны, чтобы их интерес заботил нас. Мы вообще не обращаем на них внимания, стараясь отдышаться, крепко обнимая друг друга, обливаясь потом.

Люди смотрят, и они видят меня, видят ту женщину, которую видит Роберт, видят животное, его силу и уязвимость. Но я их не вижу. Весь мир для меня сжался в одну точку, а в ней – мужчина, который лежит на мне, тяжело дыша. Он заглядывает мне в глаза, и я знаю, что мы в безопасности.

– Я начинаю влюбляться в тебя, – говорит он.

И я улыбаюсь.

Вот реальность, в которую мне хочется верить, но я лежу в кровати Дейва, нетронутая, но изнасилованная, и фантазия слишком зыбка, чтобы я могла удержаться за нее. Она уплывает прочь, погружается в мое подсознание, ждет, пока я усну, чтобы дать мне возможность пережить ее вновь.

Но сон не идет. Дейв храпит у меня под боком, ему хорошо. Но как такое возможно? Как можно спокойно спать после всего произошедшего?

Потому что я не осталась на яхте. Я оставила Роберта стоять на палубе. Я ушла, а он звал меня вслед.

Дейв выяснил правду. Роберт этого не знает, но я покинула его из-за СМС Дейва. Он ждал меня на парковке и был готов воспользоваться новой информацией, чтобы унизить меня и на работе, и перед родными… он угрожал превратить мои ночные кошмары в действительность.

Я пошла к Дейву, чтобы остановить его, да. Но еще я сделала это потому, что должна ему. Я обязана компенсировать боль, причиненную тем, что я выбрала Роберта.

Сделала ли я это? Доволен ли он своей местью? Может, да, а может, нет. Дейв утверждает, что не собирался мстить мне. Он говорит, что помогает мне.

Несколько месяцев назад я слышала, как в одной программе по кабельному телевидению репортер берет интервью у террориста. Он взял заложников, но называл их «гостями». На это заложники кивали и возносили хвалу своему похитителю. Он был идеальным хозяином, говорили они. Они наслаждались каждым мгновением своего заключения.

Не царапали ли эти слова горло заложников?

Я не заложница на Ближнем Востоке. Я знаю, что Дейв не собирается убивать меня. Мое будущее не готовит мне физические мучения.

Но я знаю, каково это: хвалить человека, который собирается заставить тебя страдать. Я знаю, что такое унижение и бессилие. Я почувствовала это, когда говорила с родителями сегодня вечером перед их отлетом домой. С прижатым к уху телефоном я благодарила их за то, что они приехали на «чудесную» вечеринку-сюрприз в честь помолвки, которую Дейв устроил мне. Я смотрела на кольцо с красным рубином, когда-то такое желанное, и убеждала их, что жду не дождусь того дня, когда стану миссис Дэвид Бисли.

Все это время Дейв стоял передо мной и диктовал текст.

Я чувствовала это, когда посылала СМС своей подруге Симоне, в котором сообщала ей, что Дейв – мой выбор. Я написала сообщение, потому что не смогла бы без слез произнести слово «выбор». По правде говоря, никакого выбора у меня не осталось. Он исчез, когда я сошла с яхты, отдала Дейву ключи от своей машины и позволила ему увезти меня в тюрьму. Он вел автомобиль, а я сидела на пассажирском сиденье, заламывая руки, как заложница. Как лгунья.

Не только мои родители любят Дейва. Дейв – крестник Дилана Фриланда, совладельца фирмы, в которой я работаю. «Он мне как сын», – сказал мистер Фриланд на вечеринке в честь нашей помолвки. Это был тонкий намек на то, что мои карьера и любовь неразделимы, как бы мне ни хотелось обратного.

И Дейв знает тайны моей семьи… он знает о моей сестре, которая утратила над собой контроль, опрометчиво бросившись в танец саморазрушения. Он знает, что она воспользовалась своими безответственными импульсами так же, как Клеопатра – змеями, а Джульетта – кинжалом. Он знает, что я изо всех сил старалась не стать похожей на сестру.

И он знает, что мне это не удалось.

Поэтому он отвез меня к себе домой, и мы десять минут стояли в его гостиной, не проронив ни слова. Мне хотелось сломать молчание, но я не могла придать достаточного веса словам: «Мне жаль».

• Предыдущая
• 28/85
• Следующая