Только одна ночь - Дэвис Кира - Страница 67

• Предыдущая
• 67/85
• Следующая

– Что вы делаете? – шепчу я, но Роберт шикает на меня:

– Ты властвовала, теперь пришло время подчиняться.

Женевьева снимает с меня рубашку; юбка тоже скользит вниз по ногам. Музыка обрывается, музыканты начинают шепотом обсуждать происходящее.

Краем глаза я вижу, что Женевьева наливает еще одну стопку. Проводит холодным стеклом по моему бедру.

– Как тебя зовут? – спрашивает она.

– Кейси, – отвечаю я, – Кейси Фитцджеральд.

– Ну, Кейси Фитцджеральд, мне нужно, чтобы ты раздвинула ножки, совсем немножко, вот так; сегодня ночью ты не будешь хорошей девочкой.

Роберт тихо смеется, и я чувствую холодный стакан через ткань трусиков.

– Держи этот тут, – командует Женевьева, и Роберт улыбается мне сверху вниз.

– Подчиняйся, – повторяет он. – Ради меня.

Я сжимаю стакан между бедрами, а он водит лаймом по моему животу, по груди, вдоль края бюстгальтера. Потом дает мне зажать лайм между зубами, и по мне начинают рассыпать соль. Кожа такая чувствительная, что даже это легкое прикосновение ужасно соблазнительно.

Роберт наклоняется, слизывает соль у бюстгальтера, забирается внутрь, чтобы ущипнуть меня за соски, а Женевьева пробует соль на животе; она опускается ниже, опасно низко. Музыканты подходят ближе.

Я хочу воспротивиться, выплюнуть лайм и сказать им, что у меня не хватит на такое смелости.

Но я молчу. Я не отстраняюсь. Женевьева опускается еще ниже, целует край моих трусиков, потом сами трусики, пока не добирается до текилы. Она лакает из стопки, как котенок молоко.

Меня пронзает очередной разряд холода, когда Роберт наливает мне текилы в пупок. Она проливается, стекает вниз на трусики, которые и так уже намокли.

На этот раз я не протестую, даже когда он снимает с меня бюстгальтер, водит лаймом по соскам и посыпает их солью. Женевьева выпрямляется и смотрит, как он пьет из моего пупка, следует по мокрой дорожке вниз.

Она осторожно забирает стопку из моих сомкнутых бедер и ведет ею по ноге, удостоверившись, что при этом ее пальцы трогают куда больше, чем нужно.

– Наверное, ей текила на трусики попала, – говорит она, – они все мокрые.

Певица хихикает; бас-гитарист кашляет в кулак.

Роберт снимает с меня трусики. Раздвигает мои ноги пошире и пробует меня на вкус.

В голове вспыхивает воспоминание – мистер Дейд касается моего клитора кубиком льда из стакана виски в ту самую первую ночь. Я закрываю глаза… впиваюсь зубами в лайм. Ощущение то же самое, но только более яркое под взглядами незнакомцев.

Бедра инстинктивно поднимаются ему навстречу. Из моей груди вырывается стон, певица что-то нашептывает гитаристу.

Но Роберт отстраняется прямо перед тем, как мне кончить. Мое дыхание становится прерывистым, когда я чувствую, что его губы поднимаются вверх по бедру, прокладывают дорожку вдоль талии, про груди и шее, пока не добираются до моих губ и не забирают лайм. Выпив из него сок, он отдает лайм Женевьеве, которая послушно забирает его, бегая глазами вверх-вниз по моему телу, а Роберт снова склоняется для поцелуя. Вкус текилы и секса сводит меня с ума, рот наполняется слюной. Я чувствую, как Женевьева гладит мою ногу, осторожно трогает лоно.

– Могу поспорить, она прекрасна, когда кончает, – произносит мужской голос.

Боковым зрением я вижу, что гитарист придвинулся еще ближе. Он моложе, чем я думала. Двадцать три, не больше. Широко распахнутые наивные глаза выдают его неопытность.

Роберт отстраняется и снова улыбается.

– Можно ему дотронуться до тебя?

Я не произношу ни слова. Ни да, ни нет, но молчание говорит само за себя.

Женевьева отходит в сторону, пропуская вперед гитариста; его пальцы лишь мельком касаются моего бедра и тут же поднимаются к клитору.

Меня словно током пронзает. Но он продолжает свои манипуляции, а Роберт тем временем целует мне плечи, груди. Пальцы мужчины движутся все быстрее и быстрее, и я начинаю стонать. Певица уже совсем рядом. Она стоит бок о бок с Женевьевой, а та обнимает ее за талию.

Я готова кончить, но Роберт опять останавливает меня, веля парню отойти.

– Только для меня, – объясняет он. – Она кончает только для меня.

И с этим его пальцы трогают меня, не играют, а входят прямо в меня, сначала один, потом два. Я больше не в силах ждать. Оргазм захватывает меня с головой и сотрясает тело.

В мгновение ока Роберт скидывает рубашку, брюки; забирается на меня и входит на глазах у маленькой группки своих сотрудников.

Потому что, в конце концов, они просто его сотрудники, понимаю я. Люди, которых Роберт нанимает и увольняет, люди, над которыми он дает власть и мне. Власть возлагает вместе с нами, прямо на этой барной стойке, когда он входит в меня снова и снова. Они с восхищением смотрят на нас, одаренные привилегией разделить с нами этот волшебный момент.

Я обхватываю его ногами за талию. Стойка широкая, но я начинаю сомневаться, удержимся ли мы на ней. Что, если мы потеряем над собой контроль и свалимся на пол?

Но того не происходит. Роберт как будто силой воли не дает нам упасть. Он стонет, когда я начинаю царапать ему спину. Больше никакого подчинения. Страх отошел, освобождая место афродизиаку власти.

– Она великолепна, – обмирает певица.

Да, великолепна. Как в зале заседаний директоров. Я чувствую это. Я знаю это. В этот момент я абсолютно уверена, что он прав во всем. Я была застенчивой, не понимала, в какой выгодной ситуации оказалась. Я могу сделать все. Все. Мы устанавливаем правила. И больше никто. Только мы.

– Это единственная цена, – горячо шепчет он мне на ушко, – быть внутри твоей власти.

– Да, – выдыхаю я в ответ, и мое тело вновь начинает биться в экстазе. Этот оргазм нарастает медленно, с каждым рывком. Я чувствую его руки, его губы, его взгляд… чувствую его внутри себя. Когда я кончаю, он кончает вместе со мной, не в силах сдержаться ни секундой дольше. Мы вместе кричим, а наша аудитория дружно вздыхает.

Я знаю, что им хочется еще раз дотронуться до меня. А певица, кажется, жаждет коснуться Роберта. Но им не позволено. Мы превратили страх в нашего любовника, укрепили наш базис…

…и мы устанавливаем все правила.

На следующее утро я просыпаюсь рядом с Робертом, в его кровати, с очередным похмельем. Но на этот раз не алкогольным; это похмелье после того, как мир меняется прямо у тебя под ногами, а в голове происходят необратимые процессы. Сегодня все иначе. Я не знаю страха. Я делала вещи, на которые, как я думала, никогда не смогла бы решиться, и теперь, раз уж я сподобилась на такое… если смогла подчиняться вот так, разве странно будет думать, что я сумею и править? Разве не это от меня требуется для сохранения баланса? Потому что, если я не буду властвовать в других сферах моей жизни, я стану чувствовать себя слабой и подконтрольной. Я не могу этого позволить. Больше нет.

Я встаю с кровати, наполненная новой, почти дикарской энергией. Роберт молча смотрит, как я иду в хозяйскую ванную. Мне кажется, что от моей кожи пахнет духами Женевьевы, одеколоном бас-гитариста… коллекцией любовников. Они обладали мной, но опять же ими самими обладают. Одно мое слово могло остановить их. Одно мое слово могло разрушить их жизни.

Я смываю их с себя под горячими струями воды в душе Роберта. В голове проясняется. Я знаю, как должна начать сегодняшний день.

Роберт не присоединяется ко мне в душевой. Он чувствует, что это было бы неправильно. Когда я возвращаюсь в спальню, то вижу пакеты с новой одеждой для меня. Ничего слишком откровенного. Блейзер на одной пуговице беловатого цвета и свободные брюки в тон. Ярко-синяя блузка вносит разнообразие. Ничего вызывающего; единственное, что делает костюм неординарным, – отношение женщины, которая готова в него облачиться. Я понимаю это, когда надеваю его. Потом смотрюсь в зеркало и вижу там решимость. В беловатом костюме и брюках классического покроя я вовсе не кажусь консервативной.

• Предыдущая
• 67/85
• Следующая