Правдивое комическое жизнеописание Франсиона - Сорель Шарль - Страница 22
- Предыдущая
- 22/129
- Следующая
Я последовал за этими добрыми богинями, своими водительницами, как вдруг одна из них, обернувшись, заметила меня и показала подругам, которые обошлись со мной так приветливо и ласково, что я сконфузился. Но, ах, недолго ублажали меня эти негодницы! Пока они раздумывали, какую пытку поужаснее надо мной учинить, самая меньшая из этого содружества вдруг стала расти всем телом и коснулась головой одного из небесных сводов, находившегося над нами, а затем дала мне такой пинок ногой, что я шесть раз прокатился вокруг вселенной безо всякой остановки, ибо пол там круглый, гладкий, и все время скользишь и скользишь; к тому же, как вы, вероятно, знаете, не существует там ни верха, ни низа, и, находясь у наших антиподов, стоишь на своих ногах не хуже, чем здесь. Наконец остановила меня колея, накатанная колесницей солнца, и тот, кто чистил ее лошадей, находясь поблизости, помог мне подняться и предъявил доказательства того, что он при жизни был королевским конюхом, из чего я заключил, что после смерти всякий исправляет ту же должность, какую занимал на земле. Разговорившись с ним по-приятельски, попросил я его показать мне какие-нибудь достопримечательности тамошних мест. Он повел меня к хрустальному водоему, в коем узрел я некую жидкость, белую, как мыльная пена. На мой вопрос, что это такое, он отвечал:
— Это — вещество человеческих душ, из коего состоит и ваша душа.
Множество крохотных крылатых мальчиков, величиной с палец, порхало над водоемом и, обмакнув в нем соломинку, улетало, не знаю куда. Мой проводник, оказавшийся ученее, нежели я предполагал, сообщил мне, что то были духи, которые направлялись к спящим женщинам и через свои соломинки вдували им души в матку на восемнадцатый день после восприятия семени, и что чем больше набирали они оного вещества, тем умнее и благороднее оказывался ребенок, о рождении коего они пеклись. Тут я осведомился у него, почему чувства людей столь различны, когда все души сделаны из того же материала.
— Знайте, — ответствовал он, — что это вещество состоит из экскрементов богов, а боги не ладят между собой, и то, что исходит из их тел, сохраняет склонность к вечной войне; вот почему жидкость в этом водоеме находится в непрестанном волнении, пенится и вздымается пузырями, словно кто-то дует изнутри. Души, разлитые по человеческим телам, находятся еще в большем разногласии, ибо органы у людей не одинаковы: у одного много слизи, у другого излишек желчи, или имеются другие причины для несходства характеров.
— Вот как! — вскричал я. — Но отчего же люди-то сделаны так, что не могут жить в мире? Кстати, вы, кажется, сказали, что даже боги не уживаются друг с другом? Это — чистейшая ложь, — добавил я, закатывая ему оплеуху, — вы богохульник!
Но тут этот мужлан схватил меня в охапку и швырнул на дно бассейна, где, думается мне, я проглотил свыше пятидесяти тысяч душ, так что должен обладать теперь немалым умом и твердостью духа. Сей напиток своею сладостью более всего походит на молоко ослицы; однако же это не настоящая жидкость, а скорее некий плотный пар, ибо, выбравшись оттуда с большим трудом, я заметил, что моя одежда была совершенно суха.
Но это еще не насытило моего любопытства, и я отправился дальше, дабы увидать что-нибудь новенькое.
Мне попалось несколько человек, тянувших с передышкой толстый канат и обливавшихся потом от этой тяжелой работы.
— Кто эти люди? Что они делают? — спросил я у человека, одетого отшельником и наблюдавшего за ними.
— Это — боги, — отвечал он довольно учтиво, — они поддерживают обычное движение небесной сферы. Вы вскоре увидите других, которые сейчас отдыхают и придут их сменить.
— Но каким же образом они вращают сферу? — удивился я.
— А разве вам никогда не приходилось видеть, — продолжал он, — пробуравленный орех и просунутую в него палочку с веревкой, которую дергают, чтоб вращать вертушку?
— Разумеется, приходилось, — отвечал я, — в детстве это была моя любимая игрушка.
— В таком случае, — сказал отшельник, — представьте себе, что земля, которая неподвижна, является орехом, ибо сквозь нее также проходит длинный брус, именуемый осью и идущий от полюса до полюса, причем к его середине привязан вот этот канат; дергая за него, приводят во вращение первое небо, снабженное в некоторых местах зубцами, каковые, входя в отверстие второго неба, вертят его, а тем самым и прочие сферы, находящиеся за ним. Совершите небольшую прогулку здесь поблизости, и вы узнаете еще и другую тайну.
Я незамедлительно повернул голову по его указанию и сквозь прозрачное место в небесах увидал женщин, исключительно занятых тем, что они время от времени ударяли по одному из ободьев и заставляли их все вращаться, как юлу.
Охваченный желанием вернуться на землю, я спросил у отшельника дорогу, и он тотчас же посоветовал мне ухватиться обеими руками за канат, натянутый богами, после чего я соскользнул до самого низу, остерегшись, однако, попасть в огромное отверстие, в которое он уходил, а дабы избежать этой пропасти, принялся махать руками наподобие крыльев, и уже не знаю как, но воздух меня поддержал. Это летание доставило мне большое удовольствие, и я прекратил его лишь тогда, когда почувствовал усталость.
Я очутился подле двух ям с водой, в коих купалось двое нагих юношей, то и дело приговаривавших, что они погружаются в блаженство по самое горло. Желая отведать того же удовольствия, разделся я опрометью и, увидав третью яму с еще более прозрачной водой, вздумал туда окунуться; но не успел я опустить ногу, как провалился в бездну, ибо вода оказалась огромным куском стекла, о которое я еще вдобавок исцарапал себе все ноги.
Однако же я упал в такое место, где ничуть не разбился, ибо было оно сплошь покрыто молодыми персями, склеенными попарно и шарообразными, по коим я долго и с удовольствием катался кубарем. Наконец, я лениво растянулся на спине и тут увидал прекрасную даму, с сосудом в руках, каковая опустилась рядом со мной на колени и, сунув мне в рот воронку, объявила, что хочет напоить меня усладительным напитком. Когда же я раскрыл рот, да еще пошире того псаломщика, который за выпивкой проглотил мышь, то дама слегка привстала и, выпустив целую пинту урины по точной сен-денийской мерке, заставила меня проглотить это питье. Я тотчас же вскочил, дабы ее наказать, и не успел я влепить ей пощечину, как все ее тело развалилось на части. Голова очутилась в одном месте, руки в другом, а ляжки несколько поодаль, — словом, все было врозь, но особенно поразило меня то, что большая часть ее членов не переставала исправлять свою службу. Ноги разгуливали по пещере, руки колотили меня, рот делал мне гримасы, а язык не жалел ругательств. Боясь, как бы не обвинили меня в убийстве этой женщины, я стал придумывать способ воскресить ее. Мне казалось, что, собрав все части ее тела, можно будет вернуть ее в прежнее состояние, ибо каждый член продолжал исполнять свою функцию. А потому я сложил их вместе за исключением рук и головы, и, заметив, что живот обладает приятной полнотой, возымел дерзость поиграться с ним, дабы заключить с нею мир; но тут ее язык крикнул, что я ошибся грудями и приложил к ее телу какие-то другие, подобранные мною в пещере. Я мигом разыскал ее собственные и приладил их туда, где им быть надлежало, а голова и руки сами поспешили стать на место, дабы получить свою долю удовольствия наравне с прочими членами. Рот меня целовал, а руки крепко обнимали, пока, охваченный сладостной истомой, я не был вынужден прекратить это упражнение.
Дама приказала мне тотчас же подняться и сквозь отверстие, пропускавшее свет в пещеру, провела меня за руку в просторный зал, стены коего были расписаны разными изображениями приятнейших утех любви. Двадцать прекрасных женщин с распущенными волосами, таких же обнаженных, как и мы, вышли из соседнего помещения и направились ко мне, шлепая себя по ягодицам. Образовав круг, принялись они бить меня по тому же месту; но терпение мое скоро лопнуло, и я был вынужден ответить им тем же. Видя, однако, что сила на их стороне, я убежал в незапертую боковушку, где пол был усыпан розами на добрый локоть. Они бросились туда за мной, и мы повалились друг на дружку в самых удивительных позах. Наконец они зарыли меня в груду цветов, откуда я вскоре вылез, ибо не мог там улежать; но женщин уже не было ни в боковушке, ни в зале. Я встретил там только старуху, как две капли воды похожую на Агату, которая сказала мне:
- Предыдущая
- 22/129
- Следующая
