Правдивое комическое жизнеописание Франсиона - Сорель Шарль - Страница 23
- Предыдущая
- 23/129
- Следующая
— Поцелуй меня, сын мой; я прекраснее тех бесстыдниц, которых ты ищешь.
Я резко отпихнул ее, ибо меня даже рассердило, что такая безобразная тварь осмелилась со мной разговаривать. Но она прошипела мне в спину:
— Ты в этом раскаешься, Франсион; когда тебе захочется меня поцеловать, я тебе не позволю.
Тут я поглядел в ту сторону, откуда она говорила, и, к великому своему удивлению, заметил, что передо мной вовсе не старуха, а та самая Лорета, по коей я вздыхаю.
— Простите, моя красавица, — промолвил я, — вы приняли другой образ, и я вас не узнал.
С этими словами я захотел ее поцеловать, но она испарилась из моих рук. Неистовый смех заставил меня обратить взоры в другую сторону, где я узрел всех прежних своих прелестниц, которые издевались над случившимся со мной приключением и кричали, что за отсутствием Лореты мне придется удовольствоваться одной из них.
— Отлично, — возразил я, — пусть же та, которая еще сохранила свою девственность, потешится со мной на этом ложе из роз.
За сими словами последовали еще более громкие взрывы смеха, каковые вогнали меня в такое смущение, что я умолк, не найдя никакого ответа.
— Идем, идем, — сказала мне самая младшая, сжалившись надо мной, — ты сейчас увидишь нашу девственность.
Я последовал за ними в маленькое капище, где на алтаре красовался символ любви, окруженный несколькими маленькими склянками с каким-то содержимым, каковое лишь с трудом можно было назвать жидкостью. Оно было алое, как кровь, а местами белое, как молоко.
— Вот девственность женщин, — заявила одна из красавиц, — наша тоже находится тут. Как только кто-либо теряет невинность, ее приносят в жертву здешнему богу, который дорожит этим добром превыше всего. На ярлыках, висящих сверху, вы можете прочесть, кому она принадлежала и кто тот мужчина, который ею воспользовался.
— Покажите мне Лоретину девственность, — попросил я одну жеманницу, стоявшую рядом со мной.
— Вот она, — ответствовала та, поднося мне склянку.
— Действительно, она самая, — сказал я, — здесь написано имя Лореты, но я не вижу, кто тот поединщик, коему она досталась.
— Знайте же, — возразила красавица, — что, когда девушка лишается невинности до брака, имя ее полюбовника здесь не отмечается, дабы сохранить его в тайне: ведь иной раз бывает, что, побуждаемые природой, мы отдаем девство первому встречному, который вовсе того недостоин, и нам было бы стыдно, если б об этом узнали. Из сего вы можете заключить, что Лорета не стала дожидаться свадьбы и позволила кому-то сорвать вполне созревший цветок, каковой без этого увял бы и не принес ей удовольствия. А вот, Франсион, — присовокупила она, — другой храм, не менее прекрасный, чем этот.
Вслед за тем ввела она меня в соседнее капище, где я увидел на алтаре статую Вулкана с саженными рогами [24]. На всех стенах красовались такие же гербы.
— Должно быть, какой-нибудь охотник развешивает здесь рога всех убитых им оленей? — спросил я свою водительницу.
— Вовсе нет, — возразила та, — перед вами те султаны, которые невидимо носят рогоносцы.
Тут из сокровеннейшего тайника храма появился Валентин, одетый трубочистом и украшенный серебряными рогами.
«Не моя вина, если ты носишь такой убор, — подумал я про себя, — а все же жаль, что я тут ни при чем».
В это время вошли остальные женщины и, завидя Валентина, принялись так его осмеивать и вышучивать, что ему пришлось удалиться.
— Серебряные рога, — пояснили мне после ухода Валентина, — означают, что рогоносное его звание приносит ему прибыль; взгляните, и вы даже увидите здесь несколько таких, которые осыпаны драгоценными камнями; простые же деревянные рога показывают, что тот, кому они принадлежат, околпачен без своего ведома и от этого ни на грош не разбогател.
Помолившись вдосталь богу Вулкану, дабы умудрил он меня наставлять рога другим, а самому не носить оных, вернулся я в храм Амура, к коему обратился с благочестивой просьбой, заклиная его даровать мне столько девственниц, чтоб покрыть склянками весь его алтарь. Оттуда собрался я было направиться в зал красавиц, но повстречал на пороге Валентина, который, наклонившись, хватил меня изо всей силы рогами в живот и нанес мне широкую рану. Я улегся в боковушке с розами, где принялся рассматривать свои внутренности и все близлежащие сокровеннейшие части; вытащив кишки наружу, я полюбопытствовал измерить руками их длину, но не могу вспомнить, сколько там оказалось пядей. Трудно мне также поведать вам, в каком я был тогда настроении, ибо хоть и сознавал себя раненым, однако же нисколько тем не печалился и не искал помощи. Наконец ко мне пришла женщина, напустившая мне прежде в рот урины, и, взяв нитку с иголкой, зашила мою рану столь искусно, что от нее и следа не осталось.
— Пойдемте к Лорете, она в моей пещере, — сказала мне затем женщина.
Поверив ее словам, последовал я за ней, и не успел спуститься вниз, как увидал Лорету, неподвижно стоявшую в углу; я стремительно бросился ее обнимать, но вместо ласковой и нежной кожи ощутил холод камня, из чего заключил, что передо мной только статуя. Тем не менее глаза ее шевелились, как живые, и рот произнес с приятной улыбкой:
— Добро пожаловать, любезный Франсион; гнев мой прошел, и я уже давно вас поджидаю.
Тогда приведшая меня женщина, видя великое мое затруднение, объяснила, что бесполезно целовать Лорету и что тело ее заключено в стеклянный футляр, сквозь который оно отчетливо просвечивает. После того повела она речь о Валентине и уверила меня, что я не сильнее его в любовных поединках, но что знает она средство поправить это дело, — ибо, как вам известно, нам обычно снится то, о чем мы думали накануне. Заставив меня вытянуться во всю длину, засунула она мне в зад прут, кончик коего вышел через макушку, причем проделала это так безболезненно, что я был скорее расположен посмеяться над столь забавным лечением, нежели жаловаться на него. Ощупывая себя со всех сторон, я почувствовал, что на пруте выросли ветки, покрытые листьями, а вскоре появился и бутон неведомого цветка, который, расцветши и распустившись, стал свисать достаточно низко, чтоб усладить мои взоры прекрасным Своим колером. Мне захотелось узнать, обладает ли он также приятным запахом, способным порадовать мое обоняние, но, не будучи в состоянии приблизить его, я отхватил ногтями черешок, дабы отделить его от стебля. К великому моему удивлению, тотчас же появилась кровь в том месте, где было надорвано растение, и немного спустя я почувствовал легкую боль, заставившую меня обратиться к своей костоправке, которая подбежала ко мне и, заметив, что я натворил, вскричала:
— Все потеряно, вы скоро умрете по своей же вине! Я не знаю такого средства, которое могло бы вас спасти: цветок, сорванный вами, был одним из членов вашего тела.
— Верните мне жизнь! — воскликнул я. — Вы уже доказали, что для вас нет ничего невозможного.
— Приложу все усилия, чтоб вас исцелить, — ответствовала она. — Поскольку Лорета здесь, я надеюсь при ее посредстве благополучно довести до конца свое предприятие.
После этого пробуравила она стекло, прикрывавшее Лорету в том самом месте, где приходились губы, и приказала ей дуть в длинную выдувную трубку, каковую опустила нижним концом в небольшую яму; затем, возвратясь ко мне и вытащив из моего тела прут, она перевернула меня и поместила задом к желобу, в который выходила трубка.
— Дуйте, — повелела она Лорете, — вы должны этим способом вернуть душу вашему поклоннику, вместо того чтоб возвратить ее через поцелуй, как это делают прочие дамы.
Сейчас же сладостное дыхание вошло в мое тело через черный ход, отчего я ощутил несказанное удовольствие. Вскоре напор воздуха так усилился, что приподнял меня и отнес до самых сводов, но затем постепенно стал слабеть, так что я очутился на два локтя от земли. Получив тогда возможность лицезреть Лорету, я повернулся к ней лицом и увидал, что ее стеклянный покров разломился пополам и она, выскочив оттуда, принялась радостно приплясывать вокруг меня. Тут и я стал на ноги, ибо она бросила дуть в трубку и ветер меня уже не подымал. Забывши все на свете, я протянул руки вперед, чтоб обнять ее тело, но в то же мгновение вы разбудили меня, и я увидал себя целующим старуху вместо очаровавшей меня красавицы. Когда я размышляю о благе, коего вы меня лишили и коим я собирался мысленно насладиться, то думаю, что вы причинили мне великое зло; но зато, вспоминая, что благодаря вам я не осквернил своего тела, совокупив его с другим, о коем не могу вспомнить без содрогания, я признаюсь, что должен вас благодарить, ибо со мной действительно приключилось бы зло, тогда как добро произошло бы только во сне. В рассуждении сего почитаю себя бесконечно вам обязанным.
- Предыдущая
- 23/129
- Следующая