Сердца четырех - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/41

Ольга и Штаубе двинулись к углам.

— Они мне ноги отрезали? — приподнялся на руках Сережа.

— Где мои ноги?!

— Здесь, здесь, — бормотал Штаубе.

— Дестнитку… через концевое…

— Крестом?

— Да.

Через минуту дестнитка была продета во все четыре сегмента. Ольга достала шарие, пустили по нитке. Шарие покатилось, мягко жужжа.

— Плывет… там я дальше не знаю… — шептал Ребров, — но там… там просто уже…

— Вы это корректируйте, — Штаубе следил фонарем за шарием.

— Ноги… ноги! — плакал Сережа, трогая в темноте свои голые ноги.

— Натянули слабо, — бормотал Штаубе.

Шарие остановилось.

— Витя! Что теперь? — Ольга склонилась над подрагивающим шарием.

— Я… точно не знаю… — шептал Ребров.

Штаубе осветил пол под шарием, тронул еле заметный выступ, который оказался стальной пластиной, замаскированной под бетон.

Штаубе сдвинул пластину. Под ней была замочная скважина.

— Ключ?

— На… шее… — прошептал Ребров.

Сережа рыдал.

— Ключ! Ключ! — закричала Ольга.

— На шее… — шептал Ребров.

Ока бросилась к нему, пошарила на шее, сняла цепочку с плоским длинным ключом, передала Штаубе. Он вставил ключ в скважину, повернул. Послышалось гудение, пол дрогнул поехал вниз.

— Едем, Витя! — Ольга гладила его по голове. Спуск в бетонную шахту был долгим: освещенное отверстие люка сузилось, превратилось в слабенький огонек, он пропал во тьме. Пол остановится. Ольга посветила фонарем: кругом бетонные стены, в одной из них металлический щит с замочной скважиной. Штаубе вынул ключ из скважины в полу, передал Ольге. Она вставила ключ, повернула. Щелкнула пружина, щит сдвинулся, открыв металличеcкoe углубление со сложным профилем и множеством отверстий.

— Витя, смотри! — Ольга светила в углубление.

Лежащий на полу Ребров не отвечал.

— Виктор Валентиныч… — подполз к нему Штаубе, — коррекция.

Ребров молчал, Штаубе перевернул его на спину. Ольга посветила: полуприкрытые паза Реброва были неподвижны.

— Витя! Витя! Витя! — Ольга стала бить его по щекам.

— Холодно… — плакал Сережа.

— Погоди, я понял, — Штаубе подполз к ящику с промежуточным блоком, — посвети-ка…

Ольга посветила. Штаубе открыл ящик, стал вывинчивать крепежные винты.

— Оль, Оль, мне гвозди вбили! — зарыдал Сережа, подползая к ее ногам. — Оль, ты не скажешь? Не скажешь?

— Отстань! — крикнула Ольга.

Сережа рыдал, зажав себе рот, Штаубе стал вынимать промежуточный из ящика:

— Помогите…

Ольга помогла ему.

— Догадался, додумался, старая жопа! — засмеялся Штаубе.

Они поднесли промежуточный к стене и вставили в углубление. Профиль промежуточного совпадал с профилем углубления. Штаубе повернул рычаг поперечной подачи, сдвинул гнек на 3, перевел рейку на 5, оттянул параклит:

— Что на раскладке было перед «прыжком»?

— «Пауза».

Штаубе тронул рычаг продольной подачи. Гнек завращался. Штаубе перевел параклит на автореверс, сдвинул рейку на 7. Когда красные риски параклита и щека совпали, он потянул кольцо. Раздался свист; все оси погрузились в гнезда, стена задрожала и поехали вправо. Как только она достигла крайнего положения, послышалось гудение движка, в открывшемся пространстве вспыхнул свет. Штаубе вцепился в чемодан с жидкой матерью, пополз с ним вперед. Ольга поволокла Сережу и Реброва.

Они оказались в просторном бетонном бункере. Посередине стояли четыре разделочных пресса ПРМ-118. В пол была вмонтирована никелированная воронка.

— Господи, помилуй… Господи, помилуй… — крестясь, Штаубе подполз к воронке, подтянул чемодан с жидкой матерью, стал стамеской срывать замок.

— А вы взорваться хотели! — нервно засмеялась Ольга и разрыдалась.

— Все, все. Господи, все… — Штаубе вытянул пробку, наклонил чемодан. Бурая жидкость потекла в раковину.

Ольга разделась, стянула с Сережи свитер. Мальчик закричал.

— Милый, потерпи немного… нет! Я не верю! Сереженька! Витя! А вдруг не сработает?! За что! За что же нам?! — рыдала Ольга.

— Все, все… — Штаубе бросил опустевший чемодан, стал раздеваться.

Ольга подняла Сережу, положила его на станину пресса. — Оль, уже? — спросил он.

— Да, милый, — она вложила его неподвижные, посиневшие ноги в крепежные углубления. — А руки — туда…

Сережа сунул руки в крепежные отверстия.

— Раньше времени тоже… не надо… — голый Штаубе подполз к Реброву, принялся развязывать шнурки на его ботинках.

— Штаубе, милый, я не могу! — засмеялась Ольга, размазывая кровь по лицу. — Мы пришли!

— Не надо раньше… помогите мне…

Вдвоем они раздели Реброва, уложили на станину.

— Там рычаг… — Штаубе полез на свой пресс.

— Я знаю, — Ольга повернула красный рычаг на прессе Реброва, потом на прессе Сережи.

Штаубе дотянулся до своего рычага, повернул:

— Быстро надо…

Ольга бросилась к своему прессу, легла, повернула рычаг.

Прессы заработали. Их головки стали опускаться, раскрываясь.

— Оль! — позвал Сережа.

— Молчи! Молчи! — радостно плакала Ольга.

— Вот… — Штаубе закрыл глаза, облизал потрескавшиеся губы.

Граненые стержни вошли в их головы, плечи, животы и ноги. Завращались резцы, опустились пневмобатареи, потек жидкий фреон, головки прессов накрыли станины. Через 28 минут спрессованные в кубики и замороженные сердца четырех провалились в роллер, где были маркированы по принципу игральных костей. Через 3 минуты роллер выбросил их на ледяное поле, залитое жидкой матерью. Сердца четырех остановились: 6, 2, 5, 5.

• Предыдущая
• 41/41