Мой нежный цветок - Спэнсер Кэтрин - Страница 28

• Предыдущая
• 28/29
• Следующая

— Конечно. Я понимаю. — Она потянулась, поцеловала его в щеку. — Вижу, тебе не терпится пуститься в дорогу, не буду тебя удерживать. Звони с хорошими новостями и не беспокойся о нас. Мы с Франческой справимся.

Он проследил глазами за ее удаляющейся фигурой. Жаль взваливать на ее плечи такое бремя.

У нее своя семья. Раньше он всегда кидался на выручку, стоило лишь намекнуть, был главной опорой семьи. Но что делать? Когда-то и ему надо устраивать свою жизнь.

Он пропах больницами, лекарствами, даже во рту привкус появился. Надо вымыться, побриться, сменить белье, и, видит бог, ему требуется поспать. Но все это после. Сморгнув с глаз усталость, он достал сотовый телефон.

— Это Бенедикт Константине, — проговорил он в трубку. — Мне надо сегодня быть в Сан-Франциско. Как скоро можно это организовать?

До вылета персонального самолета у него оказалось два часа. Достаточно, чтобы воспользоваться удобствами, предназначенными для сотрудников аэропорта. Достаточно, чтобы связаться с лучшей подругой Кассандры Патрицией и заручиться ее помощью.

На протяжении долгого путешествия домой Касси пыталась проанализировать ситуацию, в которую попала, и решить, как действовать в дальнейшем, после того, как она окажется дома.

Усталость, не позволяющая ей заснуть, лишила, видимо, ее способности рассуждать логически.

Она словно провалилась в пустоту, отрезанная от внешнего мира плотной стеной.

Загадочным образом отрешенность от житейских дел действовала умиротворяюще, успокаивала, за исключением разве что тех минут, когда в памяти всплывал образ Бенедикта. Тогда ее пронзала боль и горечь утраты.

Словно ее предали. Лишили всякой радости.

Краткое, увы, слишком краткое время он любил ее. В мозгу неотвязно крутилось одно и то же конец, конец всему. Нельзя опять пускаться по заколдованному кругу. Слишком разрушительны последствия. Унизительны и постыдны.

Ее рейс на Сан-Франциско был отправлен сразу после семи, почти часом позже, чем указано в расписании. Никто не будет ее встречать — она никому не сообщила о возвращении. Да и не вынесет она сейчас ничьего сочувствия. Ей хотелось оказаться дома, в окружении знакомых вещей: бабушкиного фарфора, знакомых гравюр, ковров.

Вещи не могут ранить. Не то что люди.

Она взяла из аэропорта такси, заплатила водителю и, прежде чем войти в дом, постояла немного на тротуаре, проникаясь сознанием, что добралась наконец до дома. Теперь она снова становится хозяйкой своей жизни.

Оставив вещи в прихожей, поднялась по лестнице и вошла. Квартира долго была закрыта, но, открыв входную дверь, она внезапно ощутила аромат фрезий.

Она всегда была чувствительна к воспоминаниям, разбуженным запахами. Запах духов «Шанель № 5» немедленно рождал образ матери, такой яркий, словно она сидела рядом, в соседней комнате.

Хорошая кубинская сигара напоминала о Рождестве у Патриции, чей отец любил закурить сразу после обеда, наполняя дом запахом дорогого табака.

И теперь опьяняющий запах фрезий настроил ее на нужную волну. Образ Бенедикта, как живой, возник перед глазами, словно он стоял перед ней собственной персоной.

Она торопливо прошла в гостиную и нашла ее полной цветов. Фрезий, роскошных красных и желтых оттенков, стояли в вазах на камине и на кофейном столике, на подоконнике и письменном столе.

Она запоздало заметила и другие странности: из стерео лилась музыка — песни сороковых годов о потерянной любви, обретенной вновь, и о двух сердцах, бьющихся в унисон; окна были открыты, впуская теплый вечерний воздух; из печки доносился соблазнительный запах горячего хлеба.

Она побрела по другим комнатам. Наткнулась на другие фрезий в спальне; на кровати лежала греховно соблазнительная ночная рубашка. Обнаружила горящие в спальне свечи.

Наконец, с сердцем, колотящимся от смеси надежды и отчаяния, она добралась до террасы, где нашла стеклянный столик, сервированный на двоих, и… Бенедикта.

— Добро пожаловать домой, mi adorata [13], нежно сказал он — Это невозможно! — воскликнула она, вцепляясь в косяк двери, боясь, что упадет в обморок от потрясения. — Ты не можешь быть здесь!

Чтобы доказать ей обратное, он поднялся и схватил ее в объятия, которые оказались самыми что ни на есть всамделишными.

— Я здесь, — сказал он, — потому что здесь мое место. С тобой, моя bella жена. Всегда с тобой.

— Нет, — возмутилась она, пытаясь освободиться от его рук. Искушение снова простить его было слишком велико, но она знала, что не должна ему поддаваться. — Ты не встретил меня в Милане. Не сдержал свое слово.

— Нет, — признал он, заглядывая ей в глаза. — Не сдержал, и очень сожалею о том. Но если ты позволишь мне объясниться, то, возможно, найдешь в себе силы в который раз простить меня.

— Не представляю, что смогу, — ответила она, но позволила ему отвести себя к дивану и усадить на подушки.

— Тогда хотя бы выслушай перед тем, как выносить приговор.

Трудно отказать в такой малости. И по правде, по мере того как удивление пошло на убыль, пробуждалось любопытство.

— Сколько времени ты тут? — спросила она, приваливаясь к нему вопреки твердому решению держаться на расстоянии. — Когда ты все успел? И сразу возник следующий вопрос:

— Как ты проник внутрь моего дома? У тебя не было ключей!

— У Патриции были, — сказал он. — И Патриция воистину романтическая натура. Спасибо ей за подготовку сцены и мне за смекалку, подсказавшую, к кому следует обратиться за помощью. Иначе не сидеть бы мне тут, когда ты пришла.

— Но зачем, Бенедикт? Зачем такие сложности?

— У меня не было иного выбора, — отозвался он и поведал ей всю историю.

— Ты мог позвонить и предупредить меня, сказала она, когда он закончил.

— И что сказать? Что я опять, после всех торжественных обещаний и клятв, предпочел мать своей жене? Мог ли я пытаться сыграть на твоем сострадании, чтобы удержать тебя в Италии, если знал, что ты всей душой стремишься домой? — Он покачал головой. — Нет, лучше было сказать тебе после, когда мы снова будем вместе. К сожалению, я добрался до Милана слишком поздно, но я старался как мог, сага. Я опоздал всего на несколько минут и остаток жизни буду жалеть об этом. Слишком многого они тебе стоили.

Она поглядела на него и поняла, что была не единственной, кто страдал. Если честно, он заплатил куда большую цену. Беспокойство и усталость отражались на его лице.

— Так как? — Он прямо смотрел ей в глаза, готовый принять любое ее решение.

Вся ее злость и боль растаяли. Чуть не плача, она притянула к себе его голову, провела пальцами по его волосам.

— Ты поступил совершено правильно, мой дорогой, — мягко сказала она. — И не один ты сожалеешь о прошлом. Как твоя жена, я должна была быть там, чтобы помочь в трудное время. Я знаю, как больно терять мать. Надеюсь, что Эльвира скоро выздоровеет.

— Я тоже надеюсь. Мне хотелось бы, чтоб ты узнала ее такой, какой она была раньше, а не в эти последние месяцы. Но самое главное — мы снова вместе. — Дрожь прошла по его телу. — Я не вынес бы расставания с тобой, Кассандра. Ты больше чем моя жена, ты — моя жизнь.

Усилиями Патриции на обед были крабы, свежеиспеченный хлеб, салат и восхитительные маленькие печенья в форме раковин, наполненных клубничной начинкой. Но еду можно отложить на потом, когда взойдет луна. Есть заботы поважнее.

— Те аmо, Кассандра, — торжественно произнес он.

— Те аmо, Бенедикт, — ответила она.

• Предыдущая
• 28/29
• Следующая