Аляска, сэр! - Шестера Юрий - Страница 35
- Предыдущая
- 35/57
- Следующая
Черный медведь отчаянно отбивался от окруживших его собак. Отбивался молча, норовя дотянуться могучими лапами хотя бы до одной, но те кружили вокруг него как заводные, продолжая истошно облаивать. «Барибал!» – вздохнул Воронцов с облегчением, ибо этот медведь был гораздо меньше уже знакомого ему Уманги. Но как произвести верный выстрел, если зверь непрерывно вертится вокруг собственной оси?
Вспомнив про свой «секретный прием», граф сунул ружье под мышки, согрел пальцы дыханием, вставил их в рот и пронзительно свистнул. Барибал тотчас вскочил на задние лапы, а собаки вмиг замолчали. Нескольких секунд всеобщего замешательства Воронцову хватило, чтобы прицелиться и выстрелить.
Медведь неестественно дернулся и тут же рухнул. Пришедшие в себя после резкого свиста собаки накинулись было на него, но властный окрик: «Назад!» немедленно остановил их, и они, вздыбив шерсть на загривках, злобно оскалившись и грозно рыча, нехотя отступили от добычи. «Молодец, Чучанга! Ишь как вышколил подопечных своей упряжки!» – пронеслась в голове Алексея Михайловича благодарственная мысль.
Выдернув на всякий случай из ножен охотничий нож, он осторожно приблизился к лежавшему ничком медведю. Тот дергался в предсмертных конвульсиях, хрипя и загребая снег передними лапами, но вскоре дернулся в последний раз и затих. Убедившись, что уши медведя уже не прижаты к голове, граф облегченно вздохнул: «Издох…»
Спустя несколько минут на поляну выскочил Кучум, и собаки радостно завиляли хвостами, мигом позабыв обо всех былых страхах. Вожак, увидав поверженного барибала, зарычал было, но затем молча, принюхиваясь, обошел тушу медведя по кругу и посмотрел на Алексея Михайловича умными глазами так, будто хотел поздравить с удачным выстрелом. И тут же, насторожив уши, вновь метнулся в заросли ельника.
Чуть позже на ту же поляну, раздвинув локтями колючие ветви, вышел и сам Чучанга. Собаки, чутко сторожившие тушу медведя, поприветствовали хозяина гордым заливистым лаем, и тот, сдвинув на затылок опустившуюся на глаза шапку и отерев пот с лица, с видимым облегчением произнес:
– Я уже по лаю собак, донесшемуся до меня издалека, понял, что они наткнулись на какого-то крупного зверя. Вот сразу и поспешил на звук, пустив вперед Кучума. Когда же услышал твой знаменитый свист, Алеша, и последовавший за ним выстрел, окончательно убедился, что ты встретил медведя-шатуна. В общем, Алеша, поздравляю тебя с еще одной заслуженной победой! Похоже, ты и впрямь решил заработать репутацию грозы медведей!
– Спасибо, Чучанга! Но с твоими собаками мне убить медведя оказалось намного проще, чем один на один.
Индеец усмехнулся.
– Я, Алеша, охотник хотя и молодой еще, но хорошо знаю, сколь непросто завалить медведя одним выстрелом, когда он, будучи со всех сторон обложен собаками, вертится, точно ужаленный сотнями пчел. Насколько я понял, ты заставил барибала подняться на задние лапы тем же свистом, что и в случае с Умангой?
– Угадал, Чучанга, – подтвердил Воронцов. – Но я, признаться, был не на шутку поражен послушанием твоих собак, оставшихся к тому же без вожака, когда приказал им, возбужденным охотничьим азартом, не трогать поверженного медведя, на которого они поначалу было набросились.
– Здесь как раз удивляться нечему, Алеша, – скромно повел плечом Чучанга, явно польщенный похвалой белого воина. – Ведь послушание – одно из основных качеств, которое мы воспитываем как у ездовых, так и у охотничьих собак. Если же взять в упряжку собаку, не способную беспрекословно выполнять приказы хозяина, можно вообще без упряжки остаться. Так что непослушную собаку лучше сразу пристрелить, чем возиться с ней. Это негласный закон всех охотников-индейцев, Алеша.
– Спасибо за науку, Чучанга, – улыбнулся граф. – Но сможем ли мы с тобой вдвоем снять шкуру с барибала? Раз уж со шкурой гризли мне не повезло, так хотя бы эту домой привезти…
– Сможем, Алеша, не сомневайся! – расплылся в широкой улыбке «адъютант». – Давай-ка прямо сейчас и приступим к делу, чтобы туша барибала не успела примерзнуть к земле…
Далее Воронцову оставалось только удивляться ловкости, с которой Чучанга снимал медвежью шкуру. Сам-то он, прилагая определенные усилия, лишь оттягивал ее, а тот острым ножом отделял шкуру от туши, практически не оставляя на ней ни мяса, ни жира. Когда дело было сделано, Чучанга, удовлетворенно кивнув, сказал:
– Теперь отдадим эту шкуру женщинам, чтобы они довели ее до ума. Сравниться с ними в мастерстве выделки звериных шкур просто невозможно, поверь мне на слово, Алеша. – Затем он принялся вырезать из туши медведя лучшие куски мяса, уверенно орудуя ножом и беззлобно ворча: – Отощал, однако, наш шатун в зимнем лесу… Оно и понятно: это, чай, не осень, когда только ленивый не найдет себе пропитания…
– Не забудь про печенку, Чучанга, – напомнил Алексей Михайлович. – Помнишь, как радовался ей Белый Орел, когда ты подстрелил лося?
– Не забуду, Алеша, не забуду. У меня тоже, как ты говоришь, губа не дура…
Когда Чучанга закончил работу, они вдвоем перенесли мясо подальше от существенно «похудевшей» туши медведя. Все это время собаки, беспрестанно облизываясь, терпеливо сидели в сторонке, не сводя с лакомства вожделенных взглядов, но при этом не предпринимали ни малейшей попытки к нему приблизиться. Когда же охотники присели неподалеку на ствол упавшего дерева, предварительно стряхнув с него снег рукавицами, Чучанга подал знак внимательно наблюдавшему за ним Кучуму, и тот неторопливо, с солидным достоинством прошествовал к остаткам медвежьей туши. Тщательно обнюхав их, принялся наконец отгрызать от костей ошметки мяса и жевать их с полуприкрытыми от блаженства глазами. При этом все другие собаки даже не сдвинулись с места.
– Ну и выдержка, – подивился Алексей Михайлович, набивая табаком трубку.
– А как же! Каждая собака должна знать в стае свое место, – изрек Чучанга тоном, не терпящим возражений, и тоже достал из кармана трубку.
И действительно: остальные собаки упряжки накинулись на остатки медвежьей туши лишь после того, как вожак насытился и отошел в сторону.
– Пусть наедятся до отвала, – сказал Чучанга, посасывая трубку. – Юкола, конечно, тоже вкусна, но если ею изо дня в день питаться, быстро надоесть может. – И поднялся с бревна: – Давай-ка, Алеша, погрузим на нарту шкуру барибала и его мясо да и двинемся в обратный путь. Боюсь только, что места на нарте мне не хватит и придется топать вслед за нею пешком вплоть до самого селения…
– А почему только тебе, Чучанга? – возмутился Алексей Михайлович. – Давай уж вместе топать!
Индеец посмотрел на него с укоризной.
– Тебе нельзя, Алеша. Потому что ты – великий белый воин, Повелитель Духов! И никакой воин-индеец, пусть даже с орлиными перьями на голове, тебе не ровня.
Воронцова несколько удивили слова помощника. Ведь он хорошо помнил историю с разными порциями «воды белых» во время ночевки у перевала, которая навела его на мысль о стремлении индейцев к равенству…
Солнце делало свое дело. Все выше и выше поднимаясь по небосводу, оно вначале усеяло снег многочисленными проталинами, а затем освободило от снежного покрова и всю степь. Один только лес все еще не сдавался, хотя и в нем снег стал рыхлым, и собаки тянули теперь по нему нарту уже с надрывом, хрипя от натуги.
– Все, Алеша, отохотились, – с сожалением произнес Чучанга, когда они с графом вернулись в селение после очередной охотничьей вылазки. – Вон, даже у Кучума язык стал вдвое длиннее, – сокрушенно покачал он головой, – а ведь выносливее собаки я в жизни не встречал…
– Скоро, Алеша, вернутся гонцы, которых я послал к Минненоте с твоей просьбой, – оповестил Воронцова в один из дней вождь. – Думаю, с ними он и передаст свое решение.
– Спасибо за заботу, Яндога. Буду надеяться, что мне все-таки удастся обзавестись мустангом. А может, и Чучанге тоже…
От одной только мысли о владении мустангом, на котором можно будет скакать на зависть соплеменникам, на бронзовом лице Чучанги проступило подобие румянца.
- Предыдущая
- 35/57
- Следующая
