Алмазный век, или Букварь для благородных девиц - Стивенсон Нил Таун - Страница 59
- Предыдущая
- 59/106
- Следующая
Нелл хотелось вбежать и утешить его, но было слишком страшно. Она стояла в нерешительности, и внезапно поняла, что напоминают ей вспышки. Конечно взрывы... вернее, видеозапись взрывов. Она попятилась и вернулась в домик.
Через час из бамбуковой рощицы донеслись нездешние звуки волынки. Констебль и раньше порой выдувал несколько пронзительных нот, но впервые Нелл слышала полное исполнение. Она не особо разбиралась в волынках, но решила, что выходит совсем неплохо. Констебль играл похоронный мотив – коронах, такой грустный, что у Нелл едва не разорвалось сердце; вид констебля, рыдающего на карачках, не так переворачивал душу, как его музыка.
Он закончил и перешел к более веселому и быстрому пиброху. Нелл вылезла из домика в сад. Стебли бамбука рассекали силуэт констебля на сотни вертикальных полос, но она потопталась на месте, и глаз собрал изображение в одно. Констебль стоял в озере лунного света. Он сменил пиджак и брюки на клетчатую юбочку, рубашку и берет, как будто бы форменные. Когда дыхание иссякало, он с силой вбирал воздух, грудь надувалась, серебряные эмблемы и значки поблескивали в лунном свете.
Он оставил двери открытыми. Нелл вошла в дом, даже не стараясь ступать тихо – звук волынки заглушал ее шаги.
Огромные медиатроны на стене и полу были заполнены бесчисленными окнами, сотнями и сотнями отдельных панелей, как стена на городской улице объявлениями и плакатами, от маленьких, с ее ладошку, до больших – с настенный календарь. Панели на полу показывали в основном документы, таблицы, диаграммы (много деревьев) или замечательно вычерченные карты с подписанными по-китайски реками, горами и деревнями. Разглядывая их, Нелл несколько раз вздрагивала – ей казалось, что по полу ползет что-то маленькое, черное, но это были не тараканы, просто оптический обман, возникающий из-за движения карт и цифр. Они были очень рактивны, как слова в Букваре, но, в отличие от Букваря, откликались не на действия Нелл, а, как решила она, на какие-то далекие события.
Когда она наконец подняла глаза на медиатронную стену, то заметила, что панели там гораздо крупнее, и в них идут либо стоят видеофрагменты. Изображение было на редкость четкое. Она видела пейзажи: сельскую дорогу, мост через высохшую реку, пыльную деревеньку – из нескольких домов вырывалось пламя. Были и люди: говорящие головы китайцев в грязной военной форме на фоне темных гор, облаков пыли и темно-зеленых машин.
В одном видеофрагменте человек лежал на земле, его пропыленная форма сливалась с бурою почвой. Внезапно изображение двинулось: оно не стояло, как соседние. Кто-то шел мимо камеры: китаец в широких синих штанах и с повязками на лбу и груди – некогда алыми, а теперь совершенно бурыми от пыли. Когда он вышел из кадра, Нелл всмотрелась в лежащего и только сейчас поняла, что у него нет головы.
Видимо, констебль Мур все-таки расслышал ее рыдания сквозь звуки волынки, потому что через несколько секунд он уже был в комнате и командовал медиатронам, которые тут же погасли, стали просто черной стеной и полом. Осталась только картина с Гуань-ди, богом войны, который по-прежнему сердито супил на них брови. Констебль Мур всегда терялся, когда на Нелл находило, но, похоже, гораздо легче принял истерику, чем, скажем, предложение сыграть в дочки-матери или приступ хихиканья. Он подхватил Нелл, пронес по комнате на вытянутых руках, опустил в глубокое кожаное кресло, вышел, вернулся с большим стаканом воды и осторожно свел на нем пальцы Нелл. "Дыши глубже и пей", – раз за разом повторял он почти шепотом.
Нелл немножко удивилась, когда все-таки перестала плакать, хотя рыдания накатывали еще несколько раз и их приходилось побеждать тем же способом. Она все силилась сказать "не могу перестать плакать", выговаривая по одному слогу за прием.
На десятый или одиннадцатый раз констебль Мур произнес: "Не можешь, потому что тебя хорошо трахнуло по башке". Это было сказано усталым профессиональным тоном, который мог бы показаться жестоким, но Нелл, наоборот, почему-то сразу успокоилась.
– Что это значит? – спросила она, когда перестало щекотать в горле.
– Это значит, что ты – ветеран, как и я, и у тебя шрамы. – Он внезапно рванул рубаху, так что пуговицы полетели и заплясали по всей комнате, и Нелл увидела его разноцветный торс. – Разница одна. Я знаю, что я – ветеран, а ты упорно считаешь себя маленькой девочкой, как эти сранные вички в твоей школе.
Время от времени, может быть, раз в год, он отказывался от обеда, надевал форму, садился на лошадь и уезжал в направлении Новоатлантического анклава. Лошадь привозила его под утро, такого пьяного, что он едва не выпадал из седла. Иногда Нелл помогала ему улечься в постель, и, когда он отключался, разглядывала при свечах значки, медали и ленты. У всех у них, особенно у лент, цвета что-нибудь да значили, и разобрать эту символику было нелегко, но у Букваря имелось сзади несколько страниц, называвшихся "энциклопедия"; там Нелл вычитала, что констебль Мур служил бригадиром Второй бригады Третьей дивизии Первого экспедиционного корпуса Войск Поддержания Протокола. Одна лента означала, что он на какое-то время был прикомандирован к ниппонской дивизии, но родной его дивизией явно оставалась Третья. Согласно энциклопедии, Третью дивизию часто называли "Помоечные псы" или просто "Дворняги", потому что набирали ее в основном из белой диаспоры: уитлендеров, ольстерских лоялистов, белых из Гонконга и прочих бездомных скитальцев англо-американского мира.
Один из значков означал, что констебль имеет диплом по инженерной нанотехнологии. Тоже логично: Вторая бригада специализировалась на ведении нанотехнологической войны. Энциклопедия сообщала, что ее создали лет тридцать назад для погашения затяжного конфликта в Восточной Европе, где одна из сторон впервые использовала простейшее нанотехнологическое оружие.
Года через два дивизию спешно перебросили в Южный Китай. Беспорядки начались с Большого Похода Чжана Ханьхуа, того самого, когда он заставлял торговцев бухать себе в ноги. Чжан самолично открывал ворота лао-гаев – исправительно-трудовых лагерей, где заключенные день и ночь собирали дешевые побрякушки для экспорта на Запад, разбивал экраны компьютеров тяжелой тростью с набалдашником в виде драконьей головы и размазывал надсмотрщиков в кровавое месиво. Чжан "разобрался" со многими процветающими предприятиями, в основном на юге, миллионы людей остались без работы. Они вышли на улицы, части Народно-освободительной Армии перешли на их сторону, и началось. Мятеж подавили переброшенные с севера подразделения НОАК, но главари исчезли в "асфальтовых джунглях" Жемчужной дельты, и Чжану пришлось установить на юге гарнизонное положение. Несколько лет северные войска жестоко, но успешно восстанавливали порядок, пока, в одну ночь, весь контингент, пятнадцать тысяч человек, не выкосила эпидемия нанозитов.
Главари вышли из подполья, провозгласили Прибрежную Республику и призвали на помощь Силы Поддержания Протокола. Полковника Артура Хорнсби Мура, ветерана сражений в Восточной Европе, назначили командовать операцией. Он родился в Гонконге, был вывезен оттуда ребенком перед возвращением острова китайцам, в юности скитался с родителями по Азии, потом осел на Британских островах. Выбор пал на него, поскольку он бегло владел кантонским и сносно – пекинским. На старых видеофрагментах в энциклопедии Нелл видела констебля Мура, того же человека с б#ольшим количеством волос и меньшими сомнениями.
Гражданская война в Китае по-настоящему разгорелась через три года, когда северяне, не имевшие доступа к нанотехнологии, начали бомбежки. Вскоре после этого исламские народы наконец договорились между собой и захватили почти весь Синьцзян-Уйгурский автономный округ, истребили часть ханьского населения, а остальных оттеснили в мясорубку гражданской войны. Полковник Мур заразился исключительно тяжелым штаммом нанозитов и получил продолжительный отпуск для поправки здоровья. К этому времени Поднебесная и Прибрежная республика заключили перемирие.
- Предыдущая
- 59/106
- Следующая
