Опасные добродетели - Барбьери Элейн - Страница 37

• Предыдущая
• 37/64
• Следующая

Сзади послышался тихий голос, который прозвучал скорее как утверждение, чем угроза:

— Ты пожалеешь о том, что ушла от меня сейчас, Онести. Я говорю это, потому что знаю. Ты пожалеешь.

«Пожалею ли я?» — мысленно спросила себя Онести и вышла на улицу.

Боль пронзила отяжелевшую голову Джереми, заставив его громко застонать. Парень попытался открыть глаза, но яркий свет резанул по ним словно ножом. Джереми посмотрел сквозь полуприкрытые веки и тяжело вздохнул, сообразив, что всему виной солнце.

Заслонившись рукой от ярких лучей, пробивавшихся сквозь окно лачуги, он повернулся к стене и замер, внезапно увидев, что не один на своей койке. Рядом лежала обнаженная женщина.

О нет!

— Доброе утро, Джереми. — Милли прильнула своими теплыми губами к его губам, потерлась обнаженными грудями о его грудь и засмеялась. — Теперь тебе лучше?

— Милли, как ты оказалась здесь?

— Мы вместе пришли сюда, поддерживая друг друга. — Ей опять стало смешно, и она фыркнула: — Ты был так хорош, что я не могла противиться тебе.

— Милли… — Джереми потряс головой. Ему было плохо, по правде сказать, не только из-за головы. — Тебе не следовало приходить сюда.

— Прошлой ночью ты говорил совсем другое.

— Не помню, что говорил прошлой ночью.

— А я помню. — Глаза Милли затуманились. — Ты говорил, что я хорошенькая, целовал меня, и мне это очень нравилось.

— Я не должен был так поступать, Милли. — Джереми отодвинулся на край кровати. — Слишком много выпил, черт побери!

— Однако это не помешало тебе сделать то, что обычно делает в постели мужчина, когда рядом женщина. — Милли привстала. Покрывало упало, обнажив ее маленькие твердые груди. — Жаль, что не помнишь, но ты действительно был очень хорош. Мне никто не доставлял столько удовольствия.

Джереми встал и потянулся за брюками. Надев их, он повернулся к Милли. Она не двигалась. Ее светлые волосы наполовину распустились и ниспадали на обнаженные плечи, а накрашенное лицо выглядело почти комичным, потому что краска размазалась по щекам. Как ни странно, в облике девушки было что-то невинное, а в глазах отражалась мольба. Но он не мог ответить на эту мольбу, как бы того ни желал.

Кроме того, ему было ужасно плохо.

— Я неважно себя чувствую, Милли. Тебе лучше пойти домой.

— Еще немного побуду здесь. Может быть, смогу чем-нибудь помочь тебе.

— Нет. Мне надо идти на работу.

— Но тебе же плохо.

— И тем не менее.

— Но…

Головная боль усилилась, и терпение Джереми лопнуло.

— Иди домой, Милли! — Произнеся эти слова, он пожалел о своей несдержанности и попытался улыбнуться. — Пожалуйста… Увидимся вечером.

— Нет, тебе ведь не хочется. Ты не придешь ко мне.

Милли откинула покрывало и, забыв о своей наготе, встала. Она протянула руку за платьем, натянула его через голову и грустно посмотрела на Джереми:

— Ты не придешь ко мне, потому что думаешь о другой.

— Извини, Милли.

— Ладно, не стоит извиняться. — Карие глаза Милли снова затуманились. — Придет время, и тебе надоест ждать ее. Когда это произойдет, приходи — ты знаешь, где найти меня. — Она попыталась улыбнуться. — Я ведь не гордая. Как всегда, буду в «Лонгхорне». Мне некуда больше пойти.

Милли задержалась на минуту, чтобы собрать свое белье, затем направилась к двери. Взявшись за щеколду, она обернулась:

— Запомни, что я сказала, слышишь?

— Хорошо, запомню.

Едва дверь за Милли закрылась, Джереми бросился к ведру, стоящему в углу комнаты. Очистив желудок, он с трудом выпрямился и потянулся за рубашкой. Теперь нужно было еще придумать подходящее объяснение своему опозданию на работу.

Застегивая на ощупь рубашку, Джереми думал о своем обещании Онести исправиться и еще о том, что по возможности следует держаться в норме, чтобы, не вызывая подозрений, добыть для Биттерса нужную информацию.

Полностью одевшись, Джереми еще раз склонился над ведром, затем провел рукой по волосам и взял шляпу. Парень чувствовал себя виноватым перед Милли. Он не хотел обижать ее, девушка не заслуживала этого. Однако следует извлечь для себя урок из случившегося. Нельзя больше пить. В пьяном виде можно натворить что угодно. Будь он трезвым, Милли не оказалась бы в его постели.

Проснувшись, Онести прикрыла рукой глаза от солнечного света, проникавшего сквозь окно спальни. Наконец-то настало утро. Всю ночь она проворочалась, преследуемая непонятными тревожными видениями, которые бесконечной вереницей проносились в мозгу. Теперь девушка была встревожена и чувствовала себя усталой.

«Что означали эти видения?» — волновалась Онести.

Она снова видела Пьюрити, только на этот раз ее лицо можно было различить гораздо яснее, чем раньше. Онести отметила невероятное сходство Пьюрити с матерью: те же бледно-золотистые волосы, светлые глаза и утонченные черты лица… На шее у нее висел золотой медальон, точно такой же, как у матери. Однако упрямый подбородок принадлежал только Пьюрити. Онести едва не рассмеялась, неожиданно заметив, что, хотя сестра стала взрослой, она совсем не изменилась.

Но желание Онести смеяться скоро пропало. Пьюрити была чем-то расстроена. Раньше Онести никогда не видела ее такой. И когда позади сестры появилась неясная угрожающая тень мужчины, девушка почувствовала, что Пьюрити испуганна и нуждается в ее помощи.

Онести откинула покрывало и резко встала. Ей не хотелось снова переживать последовавшие за этим обрывочные сны, в которых она видела Уэса Хауэлла. Этот человек был воплощением самого дьявола, принесшим ей несчастье!

«Ты пожалеешь о том, что ушла от меня сейчас, Онести. Я говорю это, потому что знаю. Ты пожалеешь», — промелькнуло у нее в мозгу.

Жалеет ли она в самом деле, что оставила Уэса?

Да.

Нет!

Внезапно разозлившись, Онести сбросила ночную рубашку и протянула руку за платьем. Затем вдруг бросила его на стул, достала из шкафа поношенные штаны и рубашку и быстро надела их. Натянув сапоги и водрузив на голову старую шляпу, она направилась к двери.

В коридоре Онести взглянула на дверь комнаты Джуэл, затем быстро подошла к лестнице. Оказавшись на улице, девушка облегченно вздохнула. Джуэл была чем-то расстроена, и, уж конечно, не из-за той бутылки, которую Онести подарила ковбоям накануне вечером. Однако ни времени, ни желания выяснять, какой ее поступок вызвал гнев Джуэл, не было.

Через несколько минут Онести остановилась у двери дома Джереми. Стараясь не волноваться, она почувствовала, что, хотя яркое утреннее солнце и прогнало ночные тени, воспоминания о случившемся здесь ночью остались.

Решив, что она больше не позволит им мучить ее, Онести взглянула на небо. Начинался новый день, и, если с Джереми все в порядке, он должен быть на работе. Она очень надеялась на это, а также на то, что не застанет его пьяным, как не раз случалось. Девушка, затаив дыхание, подняла руку, чтобы постучать.

Стукнула раз… затем другой и, не услышав ответа, толкнула дверь. Оглядев комнату, она с облегчением увидела, что койка пуста. Остальное как-нибудь уладится, подумала Онести. Бад Харпер знал парня, когда тот был еще мальчишкой, любил его и наверняка позволит уговорить себя предоставить ему еще один шанс на работе, ведь известно, что Джереми добросовестный работник, если трезв.

Онести огляделась вокруг и покачала головой. Ей было непонятно, как мог Джереми, воспитанный в доме, где мать постоянно заботилась о чистоте, жить в таком беспорядке.

Привычно двигаясь по маленькой комнате, девушка смахнула мусор со стола, подмела пол и, сняв с крючков грязную одежду, сложила ее в углу, чтобы потом убрать. Взгляд ее упал на смятую постель. Она поправила покрывало и, начав разглаживать его рукой, вздрогнула, когда какой-то острый предмет уколол ладонь.

«Шпилька?» — удивилась Онести и, внезапно поняв, что прошлую ночь Джереми провел не один, испугалась.

• Предыдущая
• 37/64
• Следующая