Поздний экспресс (СИ) - Волкова Дарья - Страница 25

• Предыдущая
• 25/45
• Следующая

   Заснуть не мог долго. Лежал и слушал ее дыхание. Уговаривал себя, чтобы не смел даже пальцем шевельнуть. В конце концов, ему все-таки удалось задремать. Но очень ненадолго.

   _____________________

   Кто-то тихо дышит рядом. Она голая. Ей тепло и хорошо. Это были первые ощущения при пробуждении. Потом были и другие. А еще мысли и воспоминания.

   Бурный выдался вечер. Более чем. Интересно, сколько сейчас времени? Судя по ощущениям, ночь, - часа два. Поворачивается и понимает.

   Она голая, Витька крепко обнимает ее, совершенно одетый - рубашка, брюки. И вдруг именно это становится самым важным сейчас. Ей срочно необходимо исправить это крайне несправедливое статус-кво. И безумно хочется почувствовать его кожу под пальцами. И только это сейчас, в постели, в глухой ночной час, имеет значение.

   Вик проснулся на предпоследней пуговице. Перехватил ее руки.

   - Ты что делаешь? - голос спросонья хрипловат, но удивительно ясен.

   - Раздеваю тебя. Вик, тебе разве не говорили, что спать в уличной одежде - негигиенично?

   - Не надо!

   Надя вздыхает. Кажется, настроение у него за те несколько часов, что она спала, нисколько не изменилось.

   - Витенька... Меня уже начинает бесить слово "Не надо" в твоем исполнении!

   - Надя, ну правда... Отдыхай. Извини, если разбудил. Я не...

   Все с ним ясно. Еще казнит себя за свою несдержанность, грубость, жестокость. Наказывает себя. Ее до оргазма довел, еще до какого - от одного лишь воспоминания становится жарко. А сам, сам... Быстрое движение руки вниз. Вик охает, пытается отстраниться. Надя не может сдержать довольной улыбки. Хочет, определенно, хочет. Хочет, но не позволяет себе. Такой милый. Милый, смешной и безумно ее возбуждающий.

   Он позволяет расстегнуть ей еще одну пуговицу. А потом снова звучит так раздражающее ее "Не надо".

   - Это нечестно, - она пытается убрать его пальцы от последней пуговицы на рубашке. - Я голая, а ты нет!

   - Наденька, но это совсем не обязательно...

   - Вот упрямый! - ее ладонь пробирается под и так почти расстегнутую рубашку. Пальцы пробегают по гладкой теплой коже, задевают соски. Твердые. Он вздрагивает. И последняя пуговица сдается под натиском ее второй руки. Его стон, когда ее губы, а следом и язык, прикасаются к его груди, звучит окончательной капитуляцией. Окончательной и безоговорочной. Он сводит ее с ума. Она сводит его с ума. Надя сама не верит, что говорит это, но...

   - Вик, я хочу тебя...

   - Ты же уже... - неуверенно.

   - Хочу еще!

   - Хорошо.

   - Витя... Не думай, что я куплюсь на это твое "хорошо" еще раз! Я хочу тебя по-настоящему.

   - Надя, я же...

   - Внутри...

   - Черт...

   - Договорились? Вот и славно...

   Рубашка исчезает в темноте. Но, несмотря на капитуляцию, штаны и все остальное он снимает сам. И они наконец-то вместе. По-настоящему, кожа к коже, дыхание к дыханию, сердцебиение к сердцебиению. Губы уже вспухли и горят у обоих - так жадно они целуются, пальцы, особенно его - нагло, бесстыже и, тем не менее, нежно - по всему ее телу, языки переплетаются в поцелуе - убийце разума.

   - Надь, ты точно этого хочешь?..

   - Не заставляй меня просить...

   Его очередной беспомощный стон, который сводит ее с ума.

   - Вик, пожалуйста...

   - Девочка моя...

   И вот он уже почти в ней. Замер, напряженный. Его плечи, руки - все дрожит от едва сдерживаемого желания в последнем, немом вопросе.

   - Да... - стоном-выдохом ему на ухо. И он двигается вперед.

   Нестерпимо медленно, хотя ничто ему не мешает. Она гладкая, влажная, готовая его принять, более, чем готовая, истекающая от готовности. Но он не торопится, совсем. Медленно, очень медленно. Но, наконец-то, полностью в ней.

   - Не больно? - шелестит его тихий голос.

   - Вииик... А ты можешь задавать свои дурацкие вопросы и двигаться одновременно?

   - Могу, - с мучительным стоном. - Но ты мне скажи, обязательно скажи, если будет больно...

   - Двигайся, черт тебя подери! - резко обхватывая его бедрами.

   Даже железное самообладание, замешанное на страхе причинить боль любимой, может исчерпаться. Он начинает медленно, но быстро теряет себя. От того, как она прогибается под ним, как вжимается в него, как впиваются в его плечи ее ногти. И ее всхлип, такой жалобный, такой знакомый. Замер, парализованный ужасом.

   - Больно?

   - Еще раз так спросишь - укушу!

   Он вздрагивает, дыхание пресекается.

   - Кусай!

   Ее зубы с наслаждением впиваются в теплое соленое плечо. Его шипящий выдох.

   - Еще раз остановишься - укушу до крови!

   Он срывается снова. Уже не может остановиться. Но, похоже, она этого и не хочет. И это выносит ему мозг.

   Его удерживает от окончательного падения какая-то тонкая ниточка. Сотканная из дрожи ее тела. Из ее стонов, всхлипов, шумного дыхания. Из напряжения ее живота. Такая жаркая, сладкая, сводящая его с ума... Его Наденька... Должен ее дождаться, хочет с ней, вместе...

   Изогнувшись, он опускает руку между их телами. Прижимает пальцем там, где горячо и влажно бьется ее пульс. Совсем громкий стон. Она резко выгибается под ним. Не отпускает ее, помогает, гладит там. Смертельно хочет, что она с ним, а он уже не может больше сдерживаться, но с ней, только с ней. И сейчас нет ничего важнее: чтобы они вдвоем, чтобы она с ним...

   Дыхание срывается. Миры рушатся. И Наде не остается ничего другого, как снова...

   ... улетает. Неудержимо, долгожданно, с ним. Вик, не сумев сдержать себя, падает на нее, еще вздрагивающую под ним. Асинхронный перестук сердец, переплетаются светлые и темные влажные локоны, смешивается редкое рваное дыхание. И на какое-то время все замирает.

   ________________

   Он не раз представлял себе, как бы это могло у них быть. Мечтал, потому что больше у него ничего не было. И потому что не мог иначе. Почему-то в его мечтах она всегда была внизу, под ним. И его нелепо и смешно всегда волновало, как бы не придавить ее. Она такая маленькая, а он... он - нет. Именно поэтому он довольно быстро, будто на рефлексе, как только начал хотя бы немного соображать, перевернулся на спину. Не отпуская ее от себя, даже не покидая. Она довольно выдохнула ему в грудь, будто всегда так лежала на нем. Потерлась щекой. Говорить не хочется ни ему, ни ей. После всего, что было, словами добавить уже нечего. Он гладит ее волосы, она ласкает дыханием кожу на его груди.

   А потом, спустя какое-то время... Ласка ее дыхания становится совсем неощутимой, тихой. И тело ее на нем... такое расслабленное.

   - Надя?..

   Тишина в ответ. Заснула. И негромко, ей в макушку:

   - Я люблю тебя.

   Теперь добавить точно нечего. Он ее усыпил, он снова плюшевый медведь, но сейчас его это совершенно не беспокоит. Свободной рукой натягивает на них обоих одеяло. И, согретый теплом ее тела, крепко, по-настоящему засыпает.

   _______________

   Видимо, прошлая ночевка у Вика дома ее чему-то научила, и она интуитивно приняла правильное положение в кровати. Поэтому проснулась Надя не от того, что ей в глаза светит солнце, а потому что выспалась. Сладко, с чувством потянулась, повернула голову. Она одна. Чувствует себя прекрасно, не считая того, что бедра с внутренней поверхности до сих пор... влажные. Удивляться нечему - сколько прошло часов, как они занимались сексом? Пять, шесть. Надя садится на постели, прислушивается к себе. Неприятные ощущения не появляются. Приятная истома в теле не исчезает. В квартире тишина. Интересно, где этот насильник и душегуб?

   Негромкие звуки подсказывают, что душегуб на кухне. Завтрак готовит? Как мило. Надин взгляд падает на лежащее рядом с подушкой нечто - темное, махровое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся темно-синим мужским банным халатом. Заботливо, учитывая порванное платье.

• Предыдущая
• 25/45
• Следующая