Децема. Предыстория (СИ) - "Мари Явь" - Страница 37

• Предыдущая
• 37/95
• Следующая

Послушно выполняя все его инструкции, я позволила смерить показатели своего здоровья, а после, заикаясь, пересказала события, предшествующие внезапно обнаружившей себя болезни. Сидя на кровати, я всматривалась в его суховатое, задумчивое лицо, ожидая приговора. Рядом на стуле расположился брат, источая жуткое напряжение.

— Что ж, ситуация предельно ясна… я могу поговорить с вами наедине, господин? — обратился доктор к Индре.

— Нет, не можете! — воскликнула я, подаваясь вперед. — Говорите прямо. Я имею право знать. Я умру… так? Это что-то смертельное?

Судя по его молчанию и тому, как он посмотрел на моего брата, я была права «от» и «до». Модифицированные не болеют. А если болеют, то не тем, от чего можно излечиться. Модифицированные просто умирают. Завтра. Может, через день.

— Говорите, — тихо, но повелительно произнес Индра.

— Пусть я и не психиатр, но болезнь эта определенно психологического характера. Физически госпожа Эла абсолютно здорова.

— Пси… хологического? — повторила я едва слышно.

— Да. Это фобия.

Тишина, которой налилась комната после озвученного вердикта, оглушала.

— Что?! — я кинула взгляд на брата. — Не делайте из меня психа!

— Упаси Предвечный, — не потерял спокойствия док, запуская руки в карманы своего халата. — Но все признаки на лицо. Патологический, неконтролируемый страх, проявляющийся после мужского и… так сказать, сугубо интимного прикосновения, едва ли можно назвать нормой.

— Страх?! Хотите сказать, я боюсь его?!

— Пожалуй, не страх, — оговорился Вайфред, — а панику. Если позволите, у меня есть теория…

— Нет, это полный бред.

— Продолжайте, — настоял Индра, скрещивая руки на груди.

Откашлявшись, мужчина проникновенно заговорил:

— Как известно, все психологические травмы корнями уходят в детство, которого у вас, госпожа, как такового и не было. Насколько мне известно «меченых» (извините за прямоту) за людей не считают. Могу предположить, что вас в детстве особо не баловали. Вам не доставалось того внимания, которое необходимо девочкам. Отец не держал вас на коленях и не гладил по голове, а мать не старалась дать вам должное воспитание. К тому же, в вашей семье помимо вас детей не было. Как не было и явного гендерного разграничения: вы жили, как жилось, не задумываясь над тем, девочка вы или мальчик. Пол не играл особой роли, вы никогда не предавали ему значения, как и окружающие вас люди.

— Причем тут мой пол? — огрызнулась я, волнительно хрустя костяшками пальцев.

— Терпение, мастер, — окоротил меня вежливо док. — Когда вы попали сюда, вам было четырнадцать. В четырнадцать лет у вас не было подружек, все ваши мысли заняло тяжелое обучение. Девочки в таком… исключительно деликатном возрасте нуждаются в друзьях, с которыми можно было бы поговорить о нарядах, новых туфельках или сережках. Понимаете? Это важно. Я работаю здесь уже довольно давно, и, насколько мне известно, все три года вам сбривали волосы. Длинные волосы автоматически ассоциируются с женщиной, не так ли? А у вас их не было, когда ваша психика формировалась. Вы выросли в окружении мужчин. Вас воспитывали, как мужчину. Вы жили вместе со своим наставником…

Который упорно из раза в раз на протяжении всех трех лет повторял, что я «никто» — закончила я мысленно.

— Когда же ваше обучение подошло к концу, вас поставили во главе людей, за которыми ходит слава самых свирепых воинов. И слово «женщина» стало восприниматься вами как оскорбление. Ведь оно звучит для вас как синоним слабости.

— Да это так, — призналась я с неохотой. — Но как это связанно с тем, что… произошло со мной?

— Вы считаете себя на подсознательном уровне мужчиной. Естественно, вам будет неприятно, если с намерениями сексуального характера к вам полезет другой мужчина. Тем более, в первый раз и столь внезапно…

— Чушь! — отмахнулась я. — Я знаю, что я женщина. Я вижу отличия. К тому же мне по двадцать раз на дню об этом говорит Лайз!

— Именно поэтому я сказал «на подсознательном уровне». Вы можете понимать это и видеть различия, но какая-то часть вас всё равно будет реагировать на близость другого мужчины именно так… головокружение, тошнота, лихорадка. Паника.

Паника. Как бы сильно мне ни хотелось опровергнуть слова Вайфреда, та самая паника, о которой он тут говорил, протыкала меня, стоило просто припомнить скользящее, горячее, влажное движение чужого рта на своем собственном. Мне хотелось встать, пойти в ванну и провести там несколько часов кряду, очищая свое тело от приклеившегося «ощущения». Отвратительно. Как же всё это мерзко…

— Тогда почему она не реагирует подобным образом на меня? — уточнил Индра, сохранявший до этого момента угрюмое молчание. — Мои прикосновения не вызывают в ней ничего подобного.

— Конечно, ведь мастер Эла считает вас своим братом и… прощу прощения, никогда не подумает над тем, что ваши действия могут нести сексуальный подтекст.

— Ясно, — глухо, как эхо, отозвался Индра. — И как это лечится?

— От страха, особенно такого глубокого и коварного, нет лекарства, — развел руками док. — Можно смириться и жить с фобией. Либо попытаться ее победить, игнорируя риск усугубить свое состояние. Ведь про такие вещи говорят «клин клином вышибают».

— К-как… в смысле? — промолвила я невнятно.

— Представьте себе вещи, неприемлемые для вас в связи со случившимся инцидентом, — посоветовал мужчина, и я задумалась.

Все самое неприемлемое и пугающее теперь ассоциировалось у меня с безумным альбиносом из Децемы.

Меня трясло от одной мысли о вероятности встретиться с Дисом взглядами.

Находиться с Дисом в одной комнате.

Заговорить с Дисом.

Осуществить рукопожатие в перчатках.

Позволить рукопожатие без них.

Или прикосновение другого, более интимного характера.

П-поцелуй.

А еще… надеть платье и показаться в нём на публике.

Обхватив себя руками, словно поддерживая, я медленно подняла глаза на Вайфреда.

— Чтобы победить фобию вам придется пройти через все это, — с профессиональной невозмутимостью огласил он.

— Нет уж, — бросила я сипло, посмотрев на Индру, который отчего-то воспринял эту новость весьма болезненно. — Я же как-то жила все это время. Без всяких этих поцелуев и прочей глупости. И чувствовала себя превосходно. Спасибо, док, вы меня успокоили.

Вайфред пожал плечами.

— Если вы считаете, что отсутствие половой жизни и чувственных удовольствий приемлемо для вас, и эта новость вас ни капли не расстраивает — что ж, я был рад помочь.

— Расстраивает? Отнюдь, — нервно усмехнулась я. — Я уже собиралась умирать, потому счастлива, что причина всех этих приступов заключалась в такой ерунде. Да все просто отлично! Вот только… тебе, брат, придется передать тому парню, которого ты для меня присмотрел, что с некоторых пор предложение о свадьбе неактуально. Даже разрешаю сказать ему, что я худшая претендентка на роль его жены. Злая. Чокнутая. И мужеподобная. Да и мало ли достойных девушек в Эндакапее? Думаю, он совсем не расстроится.

Отведя взгляд в сторону, Индра проговорил с неопределенной ухмылкой:

— Нисколько.

Брат был единственным, кто понимал меня. Вспоминая историю наших сложных взаимоотношений, я проходила к выводу, что порой, противопоставленная едва ли не всему миру, я получала поддержку лишь с его стороны.

Его понимание проявило себя и по прошествии трех дней после позорного инцидента, когда я отказалась наотрез выходить из своего кабинета ради проводов гостившей у нас делегации. Мое присутствие, как одного из старейшин клана, было обязательным на этом прощальном мероприятии, а я, вместо того, чтобы продемонстрировать собственное безразличие к Децеме, Паймону, его ненормальному сыну и еще более ненормальному поступку последнего, предпочла трусливо отсиживаться в четырех стенах. Мысль о необходимости встречаться с Дисом, говорить, касаться ладони в рукопожатии обжигала, как раскалённое железо.

• Предыдущая
• 37/95
• Следующая