Виновата любовь? - Аткинс Дэни - Страница 27
- Предыдущая
- 27/48
- Следующая
— Да, наверное. — В моем голосе все еще сквозило сомнение, которое я не могла скрыть.
— Когда, кстати, консультация?
— В конце следующей недели.
Интересно, не захочет ли он меня сопровождать? Впрочем, к тому времени вернется Мэтт. Как жених, рядом со мной должен быть он, а не Джимми. А кого бы выбрала я?…
Подошел официант с нашим заказом. Джимми выпустил мои ладони, и без его прикосновения я вдруг будто лишилась чего-то важного. Вот и ответ.
— Знаешь, если хорошенько подумать, все твои ложные воспоминания начинают теперь обретать смысл.
— Неужели?
— Точно.
По-видимому, Джимми подошел к делу со всей серьезностью и как следует поразмыслил. Видимо, полицейский по своему складу не может не искать логичных объяснений тому, в чем, казалось, нет никакой логики. Пока мы наслаждались восхитительной пастой и хрустящим зеленым салатом, не говоря уже о бутылке на удивление хорошего домашнего вина, Джимми расшифровывал мельчайшие детали моей воображаемой реальности.
— А как же все подробности, которые я знаю? Например, откуда мне известны имя и номер той женщины из отдела кадров в «Андерсонс инжиниринг»?
— Очень просто. Ты могла когда-то пытаться устроиться туда, и эти данные просто отложились у тебя в памяти. Кажется, я слышал, что никакая информация не забывается бесследно, мозг помнит все.
Я попробовала зайти с другой стороны.
— Ну ладно, но откуда такая ужасная мысль, что папа умирает от рака?
Джимми и тут нашел решение.
— Ты ведь действительно заставила его бросить курить много лет назад, когда мы были еще детьми. Тебя ужасно напугала тогда какая-то передача, ты боялась, что сигареты его убьют. Наверное, этот страх так и не прошел окончательно и подспудно засел в голове.
Тут он попал в точку. К курению я до сих пор испытывала иррациональную неприязнь.
— А идея о раздвоении личности, — развивал свою теорию Джимми, — возникла у тебя после интервью с доктором Уиттекером.
Я невесело усмехнулась:
— Это объясняет и откуда его номер в моем мобильном.
— Вот видишь! — улыбнулся Джимми. — Когда начинаешь разбирать все по косточкам, любая деталь получает свое объяснение.
Поразмыслив секунду, я не нашла в его теории никаких огрехов. Хотя один вопрос у меня остался.
— Но почему реальность, придуманная мной, так ужасна? Почему все так мрачно и трагично? Болезнь отца — да и моя собственная, если уж на то пошло. Одиночество — ни друзей, ни любимого. Почему было не вообразить для себя другую, однако такую же счастливую, чудесную жизнь?
Пожалуй, самую главную трагедию созданного моим подсознанием кошмара я упустила.
— Почему я выдумала, что ты погиб?
Джимми долго молчал.
— Наверное, твоя настоящая жизнь была — и есть — и без того прекрасна. И ты сотворила из нее нечто совершенно противоположное. А по поводу того, что я… умер… — не без колебания произнес он, — наверное, это потому, что я перестал быть частью твоей жизни. Наши пути разошлись, мы уже очень давно не виделись. Может быть, так твое подсознание символически отразило смерть нашей дружбы?
Или нечто куда большее, подумала я. Возможно, в глубине души я сознавала то, чего не понимала разумом, — что без Джимми моя жизнь не многим лучше смерти.
* * *
На тарелках было пусто, а вино сняло нервное напряжение, в котором я пребывала с момента выхода из здания редакции. Алкоголь притупил и осторожность Джимми, который, возможно, бессознательно, перебирал мои пальцы во время разговора. От этой ласки по телу словно пробегал электрический ток. Прежде наши ладони соприкасались тысячи раз, почему же только теперь моя плоть откликалась, почему только теперь чувства захлестывали меня — теперь, когда я принадлежала другому?
— Твоя очередь, Рейчел. Мы вроде бы разрешили загадку, но скажи, какое объяснение ты сама придумала для своего двойного прошлого?
Я выудила из корзинки хлебную палочку и завертела ее в пальцах.
— Да никакого в общем-то. Так, глупости, — проговорила я, не поднимая взгляда, хотя и понимала, что он все равно не отстанет.
— Ну ладно, скажи, что пришло тебе в голову.
Палочка, которую я катала между большим и указательным пальцами, казалось, вот-вот загорится от трения.
— Да ерунда всякая, не стоит даже говорить.
— Обещаю, что не буду смеяться.
Палочка замелькала еще быстрее.
— Я подумала, что в ночь аварии произошло… что-то такое со временем. Что реальность… что реальность расщепилась.
Палочка хрустнула, разломившись пополам. Я не осмеливалась смотреть на Джимми — он весь вечер терпеливо доказывал мне, что я не схожу с ума, а сейчас, пожалуй, начнет сомневаться.
— Расщепилась? — не то с недоверием, не то изумленно переспросил Джимми.
— Ну да, словно моя жизнь и жизнь остальных… в этот момент как бы пошла двумя путями. В одной реальности у всех все нормально, зато в другой — совсем наоборот. Я получаю травму, мои планы летят в тартарары, а ты… ты…
— А я вообще помер.
Тон выдал его с головой. Джимми с трудом удерживался от смеха. Вспыхнув, я швырнула в него обломки палочки, и он расхохотался так, что остальные посетители начали на нас оборачиваться.
— Заткнись, — прошипела я в смятении.
Кое-как взяв себя в руки, хотя из глаз у него от смеха все еще текли слезы, Джимми через силу проговорил тоном мрачного предупреждения:
— Вот что бывает, когда в школе читаешь только Стивена Кинга!
* * *
Из ресторана мы вышли, как ни удивительно, учитывая все эмоциональные потрясения дня, в прекрасном расположении духа. Как раз пошел легкий снежок, кружили мягкие белые хлопья, а мерцающие гирлянды, развешанные на деревьях к Рождеству, довершали волшебство. На тротуарах образовалась корочка льда; после того как я во второй раз поскользнулась и чуть не шлепнулась, Джимми без слов подхватил меня под руку.
— Это все туфли, — пожаловалась я, избежав позорного падения. — Тот мой гардероб был куда практичнее.
Джимми не стал напоминать, что «тот» гардероб существует лишь в моем воображении.
— Нечего на туфли пенять, — шутливо пробурчал он. — Ты сама ходячая неприятность, за тобой глаз да глаз нужен.
— Так разве не для этого полицейские? Как там ваш девиз — «служить и защищать»?
Он рассмеялся.
— Это в Америке вообще-то.
— Подловил, — пробормотала я, снова оскальзываясь и едва не падая.
— Да тебя если не ловить, ты себе все кости переломаешь!
По-прежнему смеясь, мы вошли в теплый, залитый светом вестибюль гостиницы. Перед дверью в номер, прежде чем расстаться на ночь, я крепко обняла Джимми.
— Одна бы я ни за что не справилась. Хорошо, что ты меня не бросил. Спасибо.
Ответив мне самой теплой улыбкой, он вдруг наклонился и нежно коснулся губами моих губ. От неожиданности я слегка отпрянула, но в его глазах была лишь безмерная теплота и никакого огня. Поцелуй, совершенно невинный, братский, говорил: «пожалуйста», «не стоит благодарности». Так почему же, когда мы провели карточками по замкам и разошлись по своим комнатам, у меня осталось чувство, будто сама я хотела бы от него чего-то совершенно другого?
Я думала, что долго не засну, буду вновь и вновь воспроизводить в уме сегодняшний день и то, что он принес, однако выпитое за ужином вино и общее нервное перенапряжение, видимо, дали себя знать. Я провалилась во тьму всего через пару минут после того, как моя голова коснулась подушки, и несколько часов проспала как убитая.
Сон, нарушивший эту безмятежность, поначалу был приятным. Я как будто лежала где-то с закрытыми глазами — на пляже, наверное, потому что я ощущала тепло и приятную расслабленность. Рядом слышался голос папы, хотя слов было не разобрать. Я хотела то ли сказать ему что-то, то ли что-то спросить, но так разомлела на горячем песке, что не могла даже шевельнуться.
Вдруг все внезапно изменилось. И пляж, и голос отца пропали — я вернулась назад во времени на тот ужин, где произошла авария, только на сей раз не Мэтт, а я первой заметила мчащуюся на нас машину.
- Предыдущая
- 27/48
- Следующая
