Две могилы - Чайлд Линкольн - Страница 43

• Предыдущая
• 43/102
• Следующая

Она посмотрела на часы:

— У меня выступление через десять минут. Пойдем поговорим прямо в зале.

Они вместе прошли через двойные двери и оказались в помещении, построенном в стиле середины прошлого века, с балконом и широкой сценой. Хейворд вспомнила точно такой же зал своей школы, проходившие там собрания, учения по гражданской обороне и киносеансы. Сейчас зал был уже наполовину заполнен, но они сели в сторонке, на заднем ряду.

— Итак, — сказала Хейворд, повернувшись к д’Агосте. — В чем проблема?

Он не спешил с ответом.

— Пендергаст, — произнес он наконец.

— И почему я не удивляюсь?

— Я очень беспокоюсь о нем. Он и раньше был способен на грубые шутки и насмешки над людьми, но сейчас ведет себя просто странно — даже для него.

— Расскажи подробней, — попросила Хейворд.

— После гибели жены он затворился в своей квартире, и я почти уверен, что он принимал сильнодействующие препараты. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Какие именно?

— Не могу сказать точно, но у меня возникло ощущение, что он сознательно готовится к самоубийству. По твоему совету я принес ему папку с материалами по Убийце из отеля. Кажется, они задели его за живое. Он вышел из апатии и взялся за это дело с какой-то маниакальной страстью. Неожиданно появился на месте третьего убийства, заявил, что уполномочен вести расследование, и теперь всячески отравляет жизнь агенту Гиббсу. Я пытался объяснить, что это не доведет до добра. Думаю, он настолько опустошен, что уже по одной этой причине не может найти общий язык с Гиббсом. То есть я и раньше замечал, как он измывался над теми, кто его раздражал, но на то всегда были серьезные причины.

— О господи. Похоже, моя идея оказалась не такой удачной, как мы думали.

— Я еще не добрался до самого плохого.

— И что же это?

— Его версия преступления. Она по меньшей мере странная.

Хейворд вздохнула:

— Рассказывай.

Д’Агоста вздохнул в ответ:

— Он считает, что убийца — его брат Диоген.

Хейворд нахмурилась:

— Я думала, что Диоген умер.

— Все так думали. Проблема в том, что Пендергаст не хочет объяснять, почему считает, что убийца — его брат. Мне эта мысль кажется нелепой. Боюсь, что смерть жены помрачила его рассудок.

— У него есть какие-то доказательства?

— Насколько мне известно, нет. По крайней мере, мне он ничего об этом не рассказывал. Но я все равно не понимаю его. Почерк убийцы абсолютно непохож, вообще нет никаких причин связывать это дело с Диогеном. Я наскоро проверил базы данных, и по всем признакам его брат действительно пропал и, скорее всего, умер. Это какое-то безумие.

— А что думает об этом Синглтон?

— Это вторая проблема. — Хотя рядом с ними никого не было, лейтенант перешел на шепот: — Пендергаст велел никому не говорить о его версии. Ни Гиббсу, ни Синглтону — вообще никому.

Хейворд посмотрела на д’Агосту и уже открыла рот, чтобы спросить, почему он раньше не рассказал об этом. Но затем передумала. Он и так был сильно расстроен. И раз уж все-таки решился поговорить с ней, значит просит совета. Но ирония судьбы заключалась в том, что именно из-за ее совета Пендергаст и заинтересовался этим делом.

— Я понимаю, что любую информацию, какой бы невероятной она ни казалась, необходимо приобщить к делу. Возможно, она как-то поможет в раскрытии преступления. Но… я ведь обещал ему. — Лейтенант покачал головой. — Боже мой, я совсем запутался.

Хейворд осторожно взяла его за руку:

— Винни, это твоя обязанность — проверять любую версию, любую информацию, даже самую неправдоподобную. Ведь ты — руководитель группы.

Д’Агоста не ответил.

— Я понимаю, что Пендергаст твой друг. Я знаю, что он пережил ужасное горе. Но тут дело не в дружбе. И даже не в твоей карьере. Просто нужно поймать опасного преступника, который, возможно, будет убивать и дальше. Винни, ты должен сделать правильный выбор. Если у Пендергаста есть какая-то информация, нужно получить ее и проверить. Это же очевидно.

Д’Агоста опустил голову.

— А его отношения с Гиббсом — это забота ФБР. Пусть они сами между собой разберутся, хорошо? — Она чуть тверже сжала его руку. — Мне пора выступать. А вечером мы продолжим разговор.

— Хорошо.

Она снова удержалась от того, чтобы поцеловать его. Оглянувшись в последний раз перед выходом на сцену она нахмурилась, потому что д’Агоста выглядел таким же растерянным, как и до разговора.

Наступил полдень. Доктор приходил и уже ушел. Юноша, отмытый от сажи, уснул. В комнате было тихо и темно, занавески задернуты, в углу неподвижно сидел человек с бледным лицом, похожий на выплывшее из темноты привидение.

Юноша шевельнулся и вздохнул. Он спал уже восемнадцать часов. Одна рука лежала поверх одеяла. Запястье охватывал браслет наручников, прикрепленных другим кольцом к спинке кровати.

Юноша снова вздохнул, а затем в темноте что-то слабо сверкнуло — он открыл глаза. Беспокойно заерзал, поднял голову. Огляделся и заметил сидящего в углу мужчину.

Они долго смотрели друг на друга, и наконец юноша прошептал:

— Пить.

Мужчина молча поднялся и вышел из комнаты, потом вернулся со стаканом воды и соломинкой. Юноша потянулся к воде, но наручники остановили его руку. Он удивленно посмотрел на мужчину, но ничего не сказал. Пендергаст поднес стакан к его рту.

Юноша сделал несколько глотков и снова откинул голову на подушку.

— Спа… спасибо.

Голос звучал еще слабо, но юноша пришел в себя и уже не бредил. Температура спала, лекарства начали действовать, длительный сон немного укрепил его силы.

Помолчав, юноша поднял руку с наручником на запястье и спросил:

— Зачем?

— Ты знаешь зачем. А я хочу знать, зачем ты пришел сюда.

— Потому что ты… отец.

— Отец, — повторил Пендергаст, словно пробуя на вкус незнакомое слово. — Откуда ты это знаешь?

— Я слышал… разговор. О тебе. Пендергаст. Мой отец.

Агент не ответил. Юноша снова заворочался:

— Они знают… что я здесь?

Он говорил неуверенно, со странным акцентом, отчасти похожим на немецкий, но более мягким, приятным на слух. Вероятно, португальским. Его чисто вымытое лицо оказалось бледным и болезненным, под кожей проступали голубые вены. Под глазами юноши обозначились темные круги, словно от ушибов, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу.

— Если ты про полицию, — произнес Пендергаст сухим, ледяным тоном, — то я им не звонил. Пока.

— Не полиция… — сказал юноша. — Они.

— Они?

— Остальные. Мой… мой брат.

Наступила глубокая, вязкая тишина, а затем Пендергаст спросил изменившимся, чужим голосом:

— Твой брат?

Юноша закашлялся и попытался сесть в кровати:

— Можно еще воды?

Отложив в сторону свой сорок пятый калибр, Пендергаст подошел к юноше, подложил ему подушку под спину и поднес стакан. На этот раз юноша пил с жадностью, до самого дна.

— Я голоден, — пожаловался он.

— Поешь, когда придет время, — ответил Пендергаст, усаживаясь обратно в кресло и возвращая в карман револьвер. — Итак, ты сказал, твой… брат?

— Мой брат.

Пендергаст нетерпеливо посмотрел на юношу:

— Хорошо. Расскажи мне о нем.

— Это Альбан. Мы… близнецы. Вроде того. Это он убивал. Он резал меня. Он думает, что это lustig. Весело. Но я убежал. Они не приходили за мной?

В его интонациях появился страх.

Пендергаст встал, подошел к окну, затем повернулся. Его стройный силуэт в полумраке казался призрачным.

— Дай мне разобраться, — глухо проговорил он. — У тебя есть брат-близнец, который убивает людей в отелях Нью-Йорка. Он держал тебя взаперти и отрезал части твоего тела — мочку уха, пальцы на руке и ноге, чтобы оставить их на месте преступления.

— Да.

— Но почему ты пришел ко мне?

— Ты… отец. Или нет? Альбан… так говорил. Он часто разговаривал о тебе с остальными. Они не знают, что я все слышу. И понимаю.

• Предыдущая
• 43/102
• Следующая