День святого Валентина (сборник) - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 43

• Предыдущая
• 43/75
• Следующая

Катя уже окончательно решила, что ей лучше всего немедленно уйти домой, но именно в этот момент, то есть как всегда вовремя, в кабинет вошел Шмаевский. При виде его класс дружно ахнул. Под правым глазом Руслана тоже переливался разными цветами довольно крупный синяк.

— Ой, не могу! — расхохоталась Ира Ракитина. — Зря ты, Мишка, так зверски на Таньку поглядывал! Она невинна, как дитя. Похоже, эти двое друг с другом подрались! В пятницу, как голубки, за одну парту уселись, а за выходные, значит, любовь полностью испарилась! Как говорится, недолго музыка играла, недолго фраер танцевал!

Кое-кто услужливо подхихикнул в угоду самой красивой девочке класса, но очень скоро опять установилась полная тишина. Шмаевский, даже не взглянув в сторону Ракитиной, обратился к Кате:

— Ну-ка пойдем, поговорить надо, — и пошел к выходу из класса.

Катя, разумеется, отправилась за ним. Уже вовсю заливался звонок на первый урок, но Руслана это не остановило. Он еще быстрее пошел к лестнице на последний этаж. Катя поняла, что он ведет ее в ответвление одного из коридоров, где стоит огромная кадка с неимоверно разросшимся розовым кустом. За живой стеной его густых ветвей вполне можно было поговорить без посторонних глаз.

— Кать, он получил свое! — сразу сказал Руслан.

— Кто? — на всякий случай решила уточнить она.

— Та самая сволочь, что с тобой… что тебе… В общем, отец мне рассказал, что с тобой в субботу случилось. Я сразу понял, кто это. Этот парень давно возле нашей подворотни с малышни деньги трясет. Мы с ребятами его уже как-то били. Ну… пришлось еще раз.

— Таких гадов надо не бить, а в милицию сдавать, — сказала Катя, хотя на самом деле ей очень понравилось, что Шмаевский с ним из-за нее дрался.

— Конечно, надо. Если бы ты тогда согласилась поехать с отцом в травматологический пункт и зафиксировать побои, то его можно было бы и привлечь. А так… Он может на мой синяк показать… вроде, как это я тебя… Попробуй докажи обратное!

— Я ничего не собираюсь доказывать… только теперь страшно на улицу выходить…

— Не бойся. Он тебя больше не тронет, — уверенно сказал Руслан и будто в качестве доказательства своей правоты дотронулся до собственного синяка.

— И ты ему веришь? — засомневалась Катя.

— К тебе он не прикоснется и пальцем. Это точно. Про других, конечно, не могу сказать… Но отец просил тебе передать, что в милицию все равно заявит. Нельзя позволить этому отморозку продолжать учинять разбои.

— Ну что ж… спасибо, — выдохнула Катя. — Можно идти на урок?

— Да какой там урок… Я целых три дня тебя не видел…

— И что? — насторожилась она.

— Ну… можно сказать, что соскучился…

— В каком смысле?

— Да в обыкновенном! Кать, ты чего смотришь на меня так, будто я в чем-то виноват перед тобой?!

— Ты не звонил…

— Да я два дня этого гада искал! А он только вчера к вечеру на охоту вышел!

— А скажи, Руслан, зачем ты так старался? — с вызовом спросила Катя.

— Как зачем? — удивился Шмаевский. — Я же сказал, что нельзя позволить, чтобы…

— Это я поняла, — перебила его она. — Ты только для того, чтобы очистить наш двор от мрази, да?

— Ну, конечно, не только… Ты же знаешь, я говорил… Ты мне нравишься… здорово нравишься… Я как только представил, что этот гад к тебе прикасался, так… — И он попытался дотронуться рукой до лица Кати.

Она отскочила от него и вжалась в стену.

— Кать, ты чего? — удивился Руслан.

— Зачем ты мне врешь? Что ты меня все время жалеешь! Мне не нужна твоя жалость!

— Ничего не понимаю, — помотал головой Шмаевский.

— Что же тут непонятного? Тебе просто жаль меня, разнесчастную, а на самом деле ты… — Уставившись в красивые карие глаза, Катя одним духом выпалила: — …в Татьяну Ларину влюблен!

— Что за ерунда?

— Это не ерунда, а Танька Бетаева! Это же ей ты в День влюбленных на всех уроках записки писал! Еще от меня зачем-то загораживался! Будто я стала бы подглядывать!

— С какой это стати я буду писать Бетаевой?

— Слушай, Руслан, будь со мной честен! — от возмущения Катин голос сорвался, и она даже закашлялась. — Танька мне твои записки показывала! Сам знаешь, что не узнать твой почерк невозможно! Одни буквы «м» чего стоят! Настоящие червяки!

— Я не писал ей! Клянусь!

— Поберег бы свои клятвы для другого дела! Я же говорю, что я видела своими глазами все твои любовные послания!

Руслан какое-то время постоял перед Катей молча, будто соображая, а потом схватил ее за руку и сказал:

— А ну пошли на третий этаж. У «ашников» сейчас, кажется, математика!

Катя вырвала свою руку, но за Шмаевским все-таки пошла.

На третьем этаже Руслан постучал в кабинет математики, потом приоткрыл дверь, сунул голову в образовавшуюся щель и обратился к учительнице:

— Зинаида Михайловна, можно Лену Ватникову на пять минут? Извините, конечно…

Зинаида Михайловна вышла в коридор и спросила:

— Это еще что за новости?

— Ну, пожалуйста! — Шмаевский для убедительности прижал руку к груди. — Вопрос жизни и смерти!

— Да ну? — улыбнулась учительница. — Прямо до перемены никак не подож… — Она осеклась, когда увидела радужный синяк на лице Шмаевского, а потом прижавшуюся к стене Катю аж с несколькими абсолютно не девичьими отвратительно-коричневыми украшениями. — Ну хорошо… — Она вошла в класс и строгим голосом сказала: — Лена Ватникова, выйди, пожалуйста, в коридор. Тут к тебе пришли…

Через пару минут в коридор выскочила Лена с искрящимися любопытством глазами. Увидев Катю, она ахнула:

— Катька, кто тебя так? Ой, и тебе досталось, Шмаевский!

Зинаида Михайловна так и стояла в дверях. Чувствовалось, что ей очень хотелось узнать, в чем дело. Руслан так умоляюще на нее посмотрел, что ей ничего не оставалось делать, как вернуться к классу и закрыть за собой дверь.

— Да что случилось-то? — спросила испуганная Ватникова.

— Она еще и спрашивает, что случилось! — накинулся на нее Руслан. — Совесть-то надо иметь, Ленка, хоть немного!

— При чем тут моя совесть? Если вас кто-то… побил, то я тут абсолютно ни при чем! Вот честное-пречестное слово!

— Я совершенно не про то! — наступал на нее Шмаевский, и Лена медленно пятилась от него по коридору. — Ну-ка признавайся, почтальонка несчастная, почему мои письма вдруг оказались у Таньки Бетаевой? На них четко было написано, кому они предназначены! Ты что, Ватникова, читать не умеешь?! Или у меня почерк до такой степени неразборчивый?

— Я-то… Я-то вообще-то… умею… разборчивый… — лепетала Лена. — Но Таня меня попросила… и я… пообещала… потому что она мне тоже… помогала… как-то…

— Ах, она тебя попросила! А ты всегда готова подлости делать! А вот это ты видела?! — И Шмаевский поднес к ее носу кулак.

— Руслан! Не надо! — тихо сказала Катя и пошла от них по коридору к выходу.

У нее опять так сильно забилось сердце, что она испугалась: сейчас все услышат этот набат, уроки прервутся, и из классов повалят школьники. Надо срочно куда-нибудь скрыться! Оказывается, он писал не Таньке! Он писал ей, Кате! Ну конечно! Бэт ведь не позволила ей взять записки в руки. Наверняка на их обратных сторонах была написана Катина фамилия. Какая подлость! Зачем Танька с ней так поступила? Зачем ей чужие письма?

Катя уже хотела сбежать вниз по лестнице, но ее схватил за плечо Руслан. Она обернулась.

— Теперь ты мне веришь? — спросил он, заглядывая ей в глаза.

Она не знала, что сказать. Ее переполняли разноречивые чувства: гадливость по отношению к Бэт и Ватниковой, щемящая нежность к Руслану и испуг оттого, что все теперь должно пойти как-то по-новому. Сможет ли она справиться с этим новым? Хватит ли у нее на это сил?

— Верю, — все же ответила она. Она не могла не верить. Если теперь ему не поверить, то лучше уж сразу умереть. Можно даже под кулаками бандита из подворотни…

— Тогда возьми… — Руслан порылся в школьной сумке и вытащил на свет смешного ухмыляющегося зайца в полосатых черно-желтых штанах на одной лямке и с огромной пуговицей на животе. — Я писал в записке… это подарок… ко Дню влюбленных…

• Предыдущая
• 43/75
• Следующая