Оборотень - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 34
- Предыдущая
- 34/101
- Следующая
На очередном сходняке Мулла потребовал от Хрыча объяснений. Хрыч держался на толковище уверен но, не пасовал перед законными и достойно отвечал на их колючие, а подчас и провокационные вопросы. Обвинения Муллы он назвал бредом, требовал привести свидетелей, но беда была в том, что незадолго до судилища все свидетели полегли в потасовке с суками. С того толковища Хрыч вышел с высоко поднятой головой, но обиду на Муллу затаил смертельную. И вот теперь пришла пора поквитаться.
– Вот мы и встретились с тобой, Мулла! Теперь никто не сможет помешать нашей беседе. Как там у вас, татар, говорят? Две бараньи головы в одном котле не сваришь? Так вот, лишнюю голову я ухвачу за волосья и швырну далеко в угол!
Вместе с Муллой была вся его кодла, наполовину состоявшая из бывших беспризорников. Они толпились немного позади своего вожака и терпеливо ждали, что же ответит Мулла. В воровском мире не принято отвечать за других, даже если вызов брошен самому пахану.
– А ты не надорвешься? – с грустью в голосе осведомился Мулла.
Через грязные окна в барак пробивался тусклый свет, но и этого света хватало, чтобы разглядеть худощавую фигуру Хрыча. Его лицо выглядело зловеще – трехдневная щетина черной тенью лежала на заостренных скулах. Он напоминал Мефистофеля, выбравшегося из глубоких недр преисподней для того, чтобы самолично расспросить зеков о лагерном житье-бытье.
Ответ Муллы прозвучал вызывающе. Он бросил перчатку, которую вор обязан был поднять. Лицо Хрыча злобно дернулось. Мефистофель был разгневан: он не допускал подобного обращения с собой, а потому решил низвергнуть наглеца в геенну огненную.
– Мне жаль тебя, Мулла. В общем-то ты неплохой парень, но сейчас должен умереть. Молись своему мудьманскому богу!
Мулла заметил, как в руках Хрыча сверкнул нож. Он знал, что свой авторитет Хрыч завоевал не карманными кражами, а в лагерных драках и что владел пером он так же искусно, как фехтовальщик рапирой. Зайдулле потребовалось лишь мгновение, чтобы извлечь из рукава острый обломок бритвы и швырнуть его в шею Хрычу.
– Господи… – захрипел Хрыч. Кровавая пена запузырилась у него на губах.
– Режь их! – крикнул Мулла.
В следующее мгновение он подскочил к Хрычу, крутанул кусок стали, словно отвертку, и, услышав, как затрещали хрящи, выдернул его из шеи врага.
– Режь сук! – раздался вопль у самого уха Муллы. Это орал жиган по кличке Бидон. – Коли блядей!
Воры, словно дружинники на поле брани, сошлись грудь с грудью.
Матерясь, они пыряли друг друга заточками, нанося смертельные раны. За дружбу с Хрычом приходилось платить кровью, и уже через полчаса рукопашной схватки на полу барака валялось девять трупов.
Наконец, устав от бойни, дерущиеся разошлись.
Мулла получил глубокое ранение в плечо, и боль давала о себе знать при каждом резком движении. Четверо из его кодлы были убиты, еще троим вспороли животы, и они, сидя у стены барака, истекали кровью.
– Охрана! – Мулла застучал здоровой рукой в дверь. – Открывай! Здесь у нас раненые есть.
– Не велено!
– Помрут ведь!
– Сказано тебе, не велено! Подыхайте, если жить по-человечески не можете!
– Хоть трупы разрешите убрать!
– А нам что с ними делать? Ха-ха-ха! Это ваше дело, вам и решать, впредь умнее будете.
Мулла отошел от двери. Такие проказы были в духе Тимохи Беспалого: тот любил повеселиться. К тому же Тимоха всегда был максималистом и если дрался, то непременно добивал упавшего противника ногами. Он вообще ничего не делал вполсилы и ненавидел, как и любил, всей душой.
– Жрать дадите?! – выкрикнул кто-то из зеков.
– А зачем вам жрать, когда вы столько мяса для себя нарубили?
Грянул оглушительный хохот – караул веселился. Мулла готов был поклясться, что солдаты наблюдали за побоищем в щели и делали на дерущихся ставки, хотя и не деньгами, а спиртом.
– В общем так, бродяги, если нас не прирежут шестерки Хрыча, то мы здесь подохнем от инфекции или от голода. Я своего приятеля Беспалого хорошо знаю, ничего другого от него ждать не стоит.
– Ну и дружок у тебя, Мулла! Видно, он нам при жизни ад решил устроить, – отозвался из темного угла молодой вор по кличке Власик. В драке ему распороли правую щеку, и сейчас из раны на воротник его затертой телогрейки капала кровь. – Суки, что сделали! С такой порезанной рожей в приличную малину не заявишься, все бабы будут нос воротить!
– Много ты понимаешь! – возразил Мулла. – Бабы по своей сущности самки, чем больше у мужиков шрамов, тем он для них привлекательнее. Так что, как вернешься, бабы на тебе гроздьями висеть будут.
– Твои бы слова да Богу в уши. – Власик осторожно вытер кровь с подбородка. – Но боюсь, что до воли я не доживу.
Глава 19
Кодла убиенного Хрыча затаилась в противоположном конце барака. На освободившееся место пахана взошел Грек – молодой вор с красивым породистым лицом. Поговаривали, что с Хрычом у него были не только дружеские, но и весьма интимные отношения, и нынешнее его положение можно было расценить как вдовье.
Об этом знали многие, но вряд ли нашелся бы храбрец, чтобы вслух произнести нелицеприятную правду, – такой смельчак наверняка не дожил бы до следующего утра. При общении с Хрычом Грек всегда был ласков, как кошка, и готов был задрать хвост от одного хозяйского прикосновения. В разговорах с корешами он чаще всего держался высокомерно, а если общался с «мужиками», то спесь лезла из него, как тесто. Такое поведение могло прощаться при сильном покровителе, но не сейчас, когда Грек осиротел. Однако в бараке, где кодла была сцементирована пролитой кровью и потерей лидера, позиции Грека оставались сильными. Мулла был уверен, что наутро Грек поведет остатки своего воинства в решительную контратаку.
– Бродяги, мы должны сегодня же порешить Грека. Если мы не сделаем этого сегодня, та завтра они перережут всех нас.
– Они, паскуды, способны на это. Не хотелось сдохнуть раньше времени. Мы не должны проиграть! – отрезал Власик.
Мулла одобрительно посмотрел на Власика – со временем из него должен был вырасти сильный вор. А как уверенно он вел себя в драке!
- Предыдущая
- 34/101
- Следующая
