Доктор Данилов в госпитале МВД - Шляхов Андрей Левонович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/60
• Следующая

— Зачем вы врете, доктор? — Глаз Юрия Алексеевича снова дернулся. — Лучше мне уже не будет… Если только в следующей жизни… Вы верите в то, что мы живем по нескольку раз?

— Трудно сказать, — на этот раз совершенно искренне ответил Данилов. — И подтвердить не могу, и отрицать не возьмусь. Но позвольте вернуться к вашему самочувствию…

— Самочувствие херовое, с постели встать не могу…

Дела у пятидесятипятилетнего подполковника с запущенным циррозом печени были совсем никудышными. Привезли его в печеночной коме, без сознания, с застывшей маской страдания на лице и на искусственной вентиляции легких.

— Только успели загрузить, как он дышать перестал, — сказал амбалоподобный врач «Скорой», заполнивший собой весь дверной проем. — Думали, всё.

Он пожал могучими плечами и улыбнулся.

Данилов на его месте тоже бы радовался. Смерть пациента в машине во время транспортировки в стационар крайне неприятна для бригады. Это еще смотря какой заведующий подстанцией и какой у него старший врач, а то ведь просто замучают объяснительными. Почему должным образом не подготовил к транспортировке? Почему не вызвал «на себя» специализированную бригаду интенсивной терапии? Почему долго вез? И так далее…

По желтой коже пациента были разбросаны красные точки петехиальных кровоизлияний,[14] живот вздут и напряжен, как барабан, из-за скопившейся там воды, на ногах — гноящиеся раны. Возможно, от постоянных расчесов.

Но полечили успешно. Промыли организм от токсинов, которые должна была нейтрализовать печень, добились регулярного мочеиспускания, через прокол выпустили из живота скопившуюся там жидкость… И вот результат — пациент пришел в сознание.

«Страшно не потому, что ничего не будет, а потому, что все будет, но уже без меня». Данилов повторил в уме слова пациента несколько раз, чтобы получше запомнить. Хорошо сказано и, главное, правильно, психологически верно. Интересно — сам придумал или где-то прочитал? Может и сам, как-никак человек образованный, кандидат наук, до выхода на инвалидность работал заместителем начальника отдела в НИИ МВД, бывшем Институте криминалистики.

— А вам не тягостно в реанимации работать, доктор?

Юрий Алексеевич явно спешил наговориться напоследок. Данилов повернулся, посмотрел на мониторы двоих еще не осмотренных в этот обход пациентов и решил, что они могут подождать.

— Я люблю эту работу, — ответил он. — И врачебную вообще, и реаниматологию в частности. Одно время пробовал уйти в более спокойную специальность, но вернулся.

— По своей воле?

— По своей.

— И вам не… — Юрий Алексеевич замолчал, затрудняясь с подбором нужных слов, — …вам не жутко оттого, что вокруг постоянно умирают люди? Разве к смерти можно привыкнуть?

— Нельзя, наверное, — искренне ответил Данилов, — во всяком случае я не привык к смерти. А насчет «постоянно умирают люди» вы не совсем правы, сгущаете краски. Умирают у нас редко, мы ведь для того и работаем, чтобы не давать умереть.

— Но все равно вы видите смерть чаще, чем врач из лаборатории или рентгенолог… В депрессию вас это не ввергает?

«Куда он клонит? — подумал Данилов. — Или в разговорах о смерти некоторые умирающие находят своеобразный смак?»

— Помните у Высоцкого?.. — продолжил Юрий Алексеевич. — «Наше горло отпустит молчание, Наша слабость растает как тень, И наградой за ночи отчаянья Будет вечный полярный день…»[15] Вот вы сами верите в то, что день будет? Или только ночь? Вечная. Черное безмолвие…

— Как сказал Гашек, «никогда так не было, чтоб никак не было. Всегда так было, чтобы как-нибудь да было». — Данилов обрадовался, что вспомнил подходящую цитату, ведь на чужую мудрость в таких случаях ссылаться легче. — А что касается меня, то от депрессии, связанной с работой, меня уберегает сама работа. Да, иногда приходится уступать смерти, но гораздо чаще мне удается… м-м… не победить, конечно, а отодвинуть в сторону — подожди, мол, еще не время. И каждый раз я радуюсь этому, так что хорошего в моей работе значительно больше, чем плохого.

— У Михаила Зощенко была одна неопубликованная при жизни вещь, «Повесть о разуме». Там он писал, что отношение к смерти является одной из величайших проблем человеческой жизни и что эта проблема не только не разрешена, но и крайне плохо продумана. Нет соответствующего направления философии, и оттого решение такой важной проблемы предоставлено людям, то есть каждый из нас решает ее в одиночку, сам для себя. А поскольку мы слабы и пугливы, мы все откладываем и откладываем, тянем до последних дней, когда решать что-либо уже поздно и поздно бороться. Даже сожалеть о том, что мысль о смерти застигла врасплох, и то поздно. Досадное упущение человечества, не так ли?

— А может, эту проблему каждый и должен решать в одиночку? — предположил Данилов. — Может, общего решения не существует?

— Вы так и не ответили на мой вопрос. Библию читаете?

— Нет.

— Почитайте пятнадцатую главу первого послания к коринфянам. Можно с середины, самое главное там…

Юрий Алексеевич прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.

Данилов продолжил обход, то и дело возвращаясь в мыслях к теме смерти. То вспоминал похороны матери, то свою недолгую, как выражалась Елена, «патологоанатомическую эпопею». Удивительно, давно он не задумывался о смерти как таковой, а тут — словно плотину прорвало. И мысли какие-то ускользающие, сумбурные, несвязные. Вертятся, вертятся в голове, а складываться в нечто стройное и четкое не собираются. Нет, одна четкая мысль все же была, вернее не мысль, а вопрос. После смерти пациента Данилов расстраивался сильнее и дольше, чем радовался, когда пациента удавалось вытянуть. Хорошо это или плохо, ведь по идее положительные эмоции должны преобладать над отрицательными, особенно в тех случаях, когда врач добивается своего и спасает пациентов буквально вопреки всему.

— Вова, а от чего ты больше кайфуешь — от того, что ты профессионал, который все делает как надо, или от того, что вот этот конкретный спасенный тобой человек будет жить дальше? — спросил однажды Полянский.

Сам Полянский как диетолог никого не спасал, разве что мог предостеречь от обжорства.

— От того, что человека спас, — не раздумывая, ответил на философский вопрос Данилов. — Есть в этом нечто жизнеутверждающее, оптимистичное, такое, что потом вспомнить приятно. А насчет профессионализма я скажу тебе так: гордиться им особенно нечего, это же в порядке вещей — нормально делать свое дело. И ничего сверхъестественного в этом нет.

— И что, разве никогда не гордишься собой как врачом? — усомнился Полянский.

— Иногда бывает, но очень редко.

Вопросы смерти всегда занимали Данилова лишь с практической стороны, как врача, не более того. Кто-то рождается теоретиком, кто-то — практиком. Данилов был практик. Когда-то, поначалу, смерть воспринималась как азартный противник. Нет, скорее как враг. Враг сильный, коварный, всегда имеющий в запасе несколько козырей — сюрпризов, но тем не менее его было можно победить, получалось. Потом восприятие немного изменилось или, если точнее, — расширилось. Смерть стала уже не противником, а некой чертой (порогом, границей, гранью — годилось любое слово), перешагнув которую, люди уже не возвращаются. Не исключено, что по прошествии нескольких лет представление изменится. Да и какая разница, суть-то всегда одна.

В конце шестого курса среди студентов даниловской группы зашел спор о том, кому какие специальности абсолютно не по душе. Речь шла, разумеется, о медицинских специальностях, причем не обо всех, а только о клинических, то есть занимающихся непосредственно лечением. Организация здравоохранения, общая гигиена, гистология с физиологией и им подобные «остались за бортом».

Данилов сказал, что ему не нравятся онкология и психиатрия. В отношении психиатрии никто не спорил, к этой очень нужной, просто жизненно необходимой специальности без иронии относились только те, кто хотел ею заниматься. Все остальные начинали с шуток по поводу того, как хорошо и спокойно работать, зная, что патологоанатом на вскрытии не сможет опровергнуть твой диагноз, и заканчивали «классическим» изречением неизвестного мыслителя: «Только в психиатрии врачу платят зарплату за болтовню». Но кто-то спросил: а почему онкология?

• Предыдущая
• 32/60
• Следующая