Сага о короле Артуре (сборник) - Стюарт Мэри - Страница 222
- Предыдущая
- 222/462
- Следующая
— Может быть, когда-нибудь, при случае, ты объяснишь это Моргане, — с улыбкой сказала королева, снова взяв легкий тон, — Тебя она послушает, а на мои слова только пожимает плечами.
— Охотно, — ответил я снисходительно, словно дедушка, которого просят прочесть наставление молодежи.
— Будем надеяться, что, став королевой и обретя настоящую власть над людьми, она перестанет искать власти в магии. — Она переменила тему: — Как ты полагаешь, получив в жены дочь Утера, пусть и внебрачную, Лот сочтет себя обязанным соблюдать верность Артурову знамени?
— Трудно сказать. Но пока саксы не смогут посулить ему больших выгод и тем склонить на новое предательство, я думаю, он останется со своими силами на севере и будет защищать пусть не общее дело, но по крайней мере собственное добро. Тут я не предвижу опасности, — Я не добавил: «Опасности такого рода», а закончил свою речь так: — Я могу, если хочешь, слать тебе письма в Корнуолл, госпожа.
— Буду признательна тебе, принц. Твои письма и ранее служили мне поддержкой, когда мой сын воспитывался в Галаве.
Мы побеседовали еще немного о последних событиях и новостях. Когда я сделал попытку навести разговор на ее здоровье, она с улыбкой уклонилась от ответа, из чего я заключил, что она понимает все не хуже меня. Я не стал настаивать, а справился вместо этого о предстоящей свадьбе герцога Кадора.
— Артур ни словом о ней не обмолвился. Кто невеста?
— Дочь Динаса. Ты его знал? Имя ее — Мариона. Они, к сожалению, были сговорены еще детьми. Теперь Мариона достигла совершеннолетия, и, как только герцог возвратится домой, отпразднуют свадьбу.
— Да, я знал ее отца. А почему ты сказала «к сожалению»?
Игрейна с улыбкой взглянула на девушку у своих ног.
— Потому что иначе был бы муж для моей маленькой Гвиневеры.
— Ну, я уверен, — сказал я, — что найти ей мужа — дело нетрудное.
— Да, но такого подходящего! — вздохнула королева, а юная фрейлина изогнула в улыбке губы и опустила ресницы.
— Если ты допустишь гадание о будущем в твоем присутствии, королева, то рискну предсказать ей нового жениха, столь же блестящего, и притом очень скоро.
Я говорил это в шутку, из чистой галантности, и сам удивился, услышав в своем голосе слабый, но отчетливый призвук серьезного пророчества.
Но ни та ни другая ничего не заметили. Королева протянула мне руку и пожелала доброй ночи, а фрейлина, распахнув передо мною двери, низко и грациозно присела.
Глава 7
— Ребенок мой! — горячо говорил Артур. — Только подсчитай. Я слышал, как об этом сплетничали в караульне: они-то меня не видели, но я находился рядом. Речь шла о том, что к Крешению она была уже брюхата и повезло ей, что успела подцепить Лота, теперь можно будет выдать его за семимесячного. Мерлин, ты знаешь не хуже меня, что под Лугуваллиумом он к ней и близко не подходил. До битвы его не было в городе, а в ночь после битвы… в ту самую ночь как раз…
Он осекся, задохнувшись, и, взметнув полами королевских одежд, снова заходил из угла в угол.
Было уже далеко за полночь. Шум городского празднества немного утих, приглушенный предрассветным холодом. В королевских покоях догорали свечи в оплывах ароматного воска. А от нагоревшего фитиля в лампе шел, смешиваясь со свечным ароматом, тяжелый чадный дух.
Резко повернувшись на каблуках, Артур подошел и встал передо мной лицом к лицу. Он снял с головы корону и с шеи цепь в драгоценных каменьях и отложил королевский меч, но остался в роскошном коронационном одеянии, только скинул и бросил на стол подбитую мехом мантию, и в свете лампы алые складки стекали на пол, словно струи крови. Дверь в опочивальню стояла раскрытая, мне было видно постеленное королевское ложе, но Артур, несмотря на поздний час, не выказывал признаков усталости. В каждом его движении кипела нервная энергия.
Но, овладев собой, он заговорил спокойно и неторопливо:
— Мерлин, когда мы беседовали с тобой ночью о том, что произошло… — Он не договорил, перевел дыхание и приступил снова с отчаянной прямотой: — В ту ночь, когда я совершил с Моргаузой грех кровосмешения, я спросил у тебя, что будет, если она зачала. Я помню, что ты мне ответил. Очень хорошо помню. А ты?
— Я тоже, — неохотно признался я, — Я тоже хорошо помню.
— Ты сказал: «Боги ревнивы, они завидуют людской славе. Каждый человек носит в себе семя своей погибели, всякой жизни наступает предел. И ныне ты сам положил такой предел для себя самого».
Я молчал. Он смотрел мне прямо в глаза настойчивым, бесстрашным взглядом, к которому мне предстояло привыкнуть.
— То, что ты мне тогда сказал, это правда? Ты произнес прорицание или просто искал слова, чтобы успокоить меня перед событиями следующего дня?
— Нет, это правда.
— То есть, если она родит, ты провидишь, что в этом ребенке будет моя погибель?
— Артур, — сказал я, — прорицание нельзя понимать так прямо. Произнося те слова, я не знал — в том смысле, как люди обычно понимают знание, — что Моргауза обязательно понесет от тебя дитя и что в нем будет для тебя смертельная опасность.
Я только знал, что, пока ты был с нею, птицы смерти сидели у меня на обоих плечах, давили меня к земле, и пахло падалью. Камень лег мне на сердце, и мне виделась смерть, соединяющая тебя с этой женщиной. Смерть и предательство. Но в чем это выразится, я не знал. Когда же понял, дело уже было сделано, и осталось только ждать, что пожелают ниспослать нам боги.
Артур снова заходил по комнате, приблизился к дверям в опочивальню, молча постоял, привалясь спиной к дверному косяку и не глядя в мою сторону, потом расправил плечи и обернулся. Решительными шагами подошел к столу, сел и, подперев подбородок кулаком, встретился со мною взглядом. Во всех его движениях были, как всегда, плавность и сила, но я, так хорошо знавший его, видел, как натянута узда. Речь его тоже звучала спокойно:
— Ну вот, теперь мы знаем, что птицы-стервятницы не ошиблись. Она и вправду понесла. Но ты в ту ночь сказал мне еще кое-что. Ты сказал, что грех мой совершен в неведении и что на мне вины нет. Что же, кара без вины?
— Так бывает нередко.
— Грехи отцов?
Я узнал слова из священной книги христиан.
— Да, — ответил я, — Утеров грех на тебе.
— А теперь мой на этом ребенке?
Я не ответил. Мне не нравилось направление, которое принял наш разговор. Впервые, беседуя с Артуром, я не чувствовал своей власти над ним. Я говорил себе, что я устал, что сила моя на спаде, что еще придет мой час. Но на самом деле у меня было такое чувство, будто я, как рыбак из восточной сказки, откупорил бутылку и выпустил джинна, а он оказался во много раз сильнее меня самого.
— Все понятно, — сказал король, — Раз мой грех и ее грех падут на голову ребенка, значит, нельзя, чтобы он жил. Поезжай на север и скажи это Моргаузе. Или, если хочешь, я дам тебе для нее письмо и сам ей все объясню.
Я набрал воздуху, чтобы ответить, но он не дал мне и рта раскрыть.
— Не говоря уж о твоих предчувствиях — а я не настолько глуп, чтобы ими пренебречь, — разве ты не понимаешь, как это сейчас опасно, если Лот узнает? Она боялась, что забеременела, и, чтобы избежать позора, постаралась раздобыть себе мужа.
А кто лучше Лота? Его когда-то прочили ей в мужья, может быть, он даже ей нравился, и тут она увидела случай затмить сестру и приобрести титул и положение, которых лишилась со смертью отца. А уж кому и знать, как не мне, — продолжал он, в ниточку растянув губы, — что любой мужчина, на которого она обратит свою благосклонность, побежит к ней, стоит ей только свистнуть.
— Артур, ты говоришь о ее позоре. Но ты ведь не думаешь, что был первым, кого она уложила в свою постель.
Он ответил с поспешностью:
— Нет, и никогда не думал.
— Тогда почему ты не допускаешь, что она принимала Лота еще до тебя? Что она уже была беременна, а тебя заманила в надежде добиться милостей и преимуществ? Она знала, что часы Утера сочтены, и, страшась, что после предательства под Лугуваллиумом Лот утратил благосклонность короля, задумала сделать так, чтобы отцом Лотова ребенка представить тебя…
- Предыдущая
- 222/462
- Следующая