Сага о короле Артуре (сборник) - Стюарт Мэри - Страница 228

• Предыдущая
• 228/462
• Следующая

Я пел, поглощенный своей песней, а когда наконец замерла последняя нота и я, подняв голову, огляделся, оказалось, что, во-первых, Ульфин по ту сторону костра заслушался и по щекам его бегут слезы, а во-вторых, что мы не одни. Ни Ульфин, ни я не заметили, как к нам по пружинящему мху подошли двое.

Ульфин увидел их одновременно со мной и вскочил, выхватив нож. Но было очевидно, что пришельцы не имеют худых намерений, и нож снова исчез в ножнах, прежде чем я успел сказать «убери» и прежде чем шедший впереди с улыбкой протянул раскрытую ладонь.

— Мы к вам с добром, добрые люди. Я любитель послушать музыку, а здесь, я слышу, у человека настоящий талант.

Я поблагодарил его, а он, словно сочтя мою благодарность за приглашение, подошел к костру и сел. Мальчик, сопровождавший его, сбросил с плеч на землю тяжелую ношу и тоже присел, но в отдалении от огня, хотя с приходом ночи поднялся прохладный ветер и горящие дрова манили погреться.

Наш гость был невысокий мужчина в летах, с подстриженной серебристой бородкой, из-под его густых лохматых бровей близоруко глядели живые карие глаза. Одежда его была запылена, но добротна, плащ из теплого сукна, мягкие сандалии и пояс — кожаные. Тонкой работы пряжка на поясе оказалась, как ни странно, золотой или же щедро позолоченной, плащ сколот круглой массивной фибулой, тоже золотой и столь же изысканной, в виде изогнутого филигранного трилистника в круге. Мальчик, которого я поначалу принял за его внука, был одет так же, но единственной драгоценностью в его костюме было некое подобие ладанки на тонкой цепочке вокруг шеи. Однако, когда мальчик протянул руку, чтобы развернуть одеяло для ночлега, рукав его задрался, и я увидел ниже локтя шрам, вернее, клеймо. Стало быть, это раб, и не только в прошлом, но и теперь, судя по тому, как он не решается подойти к костру, как без единого слова принялся разбирать поклажу. Выходит, что старик — человек с достатком.

— Ты разрешишь? — обратился он между тем ко мне. Наша простая одежда и скромное имущество: одеяла, расстеленные под березами, миски и кружки, потертые переметные мешки вместо подушек, — все это подсказало ему, что мы его ровня, не более. — Мы немного сбились с пути и были рады услышать твою песню и увидеть костер. Значит, и большак где-то поблизости, решили мы, и вот мальчик говорит мне, что дорога и вправду проходит там, за рощей, благодарение Вулканову пламени! Оно хорошо, конечно, шагать напрямик через болота и вересковые пустоши, да только при свете дня, а ночью здесь опасно и человеку, и зверю…

Пока он разговаривал, Ульфин, по моему кивку, встал, принес бурдюк с вином и предложил гостю. Но тот не без самодовольства отказался:

— Нет, нет! Спасибо тебе, милорд, но пища и питье у нас с собой, нам нет нужды прибегать к твоему гостеприимству, разве только, если позволишь, мы воспользуемся на эту ночь твоим костром и твоим обществом. Мое имя — Бельтан, а моего слугу зовут Ниниан.

— А мы — Эмрис и Ульфин. Милости просим. Не выпьешь ли все же вина? У нас с собой довольно.

— У нас тоже. И наоборот, я обижусь, если вы оба не выпьете вместе с нами. Отличное вино, как, надеюсь, ты убедишься сам… — И через плечо: — Еды, мальчик, живо, и предложи господам вина, которое дал нам в дорогу комендант.

— Издалека ли ты идешь? — спросил я его.

Правила вежливости не позволяли прямо спрашивать путника, из какого места он отправился и куда держит путь. Но в то же время правила дорожной вежливости требуют от него подробного рассказа, пусть иной раз и откровенно вымышленного.

Бельтан ответил без запинки, жуя поданную мальчиком куриную ногу:

— Из Йорка. Провел там всю зиму. Обычно трогаюсь с места с приходом весны, но нынче задержался… Полный город народу… — Он прожевал, проглотил и внятно добавил: — Время было благоприятное, прибыльное, и я счел за благо остаться подольше.

— Ты пришел со стороны Катрета? — поинтересовался я.

Он говорил на бриттском языке, и я, следуя его примеру, выговорил это название на старинный манер. Римляне произносили: «Катаракта».

— Нет, я избрал ту дорогу, что обходит равнину с востока. Но тебе ее не присоветую, милорд. Мы рады были свернуть на болотные тропы. Надеялись выйти на Дерийский тракт под Виновней. Но этот дурень, — он дернул плечом в сторону своего раба, — прозевал дорожный указатель. Мне приходится полагаться на него, сам я стал подслеповат и могу разглядеть разве только то, что у меня под самым носом, вот как этот кус курятины. Ну а Ниниан, как обычно, считал облака в небе, вместо того чтобы высматривать дорогу, и к сумеркам спохватились, а где находимся, неизвестно, и где город, позади ли, впереди, кто знает? Боюсь, что мы пропустили поворот, не так ли?

— Да, ты прав. Мы прошли через город еще засветло. Увы. У тебя в этом городе дела?

— У меня в каждом городе дела.

Он разговаривал на удивление спокойно и благодушно. И я порадовался за маленького раба. Тот, стоя у меня за плечом, наливал мне в кружку вино из бурдюка с самым сосредоточенным видом. Бельтан только напускает на себя строгость, подумал я, Ниниан вон совсем его не боится. Я поблагодарил, мальчик с улыбкой поднял взгляд — и я убедился, что строгость, выказанная Бельтаном, оправданна: мысли мальчика явно витали неведомо где, нежная, туманная улыбка была рассеянной, мечтательной. В тусклом свете костра и луны его серые глаза казались подернуты темной дымкой. Во всем его облике, в рассеянной грации его движений было что-то как будто знакомое… Дыхание ночи тронуло холодом мой затылок, и я почувствовал, как волосы у меня зашевелились, точно на загривке у лесного кота.

Мальчик молча отвернулся и склонился над кружкой Ульфина.

— Отведай, милорд, — приглашал меня между тем Бельтан. — Славное вино. Мне его дал один из гарнизонных командиров в Эборе… Где он сам его раздобыл, бог весть, такие вещи лучше не спрашивать, верно?

Он еле заметно подмигнул, вгрызаясь в куриную ногу.

Вино и вправду оказалось славное, темное, густое и ароматное, не уступавшее по вкусу лучшим винам, какие я пивал в Галлии или Греции. Я похвалил его, а про себя подумал: интересно, чем заслужил Бельтан такой ценный подарок?

— Ага! — все с тем же благодушным самодовольством проговорил Бельтан, — Теперь ты гадаешь, как мне удалось вырвать у него такое сокровище.

— Да, признаюсь, — с улыбкой ответил я. — А ты что же, чародей, читающий чужие мысли?

— Не совсем, — усмехнулся он, — Но я опять знаю, что ты сейчас думаешь.

— Что же?

— Ты ломаешь себе голову, не королевский ли маг сидит перед тобой в переодетом виде? Угадал? И вправду, только Мерлиновы чудеса могут заставить Витрувия отдать такое вино… Притом Мерлин, как и я, бродит по дорогам, похожий, говорят, просто на странствующего торговца, в сопровождении одного-единственного слуги, а то и вовсе один. Я прав?

— В оценке твоего вина — бесспорно, да. Должен ли я так тебя понять, что ты не просто «странствующий торговец»?

— Пожалуй, что так, — ответил он, кивая с важностью. — О Мерлине же я слышал, что он оставил Каэрлеон. Куца он направился и с какой целью, никто не знает, но это в его обычае. В Йорке говорят, что верховный король вернется в Линнуис к новолунию, а вот Мерлин взял да исчез на второй день после коронации. — Он перевел взгляд с меня на Ульфина. — А вы о нем ничего не слышали?

В его вопросе не содержалось никакого намека, но лишь любопытство, ведь странствующие мастера и торговцы собирают и разносят новости по всей земле, за что и встречают всюду радушный прием. Для них новости и слухи — просто ценный и ходкий товар.

Ульфин отрицательно потряс головой. Лицо у него было каменное. А мальчик Ниниан нашего разговора даже не слушал — он сидел, отвернувшись, и смотрел в душистый сумрак полей.

Прозвучал переливчатый обрывок птичьей трели — пернатая полуночница завозилась в гнезде, устраиваясь на ночлег. Лицо мальчика сразу озарилось мимолетной радостью, еле уловимой, неверной, как отблеск звезд на трепетных листьях берез над нашими головами. Вот оно, убежище Ниниана от сердитого хозяина и от утомительных ежедневных трудов.

• Предыдущая
• 228/462
• Следующая