Царское дело - Булыга Сергей Алексеевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/59
• Следующая

– Кто это? – спросил вполголоса Маркел.

– Фома Сазонов, – ответила Нюська. – Начальный голова Стремянного полка. Это они сейчас одни в Кремле стоят, а остальных стрельцов всех выперли.

Они пошли дальше, через площадь. Маркел, уже не оборачиваясь, спросил:

– А он что, тебя знает?

– Он с моим батюшкой вместе служил, – ответила Нюська. – Когда они были молодыми. Но я этого не помню ничего. Да меня тогда еще на свете не было.

– А что это они тут делают?

– Годунова сторожат. Годунов же хочет посадить Феодора на царство. Вот они его и сторожат, чтобы вдруг не посадил.

– А где все остальные стрельцы?

– В Стрелецкой слободе, в Заречье. И как им теперь сюда прийти? Наши же мост разобрали! Богдан Яковлевич сразу, еще в первый день, это велел. Чтобы, говорил, не шастали. А Годунову, говорил, мы еще бороду выдерем.

Маркел оглянулся. Стрельцы, теперь уже строем, стояли посреди площади и прилаживали пищали для стрельбы.

– Вчера целый день так пугали, – сказала Нюська.

Они сошли с площади, пошли между дворами.

– Уже совсем недалеко, – сказала Нюська. – Сейчас Мстиславского пройдем, и там сразу будет кладбище, а за ним Данилов монастырь. Поэтому и кладбище Данилово.

Они прошли еще немного, завернули за угол, и Маркел увидел небольшое кладбище. Бояр здесь не хоронят, сразу подумал он. Да и стряпчих, похоже, нечасто.

Они вошли в калитку. Снег на кладбище был чистый, не топтаный. Маркел увидел только одну тропку и пошел по ней. Так он дошел до того места, где снег был перемешан с землей, а посреди на холмике стоял свежий столбик под двускатной крышей – голубец. Маркел снял шапку, подошел поближе. Под крышей стояла иконка святого апостола Трофима, а под ней погасшая лампадка.

Нюська стала разжигать лампадку. Маркел смотрел на голубец. На душе было пусто, а больше ничего Маркел не чувствовал. Тогда он стал читать молитву. Нюська разожгла лампадку, поставила ее на место и сказала с сожалением:

– Опять задует! – Немного помолчала и продолжила: – А мой батюшка в Ливонии. Его, говорят, там убили. Мамка врет, что он живой. И дядька Сазонов врет. И Лука Иванович.

– Да что ты говоришь такое? – строго перебил ее Маркел. – Грех это!

Нюська молчала. Тогда Маркел спросил:

– А вот дядя Трофим, он откуда был родом?

Нюська помолчала и ответила:

– Не знаю. И никто не знает. Он никогда не говорил. И родня к нему не приезжала. Мамка его жалела. И князь Семен тоже. Видишь, какой голубец? Чистый дуб! А яму какую глубокую выкопали! Князь говорил: еще копайте, заплачу вдвойне. И двух попов нанял служить. Хоронили по-боярски, ничего не скажешь! – И вдруг спросила: – А за что его зарезали?

– За шахмату, – сказал Маркел.

– Как за шахмату?

– А вот так, – просто сказал Маркел. – Нож взяли и пырнули. И готово.

– Золотая была шахмата? – спросила Нюська.

Маркел осмотрелся. Никого вокруг видно не было. Тогда он достал шахмату и подал Нюське. Нюська начала ее рассматривать.

– Только никому не говори про это, – чуть слышно сказал Маркел. – А то и меня зарежут, и тебя, и твою мамку. Дай!

Он отобрал у нее шахмату, сунул в пояс, опять осмотрелся…

И похолодел! Возле кладбищенской ограды кто-то стоял и уже брался рукой за калитку! Маркел толкнул Нюську в плечо и очень злобно прошептал:

– Тикай отсюда, дура! Живо… Я после приду. Тикай! Я кому велел!

Нюська пригнулась и шмыгнула в сторону, а дальше через холмики к кустам, а там за кусты…

Маркел перекрестил ее и оглянулся. Тот незнакомый человек уже вошел в калитку. Маркел поправил нож в рукаве. Тот человек шел не спеша, лица его видно не было, потому что у него был поднят воротник, а шапка надвинута низко. Прости, Господи, подумал Маркел и тряхнул рукавом, велика милость Твоя…

Тот человек повернулся к Маркелу, и Маркел сразу узнал Ададурова. На душе стало легко, Маркел опустил руку. Ададуров подошел, остановился, снял шапку и перекрестился, глядя на могилу. Маркел тоже стал креститься. Ададуров надел шапку и, продолжая смотреть на могилу, сказал:

– Мне от князя Семена передали, что тебе надо пособить.

Маркел молчал. Ададуров, уже глядя на Маркела, продолжил:

– Говорят, что у тебя все сладилось. А ты у ведьмы был?

– Был, – кратко ответил Маркел.

– И как там мой платочек?

– Сгорел.

– Вот как! – Ададуров еще раз перекрестился и добавил: – Это славно. А почему он сгорел?

– Ведьма на нем гадала, – ответил Маркел. – Бросила в огонь, он сгорел.

– И что она в огне увидела?

– Ну-у, – протянул Маркел. – Откуда я знаю. Я же тогда там не был. Ведьма, когда я к ней пришел, уже сидела убитая. И нож возле нее валялся.

– Как она сидела? – вдруг спросил Ададуров.

– Очень просто, на лавке, – ответил Маркел. – А перед ней на столе стояла миска. А в ней корешки.

– Как человечки?

– Да.

– Слава тебе, Господи, что не успела! – скороговоркой сказал Ададуров и так же быстро стал креститься.

– А что иначе было бы? – спросил Маркел. – И что не успела?

– А не успела всех нас уморить, вот что! – сердито сказал Ададуров. – Утопила бы те корешки, и мы все перемерли бы. А кто ее зарезал, ведьму эту?

– Откуда я знаю? – ответил Маркел. – Мертвая она сидела, я же говорил.

– И что, там никого больше не было?

– Ну, была еще одна чувырла. Карлица, – поморщившись, сказал Маркел. – Но крепко пьяная. Очень!

– Да она почти всегда такая, – сказал Ададуров. – Знаю я ее. И что она?

– Ну, это… – без всякой охоты ответил Маркел.

– И это она тоже, да! – с ухмылкой сказал Ададуров. – А ты ей что?

– Да ну тебя!

Ададуров тихо засмеялся, потом сказал:

– Ладно. А теперь больше не виляй, а отвечай, как было. Я же вам все как на духу поведал. Так вот, ты пришел, и там сидит ведьма Домна, вся в крови, и в миске корешки плавают, как будто утопленники всплыли, а на полу нож валяется. А на лавке лежит карлица, Аленой ее звать, я знаю. И вот она встает, эта Алена, ты у нее спрашиваешь, и она что отвечает?

Маркел подумал и сказал:

– И говорит, утром приходил твой товарищ, и Домна с ним колдовала: сожгла тот платочек с ногтями, и они в огне увидели, что убили того человека, чьи были эти ногти, и что надо искать деревянную шапку.

Маркел замолчал и осмотрелся. Никого нигде видно не было.

– Ну? – нетерпеливо сказал Ададуров.

– Вот и «ну»! – сказал Маркел. – Она говорит: «Давай выпьем», – полезла к ведьме за вином, увидела, что ту зарезали, и как стала орать, что это я зарезал, и как стала хвататься за нож, что я чуть убежал. И больше ничего уже не спрашивал.

– А зря! – строго сказал Ададуров. Немного помолчал, после сказал: – Ну, ладно. А дальше что? Зачем тебе теперь английское подворье?

– Нужен мне там один человек. Тамошний точильщик, зовут его Жонкин. Он государю шахматы точил.

Ададуров смотрел на Маркела и ждал. Маркел продолжал:

– Много шахмат выточил, целый короб. А одна из шахмат была белый цесарь. И вот как только государь за этого цесаря взялся, так сразу помер. А Бельский стал кричать: «Бросай цесаря в печь, бросай, а то вдруг на нем какая порча!» И люди бросили. А другие люди после осторожно подошли и кочергой оттуда цесаря достали. Крепко обгорелого. Вот он!

И Маркел подал его Ададурову. Тот стал его рассматривать. Маркел сказал:

– Теперь здесь ничего не видно. А раньше тут сверху была голова, а на голове деревянная шапка, про которую ведьма сказала, что надо ее искать.

– Как же теперь ее найдешь? – спросил Ададуров.

– Ну, мало ли, – ответил Маркел. – Может, тот точильщик что расскажет. Может, там был какой секрет.

Ададуров опять стал рассматривать шахмату. После сказал задумчиво:

– А что! Здесь голова, здесь шапка. А здесь, на шапке, остренькая пипочка, и ее можно ядом смазать. Очень запросто.

– И белый цесарь! – прибавил Маркел. – Его никто, кроме покойного государя, не то что в руки брать, а трогать не смел. Потому что он всегда играл белыми, а другие всегда черными. Значит, только он мог уколоться.

• Предыдущая
• 40/59
• Следующая