Клетка из костей - Карвер Таня - Страница 6

• Предыдущая
• 6/78
• Следующая

Она чуть подалась вперед.

— Послушайте, Роза. Я не хочу разрушать ваши надежды, но нельзя же просто взять и вернуться к работе как ни в чем не бывало.

Роза тоже наклонилась к ней.

— Я себя знаю. Я знаю, как я себя чувствую. Понимаю, когда мне плохо, а когда — хорошо. И сейчас мне хорошо.

— Не все так просто.

— А в жизни вообще все непросто, — хрипло расхохоталась Роза. — Все дело в Филе Бреннане, ведь так? Я знаю, как он ко мне относится. Если кто и станет мешать моему возвращению, так это он.

Марина тяжело вздохнула и даже не попыталась это скрыть.

— Я психолог, Роза. Меня связывают профессиональные обязательства. Вы действительно хотите, чтобы я вписала «параноидальный синдром» в ваше личное дело?

Роза Мартин откинулась на спинку кресла и принялась сверлить Марину взглядом.

— Послушайте, Роза. Вы пять месяцев отказывались встретиться со мной. Игнорировали все мои попытки вам помочь.

— Потому что мне помощь не нужна. Я сама справилась.

— Это вы так считаете. Вы даже не ходили на курсы управления гневом, которые я порекомендовала.

При этих словах глаза Розы вспыхнули.

— Я не нуждаюсь в вашей помощи, — упрямо повторила она.

Марина снова вздохнула.

— Я просто хотела сказать, что понимаю, каково вам.

Роза презрительно фыркнула.

— Это вы разыгрываете сценку «Лучшая подруга»? Никто, мол, меня не поймет, только вы.

Марина задумчиво склонилась над своими записями. Подняв голову, она сказала:

— Нет, это другая сценка. — Нарочито прохладный тон призван был скрыть ее раздражение. — Это сценка, в которой я на время забываю о своем профессиональном долге и отклоняюсь от сценария. Забудьте и вы, что я психолог, а вы — полицейский. Давайте поговорим, как обычные люди.

Роза промолчала.

— Я действительно понимаю, каково вам, Роза. Потому что сама через это прошла. Вы тогда еще здесь не работали, но обстоятельства были очень похожие. Если не верите, можете навести справки. — Марина дала себе несколько секунд, чтобы справиться с эмоциями, и продолжила: — Я вела себя точно так же. Считала, что справлюсь сама. Буду жить, как будто ничего и не было. Я пыталась. Но не смогла. — Голос ее предательски дрогнул.

Роза нахмурилась, но на лице ее читался явный интерес.

— Что же произошло?

Марина пожала плечами.

— Я кое-как выкарабкалась, но на это ушло немало времени. Больше, чем я рассчитывала. Нелегко было. Но я справилась. Постепенно.

Обе молчали, пока у Розы не зазвонил телефон. Она ответила прежде, чем Марина успела сказать, что телефон следовало выключить. Она наблюдала за лицом Розы, на котором изначальная враждебность сменилась вежливым интересом, даже уголки губ немного приподнялись.

Роза достала из сумочки блокнот и ручку, что-то записала и отключилась.

— Это был Гласс. Он нашел для меня подходящее дело.

Марина кивнула, отметив слово «подходящее».

— Хорошо. И когда вы ему нужны?

— Немедленно. Не хватает людей. Он уверен, что я готова.

— Да ну?

Вторая улыбка — смелая, возбужденная. Улыбка победительницы.

Марина пожала плечами.

— Что ж, тогда ступайте.

— Вы разве не должны написать отчет?

— А какой в этом смысл?

Роза вышла из кабинета.

Марина покачала головой, словно вытряхивая из памяти эту беседу. Она проверила по ежедневнику, кто следующий, покосилась на наручные часы. Что взять на обед? Интересно, чем сейчас занимается Джозефина, гостившая у бабушки с дедушкой? И тут зазвонил телефон.

Это была Анни Хэпберн.

— Занята? — И, не дождавшись ответа, продолжила: — Хочешь отвлечься?

— Ты о чем?

В голосе Анни слышалась нерешительность.

— Я сейчас в больнице. В главной. И мне нужна твоя помощь.

Пол оставил его в пещере. В самом дальнем углу. Забил эту пещеру, закупорил ее, как бутылочное горлышко. В надежде, что он никогда не сможет выбраться наружу.

Запихнул в самую глубь. В самый дальний, самый темный, самый влажный угол, где слышно только вопли заблудших душ. Где живут только отвратительные, поросшие коркой грязи подземные существа. Подальше от света. Как можно дальше от света.

Настал его черед выходить наружу. Подставлять лицо солнцу.

Закрыть глаза, вдохнуть поглубже, вспомнить, что на самом деле важно. А важно то, что он может так жить. Может еще жить с лицом, обращенным к солнцу. Закрыть глаза, расслабиться, вдохнуть. Он мог. Надо только верить.

Его не затащат обратно. Обратно в пещеру.

В темноту.

Он закрыл глаза. Сел на пол. Вернулся — вернулся в свое любимое место, свое священное место. Он попытался расслабиться, но не сумел. Все из-за шума. Из-за людей. Что они там делают? Суетятся, галдят, визжат покрышками своих машин; их голоса плавают в воздухе. Они говорят. Говорят, и говорят, и говорят. Вечная болтовня, а смысла — чуть. Как помехи на радио. Обычный шум. Ужасный шум. От шума у него болела голова.

И тут он увидел мальчика.

Его вытащили из жертвенного чертога. Он брыкался, визжал, толкался, дрался. Плакал.

И Пол зарылся лицом в ладони. Закрыл уши, чтобы туда не поступал шум. Звуки плача. Плачущий мальчик…

Нет, нет…

Не в этом же дело. Он никогда этого не хотел.

Никогда, нет… Все должно было быть не так. Он пытался это предотвратить. Пытался… И вот что из этого получилось.

Мальчик не унимался.

Покачиваясь вперед-назад, Пол начал напевать, чтобы заглушить шум и отогнать злых духов.

Он бормотал слова старых песен. Песен счастливых времен. Хороших времен. Песен общности, братства, сплоченности.

Но это не помогало: он все равно слышал вопли мальчика. Представлял его слезы и чувствовал его страх.

Наконец шум прекратился. Мальчик перестал кричать.

А может, рот его закрылся, но крик продолжался внутри. Остались только люди в синих костюмах и их шумиха.

Он рискнул выглянуть из убежища — и сразу увидел, что они устремились к жертвенному чертогу.

Он знал, что они там найдут.

Он нырнул обратно. Сердце бешено билось в груди.

Он знал, что они там найдут. Знал…

А еще он знал, что они не остановятся. Они продолжат искать в его доме. Они его найдут. А потом… Потом…

Нет, так нельзя. Нельзя.

И он свернулся в клубок. Он снова стал младенцем, вернулся в материнскую утробу.

Тогда он был счастлив.

Он лежал, свернувшись клубком. Он надеялся, что его не найдут.

По крайней мере, он не в пещере.

Уже неплохо.

— Именно, — сказал Фил. — План действий.

Ему хотелось поскорее выбраться на поверхность, ощутить солнечный свет на своей коже, набрать полные легкие свежего воздуха. Но пока что он не мог этого сделать.

— А что рассказал парень, который позвонил в полицию? — спросил он у Микки.

Тот сверился с записями.

— Их, в общем-то, было двое. Бригада по сносу. Тут должны построить новый район. Их обоих отвезли в больницу: искусанному нужна медицинская помощь. Он все время что-то твердил о комиксах… Наверное, состояние шока.

— О комиксах? — нахмурился Фил.

— «Дом тайн» и «Дом секретов», — сказал Микки, и ему даже не пришлось заглядывать в блокнот. — История о двух братьях, которые постоянно друг друга убивают. А между их домами — кладбище.

— Ясно. Нужно будет…

Он осекся, снова уставившись на клетку. Весь этот умело инсценированный ужас не давал ему покоя. Клетка, цветы, знаки на стене, верстак, похожий на алтарь… В свете ламп подвал и впрямь напоминал сцену в гнетущем ожидании актеров, которые еще не знают, что спектакль отменили. В животе у Фила похолодело. Но эта атмосфера будила в нем и иные чувства, прежде всего — странное восхищение. Он восхищался мастерством ремесленника, его трудолюбием, усердием… Клетка была настоящим произведением искусства.

Он подошел ближе, чтобы пощупать отполированную кость. Коснуться ее, исследовать, возможно, даже погладить — но при этом и убежать от нее, отпрянуть, забыть. Не сводя глаз с диковинного сооружения, Фил чувствовал, что голова у него кружится от восторга, а внутри все обмирает от гадливости. Повинуясь смутному импульсу, он протянул руку, обтянутую латексной перчаткой…

• Предыдущая
• 6/78
• Следующая