Обитатель лесов (Лесной бродяга) (др. перевод) - Ферри Габриэль - Страница 66

• Предыдущая
• 66/88
• Следующая

Действительно, после отъезда своих гостей гациендер предполагал отправиться со своей дочерью к ближайшему источнику, где представлялась возможность позабавиться охотой на диких лошадей, живущих табунами в степных лугах. Однако оказалось, что это намерение не могло быть осуществлено.

Только гациендер собрался отправиться в путь, как вдруг один из его вакеро прискакал с известием, что источник, куда они направлялись, высох и необходимо искать другой, куда дикие лошади имеют обыкновение собираться. Такая поездка требовала времени и была сопряжена с большими неудобствами, поэтому охота была несколько отсрочена, и только через восемь дней дон Августин с дочерью вновь собрались в поездку к новому источнику, который находился в четырех днях пути от поместья. В окрестностях уже давно не было слышно об индейцах, и гациендер нисколько не боялся ни за дочь, ни за себя.

В течение пути путешественники не встречали ничего, что могло бы подать повод к беспокойству. Только к вечеру, когда они уже почти добрались до места, назначенного для ночлега, встретились им двое всадников, обративших на себя внимание странной и подозрительной наружностью.

Один из них был уже старик, а другой еще юноша. У обоих волосы были перевязаны на затылке сыромятным ремнем, на головах надеты узенькие вышитые шапочки, украшенные пучками перьев. На плечи их были накинуты шерстяные одеяла, так что их одежда походила на одеяния индейского племени папагосов, лишь с тем различием, что вместо луков и стрел они были вооружены тяжелыми ружьями, с ложами и прикладами, обитыми медными гвоздочками.

Оба всадника не обнаружили никаких враждебных действий, однако младший, проезжая мимо дочери гациендера, бросил на нее такой злобный взгляд, что испуганная дочь гациендера долго не могла забыть этого испепеляющего взора.

Река Гила, пробив цепь Туманных гор, соединяется одним рукавом с Красной рекой, которая, прорезав Техас и полосу земли, где обитают индейские племена каньясов и команчей, впадает в Мексиканский залив.

На расстоянии шестидесяти миль от гациенды дель-Венадо и одного дня пути от места слияния рек, носящего название Красных Вил, простираются необозримый кедровый лес и заросли пробкового дуба, сумаха и других лесных пород. Начиная от окраины этого леса до Красных Вил тянется равнина, покрытая травой в человеческий рост.

Здесь, на окраине леса, находится Бизоновое озеро, на берегу которого расположились бивуаком путники. Некоторые из них сидели, прислонившись спиной к стволам вековых дубов, а другие лежали навзничь в высокой траве. Против самой площадки, на которой они отдыхали, в лесной чаще виднелся узкий проход, совершенно исчезавший под зеленым сводом деревьев.

Было утро, восходящее солнце осветило первыми лучами озеро, поверхность которого была покрыта широколиственными водяными растениями.

Люди, которые с такой беззаботностью отдыхали на берегу озера, были вакеро дона Августина, высланные им заблаговременно вперед; они нашли следы табуна диких лошадей и теперь расположились отдохнуть в ожидании прибытия господина. С одной стороны озера они очистили от деревьев довольно обширное пространство из срубленных стволов и образовали вокруг него довольно плотную изгородь. Бревна были врыты довольно глубоко в землю и соединены между собою ремнями из буйволовой кожи, так что могли выдержать даже самый сильный натиск. Изгородь представляла вид продолговатого круга и имела только один узкий проход со стороны берега, плетень же был прикрыт срубленными ветвями для того, чтобы лошади не перепугались при виде непривычного зрелища.

Между означенными двенадцатью слугами находились четверо, которые не принадлежали к людям дона Августина и уже своей одеждой, схожей с одеянием дикарей, а еще более своими загорелыми лицами отличались от вакеро. Эти четверо были охотники с индейской границы, промышлявшие ловлей бизонов. Они тоже отдыхали на берегу озера, куда бизоны, как указывало название озера, имели обыкновение приходить огромными стадами. Совершенно свежие шкуры буйволов, развешанные на изгороди для просушки, свидетельствовали, что эти животные и теперь еще не совсем покинули эту местность. Рядом с загонщиками в густой траве лежал огромный бульдог, который временами приподнимал голову и издавал жалобное завывание. Владелец этой собаки, человек высокого роста и необыкновенно сильного телосложения, стоял на коленях перед небольшим образом Мадонны, прислоненным к подножию суковатого дуба, и совершал утреннюю молитву. Товарищи называли его Энцинасом. Отвлеченный от молитвы воем собаки, Энцинас повернулся и, подойдя к бульдогу, принялся его ласкать.

— Озо, вероятно, чует какого-то индейского бродягу, — заметил младший из загонщиков.

— Нет, любезный, это он на свой лад выражает тоску. Если бы тут поблизости бродил какой-нибудь индеец, то вы увидали бы, как у пса шерсть поднялась дыбом, а глаза покраснели, как раскаленные уголья. Он не был бы тогда так спокоен и недвижен, как теперь. Поверьте, вам не следует беспокоиться.

С этими словами Энцинас улегся спать, его примеру последовали и прочие спутники, предоставив Озо караулить стоянку. Но вскоре усилившийся лай бульдога возвестил, что кто-то приближается. Вакеро поднялись и увидели слуг дона Августина, которые предупредили их о скором прибытии гациендера и его свиты. Пока они занимались разгрузкой вьючных лошадей и возведением палаток в тенистых уголках дубовой рощицы, прискакал всадник с известием о прибытии господина.

Через несколько минут к озеру приблизилась вереница всадников. Гациендер помог своей дочери слезть с лошади, осмотрел сделанные его людьми приготовления и совершенно довольный направился к палатке, чтобы немного отдохнуть. За ним последовала и донна Розарита, которая, заметив дикую наружность Энцинаса и трех его спутников, сначала испугалась, но потом, узнав, что они не индейцы, а мирные охотники, скоро успокоилась. Вскоре она показалась опять, опираясь на руку своего отца. Охотники на буйволов готовились уже седлать своих лошадей, чтобы избрать подальше от озера какое-нибудь местечко на берегу реки.

— Ну, что с тобой, Озо? — произнес Энцинас, обращаясь к своей собаке, которая опять принялась лаять. — Ты чуешь какого-нибудь индейца вблизи?

— Индейца! — испуганно воскликнула стоявшая подле Розарита. — Разве они заходят сюда?

— Нет, сударыня, — ответил Энцинас, — по соседству нет следов их присутствия, разве только они не перепрыгивают с дерева на дерево, как какие-нибудь белки или дикие кошки, но эта собака…

И Энцинас стал следить за движениями Озо, глаза которого налились кровью, шерсть поднялась дыбом. Сделав несколько бешеных скачков вперед, он вдруг вернулся назад и, ворча, спрятался в траве.

— Этот бульдог, — объяснил Энцинас, — приручен сражаться с дикими индейцами, он чует их издалека, но теперь он успокоился. Это доказательство, что инстинкт на минуту обманул его. Нам останется только проститься с вашей милостью и пожелать вам счастливой охоты.

Пожав руку молодому вакеро, Энцинас подтянул подпругу своей лошади и уже собирался вспрыгнуть в седло, но в это время Розарита что-то шепнула отцу на ухо. Последний сначала пожал было плечами, но потом, бросив на дочь взгляд, исполненный нежности, обратился к отъезжавшему охотнику с вопросом:

— Скажите-ка, приятель, вам, вероятно, частенько приходилось иметь столкновения с индейцами? Вам знакомы их военные хитрости?

— Да! Всего дней пять тому назад, — ответил Энцинас, — мне пришлось выдержать бой не на жизнь, а на смерть с этими неумолимыми дикарями!

— Ты видишь, любезный батюшка! — сказала Розарита.

— А где это случилось? — спросил дон Августин.

— Недалеко от президио Тубак.

— Это не более двадцати часов езды отсюда! — воскликнула в испуге молодая девушка.

• Предыдущая
• 66/88
• Следующая