Избранное - Григорьев Николай Федорович - Страница 28

обыкновенная теплушка с тюками центральных газет, брошюр и листовок.

Посредине - печурка, на ней - солдатский котелок и чайник. Когда вагон

добрался до нашей станции на Украине, от всех его грузов не осталось

почти ничего.

Бойцы, приехавшие на тачанке за литературой, очень огорчились и

принялись совестить сопровождающего вагон.

- Эх ты, кочерыжка капустная! Распустил все по тылам - а к нам, в

боевую бригаду, с поскребышами!

Сопровождающий - разбитной паренек с грозным маузером на

самодельной лямке - сконфуженно мялся, пока бойцы, топая по гулкому

вагону, подбирали разрозненные газеты и листовки. Кончилось тем, что

он решил откупиться. Открыл фанерный чемодан с висячим замком и отдал

бойцам граммофонную пластинку, которую приберегал, видимо, для

какого-то другого случая.

Трудно описать ликование в бригаде, когда тачанка на взмыленных

конях прикатила со станции и ездовой закричал с облучка:

- Ура, товарищи! Пластинка... Речь Ленина!

А второй, сидевший в тачанке, обхватив руками и ногами ворох

литературы, которую трепал ветер, вскочил и помахал над головой

пакетом:

- Вот она! Вот она!

В политотделе был граммофон - ящик с горластой трубой, похожей на

медный контрабас в духовом оркестре. В ту пору и граммофоны попадались

не так уж часто. Раздобыли один на бригаду, да и тот был теперь

чиненый-перечиненый. Ему ведь тоже доставалось в боях. На трубе

пестрели заплаты, поставленные бригадными кузнецами. Эти ребята ловко

ковали лошадей, но нельзя сказать, чтобы столь же удачно "подковали"

граммофонную трубу. Она дребезжала и искажала звуки.

В этот день все учебные занятия в бригаде прошли образцово. Сами

бойцы пустили слух, что тот, кто не постарается в стрельбе или на

тактических занятиях в поле, пусть и не помышляет услышать голос

Ильича.

В бригаде было едва ли меньше тысячи штыков и сабель. Городок

небольшой, подходящего помещения, конечно, не нашлось, и бойцы

собрались на лугу. Сколотили помост для граммофона, а сами сели в

несколько рядов полукольцом.

Собрание было торжественным. Вынесли знамя. Комиссар сказал речь

о мировом империализме. Потом помост покрыли кумачом и на нем

водрузили граммофон.

Но куда повернуть трубу?

- К нам, в нашу сторону! - закричали сотни людей с фланга.

- Нет, сюда поворачивай, сюда! - кричали с другой стороны. - Они

и так услышат. К ним ветерок!

- Не замай, не трогай! Правильно стоит! - Это были голоса из

центра.

Устанавливающие граммофон бойцы растерянно поглядели на

комиссара. Комиссар поднял руку, но этого оказалось недостаточно,

чтобы водворить спокойствие. Тогда он снял трубу с ящика и прокричал в

нее, как капитан с борта корабля:

- Товарищи, хватит спорить! Постыдились бы в такой торжественный

момент. Объявляю: пластинку прокрутим несколько раз, с прямой наводкой

трубы на все подразделения. Ясно?

Гул одобрения, все смолкли и, как на чудо, глядели в жерло

граммофона.

И вот она, наконец, речь Ленина!

Ильич говорит из Кремля... За тысячи верст - а вот как слышно:

будто сам здесь, в кругу бойцов, будто думам солдатским внимает и тут

же, в этой самой речи, и отвечает на них...

"Капиталисты Англии, Франции и Америки, - голос из трубы

отчеканивал каждое слово, - помогают деньгами и военными припасами

русским помещикам... желая восстановить власть царя, власть помещиков,

власть капиталистов. Нет. Этому не бывать. Красная Армия сильна тем,

что сознательно и единодушно идет в бой за крестьянскую землю, за

власть рабочих и крестьян, за Советскую власть. Красная Армия

непобедима".

Прослушали пластинку раз. Прослушали два и продолжали слушать еще

и еще. За простыми словами Владимира Ильича крылась такая мудрая

правда, что от повторения речи у каждого слушателя только ярче

разгорались глаза.

Долго, очень долго слушали бойцы бригады пластинку.

- А почему, товарищ комиссар, пластинку разным голосом пускаете:

то высоко, то низко, то середина на половину. Какой же настоящий-то

голос у Ленина?

Комиссар заглянул в трубу, однако не стал ее порочить. Распустил

на себе ремень, перепоясался. Потом снял суконную фуражку, почистил

рукавом. А все молчит. Наконец признался:

- Хлопцы... Я ж с Донбасса, коногон из шахты. Пытаете, якой голос

у Ленина? Та я ж сам не ведаю. Бои да бои, а за боями як в Москву

попадешь?

Опять заговорили бойцы всей бригадой. Горячась, спорили. Потом

призвали на помощь комиссара:

- Товарищ комиссар! Голосовать надо!

Большинством решили, какой голос у Ленина.

Ясно: громовой. На весь мир звучит.

ЛЕНИНСКИЙ БРОНЕВИК

Повесть

3 апреля 1917 года. Владимир Ильич Ленин после вынужденной и

длительной эмиграции возвратился в Россию, в Петроград, и прямо с

вокзала взошел на броневик.

Многотысячные колонны рабочих со знаменами, транспарантами и

оркестрами заполнили площадь перед Финляндским вокзалом, приветствуя

своего вождя.

С броневика Ленин произнес свою знаменитую речь, которую закончил

словами: "Да здравствует социалистическая революция!"

О событии этом знает каждый школьник. Но быть может, не всякому

известно, что в гражданскую войну след исторического броневика

потерялся...

Шли годы. Близилась X годовщина Советской власти. Это было

героическое десятилетие: советский народ одержал победу в гражданской

войне и приступил к социалистическому строительству.

Год шел за годом - и Советская страна отпраздновала новую великую

победу: хозяйство было поднято из разрухи - работала в полную силу

промышленность, четко действовали железные дороги, на полях стрекотали

сельскохозяйственные машины, каждый был сыт, одет, обут...

Было чем отпраздновать 10-летие Советской власти. Торжества

начались заблаговременно в Ленинграде.

Вот как это было... Ноябрь 1926 года.

В одиннадцать ноль-ноль зарокотали с Петропавловки артиллерийские

залпы. Переполненная людьми площадь у Финляндского вокзала замерла.

Блеснули вскинутые музыкантами трубы, и под звуки

"Интернационала" скрывавшее памятник полотнище устремилось вниз.

Люди обнажили головы. Грянуло "ура!" и покатилось по площади из

конца в конец, заглушая оркестр и раскаты салюта.

Никто, казалось, не желал признаться себе в том, что перед

глазами только бронза, - каждый увидел живые черты Ильича, его

протянутую к народу руку...

Грянули барабаны, и крыльцо вокзала заалело от знамен. Их вынесли

из здания. Здесь были знамя губкома партии, знамя губисполкома,

знамена шести районов, на которые в ту пору делился Ленинград; знамена

четырех родов войск, составляющих гарнизон: пехоты, артиллерии,

кавалерии, военно-морских сил.

Двенадцать знаменосцев под звуки марша спустились с крыльца.

Сгруппировавшись по трое, они встали по углам памятника. Тяжело

качнулся на древках бархат. Почуяв ветерок, развернулись легкие

шелка...

Площадь вся в хвойных гирляндах, высится трибуна для почетных

гостей. На краю помоста - плотный человек. Он снял шляпу и

раскланивается. А из толпы возгласы: "Да ведь это Щуко, академик

архитектуры!..", "Спасибо, Владимир Алексеевич, за памятник!..".

Люди прихлынули к помосту. Академик сунул шляпу под мышку и

бросился пожимать тянувшиеся к нему дружеские руки.

Всюду поспевали фотокорреспонденты.

Сфотографировали Щуко. Сфотографировали его помощника, Владимира