Избранное - Григорьев Николай Федорович - Страница 29

Георгиевича Гельфрейха, тоже архитектора.

Но памятник создавали трое. А где же третий, где скульптор

Евсеев?

Произошла неловкая заминка, но академик тотчас нашелся. Сказал с

улыбкой:

- Извините, товарищи. Евсеев - человек редчайшей скромности. Вот

только что был на трибуне! Уверен, что Сергей Александрович и сейчас

здесь, но, избегая ваших аплодисментов, прячется среди гостей. Сейчас

предъявлю вам эту красную девицу!

И предъявил.

"Красная девица" оказалась с пышными усами казачьего образца.

Празднество завершилось торжественным шествием.

x x x

Это было время, когда Зимний дворец, знаменитое сооружение

Растрелли, как и другие дворцы царской фамилии, оказался как бы ни к

чему. Самодержавие похоронено, и дворцы, как пережитки кровавого

режима, стояли в запустении.

С открытием памятника В. И. Ленину у Финляндского вокзала почти

совпал по времени пуск Волховстроя (декабрь 1926 г.) - детище всей

страны, и прежде всего ленинградцев. Вот такие сооружения были людям

по душе, а не бывшие царские резиденции.

Тем не менее пустовавшие помещения Зимнего дворца нашли частичное

применение: в западной его части, со стороны Адмиралтейского проезда,

в одном из бывших покоев развернул свои экспозиции только что

создававшийся Музей Революции. Экспонаты были еще случайными и

разрозненными. У стены на подставке - груда цепей. Привезли их сюда из

бани для узников Петропавловской крепости. Банька, надежно огражденная

от глаза постороннего, была одновременно и кузницей, где приговоренных

заковывали в кандалы.

Среди других экспонатов музея обескураживающее впечатление

производил листок из школьной тетради, висевший в рамке под стеклом.

Это был счет на один рубль двадцать копеек, поданный начальству

жандармским офицером после очередной казни. Счет был составлен на

десять аршин прочной пеньковой веревки и на кусок хозяйственного мыла.

Покупку офицер сделал в мелочной лавке на Сенной площади.

Одним из сотрудников музея был Сережа Домокуров. Впрочем, в пору

называть его Сергеем Ивановичем. Мальчишкой с отцом, рабочим от

Нобеля, он 3 апреля 1917 года встретил Ленина и даже приветствовал его

из толпы, махал шапкой. Возможно, этот необыкновенный вечер с музыкой,

которую играли оркестры, с острым светом прожекторов, освещавших то

Ленина на броневике, то невиданное скопление народа на площади, -

возможно, и подсказал мальчику дорогу в жизни. Он стал историком,

довелось ему участвовать в создании первоначального Музея Революции,

здесь он остался работать.

Сейчас он только что с площади у Финляндского вокзала. Торжество

открытия памятника он запечатлел фотоаппаратом-зеркалкой и беглыми

записями в блокноте. Возвращаясь на работу, Домокуров мысленно уже

раскидывал будущие свои фотографии по стенду. "Выхлопотать бы только

где-нибудь кусок бархата, - мечтал он. - Экспозиция получится что

надо!"

О музее мало еще кто знал в городе, но вдруг повалили письма.

Побывали они в редакциях газет, оттуда их и переадресовывали музею.

Пошарив глазами, Домокуров выбрал письмо с "Красного путиловца".

"Камень и бронза, - прочитал Сергей, - на веки вечные обозначили

священное место, где Владимир Ильич открыл нам, рабочему люду, глаза

на социалистическую революцию. Но теперь людям охота поглядеть на

броневичок, с которого фактически выступил Ленин. Среди рабочей массы,

когда открылся памятник у Финляндского вокзала, пошли толки, что

броневичок хранится в кладовой среди самых наиважнейших

государственных ценностей. Это правильно. Мы, советские граждане,

обязаны содержать броневик в полной сохранности. За него спросят с нас

пролетарии всех стран. И наши потомки спросят.

Но взглянуть-то, наверное, можно на историческую машину? Хотя бы

одним глазком? Очень в этом большая просьба от рабочего класса нашего

завода".

И подписи.

Столько подписей, что местами они сливались, образуя кляксы, и

все-таки не уместились под текстом - расползлись по полям листа.

"Правильно пишут, - одобрил Сергей путиловцев. - И "Ленинградская

правда" правильно сделала, что переадресовала письмо. На такие запросы

нам отвечать - Музею Революции!"

Он окунул перо в чернильницу и задумчиво уставился на его кончик,

словно в ожидании, не скатится ли на бумагу вместе со свежей каплей и

адрес броневика.

Затем снял трубку с телефонного аппарата, крутнул ручку вызова и

обратился к телефонистке:

- Пожалуйста, Артиллерийский музей!

Пока соединяли, Домокуров мысленно перешагнул через Неву и достиг

Кронверка - тыльного укрепления Петропавловской крепости. Это

огромное, построенное в виде подковы, толстостенное кирпичное здание с

окнами-бойницами. Где-то там, внутри, на лужке, или снаружи крепостных

стен, были повешены декабристы Пестель, Муравьев-Апостол,

Бестужев-Рюмин, Рылеев, Каховский. Домокуров не раз пытался в жесткой,

вытоптанной траве обнаружить следы столбов и в то же время страшился

такого открытия...* (* С тех пор прошло полстолетия, когда

историками-учеными было точно установлено место казни. Это бугор на

берегу заполненного водой и окружающего Кронверк рва. Теперь там

высится обелиск - памятник казненным.)

В самом Кронверке, где музей, бывать ему еще не довелось, но

слыхал он, что там, в бывших боевых помещениях, хранится коллекция

оружия - одна из богатейших в мире... Надежные стены, военная охрана -

вполне подходящее место и для броневика.

Но по телефону ответили:

- Артмузей экипажей не экспонирует. Автомобили не по нашей части.

- Но позвольте! - заспорил Сергей. - Это же не просто автомобиль

- бронированный. Боевая машина. Где же ей быть, как не у вас?

- Извините, коллега, - прервал его артиллерист, - меня ожидает

экскурсия... - И затрещали звонки отбоя.

"Уважаемый род войск, а не очень-то вежливый. - Сергей положил

трубку. - В Эрмитаж, вот куда надо! - смекнул он. - Артиллеристы и в

самом деле ни при чем. Государственная кладовая особого назначения -

это в Эрмитаже!"

Телефонистка соединила:

- Готово.

Заговорил Домокуров, да тут же, словно обжегшись, кинул трубку на

рычаг... Фу, какой конфуз, отчитали, как последнего недоросля. А поди

знай, что у них только скульптуры, картины, греческие вазы, египетские

мумии!

Однако где же броневик?

Сергей машинально крутил телефонный шнур.

"Гм, гм... задачка приобретает налет таинственности, - с веселой

озабоченностью подумал он. - Это любопытно!.. А что сделал бы в этих

обстоятельствах всеместно известный доктор Ватсон, друг и сотрудник

Шерлока Холмса? Пожалуй, перелистал бы "Весь Ленинград".

И Сергей развалил на коленях громоздкую книгу с тонкими,

слипающимися страницами. Водя пальцем по колонкам цифр, выбрал номер,

показавшийся ему подходящим.

Позвонил. Музей города. Ведать не ведают. В Этнографический

позвонил. В Морской музей (подумалось: "В гражданскую и матросы

воевали на броневиках")... Но опять неудача.

"Сорок музеев в Ленинграде? - Домокуров уселся поудобнее. -

Обзвоним все сорок!" Музей почт и телеграфов, Геологический,

Медицинский, Театральный...

"Нет... Не знаем... Не слыхали..." - только и ответы.

Наконец Сергей, обессилев, откинулся на спинку стула. Пальцы

онемели, в плече ломота... "Сколько же можно накручивать ручку