Тайна могильного креста - Торубаров Юрий Дмитриевич - Страница 37

• Предыдущая
• 37/63
• Следующая

– Конюшня! – прошептал Добрыня.

Еловат понимающе кивнул и открыто, с видом человека, выполняющего свою работу, зашагал к конюшне. С замком пришлось повозиться. Сбив его несколькими ударами меча, кузнец вошел в конюшню. Вся сбруя была развешена у двери. У каждой княжеской лошади был свой загон. Еловат толкнул первую попавшуюся дверцу, приласкал шарахнувшуюся лошадь, оседлал ее и привязал уздечку к перегородке. Такую же операцию проделал еще трижды. Когда выводил животных во двор, увидел, как возле темницы толпятся стражники с факелами. Подведя коней к крыльцу, возле которого прятались козельцы, негромко скомандовал:

– Быстро! Впереди никого нет!

Ворота были приоткрыты. Осторожно, стараясь не шуметь, все четверо по очереди выбрались на улицу.

– Ну как? – услышали они взволнованный голос и от неожиданности схватились за мечи. Но, узнав, голос Меченого, обрадовались.

– Порядок!

– А лошадей-то зачем?

– Надо уходить немедленно, пока они не очухались. Прощай, друг! – Аскольд с сердцем пожал ему руку.

Закормленные княжеские кони понесли лихо. Восточные ворота охраняли пятеро воев. Забравшись в самодельный шалаш, четверо дремали у костра. Пятый, молодой нескладный парень, оставленный дежурить, старательно боролся со сном. Услышав топот, он хотел было разбудить своих, но вспомнил наказ сотского: «Особенно смотреть снаружи и никого не впускать в город». А тут из города едут. На всякий случай решил посмотреть.

– Эй, кто там? – крикнул он, выходя на дорогу и преграждая всадникам путь.

– Что, своих не узнаешь? – недовольно пробурчал передний, осаживая коня.

– И вправду свои, – подумал стражник, увидев воинский наряд, и пошел открывать ворота.

Через минуту отряд скрылся во мгле. Быстро уходить было трудно из-за слабости Всеславны. Но когда позади послышались звуки приближающейся погони, страх придал девушке силы. Она стегнула коня и рванулась вперед.

– Держись ближе к реке! – крикнул Аскольд.

Лодку нашли не сразу. Преследователи были почти рядом, когда Добрыня наконец наткнулся на нее и спустил на воду. Козельцы торопливо запрыгнули внутрь, не выпуская конских уздечек из рук. Их спасло то, что черниговцы галопом пронеслись мимо, не предполагая, что беглецы так резко изменят свой маршрут. А когда сообразили, то было уже поздно: отряд благополучно переправился на тот берег. Слышно было, как кони уносят беглецов прочь.

– Ушли! К переправе, скоты! – завопил сотский. Он хорошо помнил грозное предупреждение Путши на случай, если вернется ни с чем. Но еще страшнее был гнев княгини.

Трудно сказать, как видели кони в полнейшей темноте. Но, то ли понимая, что быстрая скачка спасет их седоков, то ли пытаясь согреться, неслись во весь опор. К утру козельцы достигли места, где по договоренности ждала первая подстава. Встретил их грид.

– Два дня жду, – не то осуждающе, не то радостно сказал он вместо приветствия. – Аскольд, воевода велел тебе тотчас возвращаться домой. Княжну к бабке отвезу я.

Узнав от Путши о пропаже Всеславны, княгиня пришла в неистовство. Завизжав на весь дом, она швырнула в угол чашку, из которой пила подогретое молоко – по словам знахарки, оно сохраняло молодость, – и вцепилась Путше в волосы.

На ее вопли в спальню вбежал испуганный Михаил. Такой разгневанной свою супругу он еще никогда не видел. Куда девалась представительность, дородность? Перед ним была разъяренная волчица, готовая зубами перегрызть глотку. Бросив трясти слугу, она подскочила к мужу.

– Дожили, дорогой муженек! Тебя перестали признавать за князя! Из-под носа ведьму похитили! – визжала она, брызгая слюной.

Путша, получив свободу, потихоньку подполз к двери и выскочил из нее, крестясь на ходу.

– Кто похитил? – Михаил неприветливо посмотрел на жену.

– Без твоего воеводы не обошлось! Надо срочно послать нарочных в Козельск, пусть все разузнают.

– Открыто действовать нельзя. Ссориться с воеводой нам не с руки. Лучше применить хитрость. Я пошлю боярина Судислава. Он пригласит юного князя, его сестру, воеводу с сыном к нам на пир.

Княгине ничего не оставалось, как согласиться.

Аскольд понимал, что зря отец торопить не будет. Он с сожалением расстался с Всеславной и обещал вскорости быть. Скачка была бешеная – и не зря. Почти одновременно к городу двигался другой отряд, и если бы не подставы отца, мог успеть раньше Аскольда.

Сеча вернулся с охоты с отменной добычей. Хотя его долго не было, но шкур да мяса привез богато. В этом мог убедиться прибывший внезапно гонец Великого князя. Жаль только, что на охоте зверь малость зацепил плечо сына. Поэтому поездка в Чернигов зависит всецело от здоровья Аскольда. Юный князь Козельский, радостно принявший первое приглашение на пир, знал одно: сестра загостилась в Киеве и скоро будет. Сам воевода почувствовал после охоты недомогание и вынужден был не вылезать из своей бочки с целебным отваром. Боярин втихую расспрашивал козельчан, но они в ответ на любые посулы твердили одно:

– Воевода и сын были на охоте.

Даже князь Всеволод ничего не прояснил. Он, конечно, каялся, что не поехал тогда с воеводой на охоту, но больше ничего не мог сказать определенного. Боярину Судиславу ничего не оставалось делать, как, еще раз напомнив о приглашении, отбыть обратно в Чернигов.

Овсей бил старшего сына неистово, со злостью. Маленький, худенький, но жилистый смерд с горящими от гнева глазами без устали колотил по широкой, здоровенной спине Кулотки обломком жерди, приговаривая:

– Вот тебе свадьба, вот тебе свадьба!

Сын, закрыв руками голову, молча принимал побои, только клонился все ниже, вздрагивая от каждого удара. Жена, здоровая баба с вялым безжизненным лицом и бледными, рано выцветшими глазами, которые сейчас были полны слез, бегала вокруг, причитая:

– Овсей, миленький, не по голове, не по голове…

– Пошла, дура! – орал муж на жену, замахиваясь и на нее, когда та подступала слишком близко.

Она неуклюже поворачивалась, подставляя такую же широкую, как у сына, спину, и отходила на несколько шагов. Вокруг стояло еще семеро ртов, мал мала меньше, и все в рев кричали, напуганные поркой брата. На их крик собрались соседи, но оставались за высоким плетнем, не решаясь войти: знали неукротимый нрав хозяина, когда он под горячую руку мог дать здорового подзатыльника и соседу.

А начиналось все хорошо. Еще в прошлом году заботливый, работящий Овсей присмотрел за Жиздрой полянку, заросшую редковатым леском, и выпросил ее у молодого князя. Василий отдал ее почти даром, не то что Всеволод, содравший с Овсея за семена три шкуры.

Ранней весной, только появились прогалины, Овсей с семьей выехал в поле. Работали от зари до зари: рубили и валили лес, корчевали пни. К началу посевной поле было готово. Опять пришлось бежать к всеволодовскому тиуну. К князю Василию постеснялся: уж больно добр князь и неудобно просить у него еще гроши для покупки плуга. Тиун заломил столько, что пришлось Овсею уйти несолоно хлебавши. Отдать треть урожая за несколько грошей! Покрутился смерд, походил по другим, да те тоже цену ломили немалую. Боярин Вырда вообще половину урожая потребовал. Нечего делать – вернулся Овсей к княжьему злодею, который, усмехнувшись, набросил еще несколько мер. Но ничего, Овсей выбьется, будет работать день и ночь. И урожай будет. Землица там, что песок, так и рассыпается по крупинкам. Такая землица всегда с хлебом оставит, будет что деткам пожевать и чем с долгами расплатиться. Да и старшего женить пора. И девка уже сыскалась хорошая, работящая, только семья такая же: ртов много, хлеба мало. Ничего, справится Кулотка! Парень тоже работящий – под старость лет опора родителям будет.

Какая была радость в семье, когда Овсей молча сбросил с плеч посреди двора тяжелый плуг, который притащил от Еловата, – дай Бог ему здоровья, взял за работу по-Божьи. Осталось несколько тоненьких серебряных монеток для покрытия хозяйственных нужд. Сбежались соседи – посмотреть на черное железное чудо, расспрашивали, сколько заплатил. Овсей отвечал с достоинством, не торопясь, но чувствовалось, что радость его била через край, и он ее еле сдерживал.

• Предыдущая
• 37/63
• Следующая