Затычка Ризенбаума - Шленский Александр Семенович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/18
• Следующая

Ах ты черт! Так вот в чем причина! Ну конечно же! Для меня сейчас с этой затычкой в руках думать – все равно что идти по бревну через пропасть. От страха и напряжения мысли путаются и сбиваются. От ужаса перед неизведанным в голову лезет всякая ахинея и чертовщина. А ведь пройтись по такому же бревну, когда оно поднято на полметра от земли – пара пустяков. Страх дезорганизует действия. Он сбивает мысли точно так же как он сбивает процесс ходьбы и удержания равновесия. Значит мне надо просто не бояться – и тогда я смогу четко думать о том, о чем мне надо. Тогда и затычка будет делать только то что я ей приказал, и не принесет никакого вреда. Ну вот… кажется, уже теплее!

Я взял в руки авторучку Паркер и слегка прижал пальцем кнопку. И вдруг снова меня кольнула тревога – я даже почувствовал этот укол физически – как будто с размаху укололи в шею булавкой. Кровь отлила от лица, на лбу проступил холодный пот, и в животе появилось такое ощущение, словно туда неожиданно запрыгнула толстая черная жаба с липкой кожей. Сосед по креслу оторвался от своего журнала и посмотрел на меня с некоторой тревогой:

– Do you need some help? Would you like me to call a flight attendant for you? – осведомился он с американским акцентом, с беспокойством вглядываясь в мое лицо.

Только этого мне не хватало – обратить на себя внимание окружающих.

– Oh no, thank you sir. – ответил я, – I’m okay.

– God almighty! You’re as pale as a ghost!

– It’s my diabetis pills, I forgot to take’em in time – соврал я первое, что пришло мне в голову. – But I already took one and I’m all set right now. Thank you so much for your help! – Я постарался через силу улыбнуться.

– Are you sure you’re okay? – американец и сам несколько побледнел. А у меня, вероятно, был такой вид, что краше в гроб кладут.

– Yes, I’m positive. – Последнюю фразу я произнес чуть тверже остальных. Экий чувствительный дядечка. Наверняка верующий. Очень смешные они, эти граждане Нового света.

Сердобольный пожилой американец еще раз внимательно посмотрел мне в лицо сквозь толстые линзы дорогих очков, попросил непременно побеспокоить его, если вдруг понадобится помощь, а затем вернулся к чтению своего журнала.

Самолет наш слегка накренился, видимо меняя курс. Пора и мне поменять курс в своих попытках обхитрить чертову затычку. Итак, совершенно очевидно, что мне мешает страх. Но ведь я боюсь затычки только тогда, когда собираюсь ей воспользоваться, правильно? Правильно. И этот страх мешает мне пользоваться ей нормально, потому что в голову лезет всякая жуть, именно те самые страшные вещи, которые больше всего боишься подумать. А вот если я буду приказывать затычке что-то сделать, и при этом о самой затычке не думать, тогда я буду думать в обычном режиме, безо всякого страха – и никаких наводок, никаких чудовищных фантазий, порожденных страхом, не будет. Будет нормальная работа. Представим, что со мной случилось что-то серьезное и экстренное: тогда я наверняка буду усердно думать о том, как мне избежать неприятностей, а о самой затычке мне и вспомнить будет некогда, и затычка воспримет мои мысли как приказ к действию. И даже если я просто столкнусь с трудной проблемой, я буду думать об этой проблеме постоянно, даже во сне… я непременно буду думать о ней даже тогда, когда не буду думать о затычке. И тогда затычка опять воспримет мои мысли как команду и поможет мне найти выход из ситуации – это она умеет очень хорошо. Ага! Есть все-таки способ превратить затычку из врага в друга, надо просто хорошо подумать – в этом все дело.

Еще очень ценно в моем решении то, что у меня не будет искушения сознательно подбить затычку на что-то великое и значительное. Ну ее в болото, эту Вечность, Могущество и Свободу. В большом количестве все эти замечательные вещи скорее вредны чем полезны. Во всем нужна прежде всего мера.

Итак, великие свершения отменяются. Но, кстати, не только они. При таком положении дел, если мне нужно будет решить какой-то пустяк, и придется обратиться за помощью к затычке, перепрограммированная затычка не сработает. Ведь она будет принимать мысленные команды только тогда, когда я о ней не думаю. Впрочем, мне ведь было рекомендовано ни в коем случае не беспокоить затычку по пустякам. Ну что ж, кажется выход найден, и очень неплохой. Здорово!

Я глубоко и облегченно вздохнул и нажал кнопку вызова бортпроводницы. Американец оторвал нос от журнала и вскользь глянул на меня. Я улыбнулся ему и вежливо кивнул. Он тоже улыбнулся, кивнул в ответ и продолжил чтение. Налив принесенную стюардессой по моей просьбе минеральную воду в пластиковый стаканчик, я начал делать маленькие глотки, представляя себе, как я сейчас перепрограммирую затычку, так чтобы она выполняла мои приказы только тогда, когда я о ней, затычке, не думаю. Как только я перестану о ней думать, вот тут я ее и включу… что??? Стоп!!! От неожиданности я чуть не поперхнулся любимой минералкой Evian. Ведь если я буду включать затычку, я о ней подумаю. Значит, затычка не сработает. Черт! Что ж за проклятье такое?!

А что если просто включить затычку и больше не выключать ее никогда? Ведь когда я о ней думаю, она все равно не подействует. Правильно! А если так, то за каким чертом мне вообще нужна эта авторучка? Пусть затычка будет незримой, невидимой, нематериальной, и действует именно так, как я только что придумал. Сейчас я допью минералку, сосредоточусь и скомандую затычке, как она в дальнейшем должна работать. Главное – не бояться. Главное – четко и уверенно ввести эту команду.

Я крепко сжал ручку Паркер в ладони, закрыл глаза, набрал воздуха в легкие, как перед ныряньем в воду, сосредоточился, а затем резко нажал на кнопку и мысленно приказал затычке действовать тем же способом, что и раньше, но только тогда, когда я о ней не думаю. Я также приказал затычке стать нематериальной. После этого я открыл глаза и посмотрел на авторучку. Никаких видимых изменений. Команда не принята? Затычка не сработала?

И тут я увидел, что хотя колпачок авторучки по-прежнему нажат, красной точки не видно, а из хвостика авторучки высовывался кончик пишущего узла, который раньше там никогда не появлялся. Затычка Ризенбаума, повинуясь моей воле, покинула авторучку Паркер и удалилась в небытие. А авторучка стала обыкновенной авторучкой, каких пруд пруди. Победа, победа! Полный успех! Вот что значит умение владеть собой и не поддаваться панике.

Сразу после того как я перепрограммировал затычку, на меня пудовыми гирями навалилась жуткая усталость. Последними усилиями воли я засунул в карман обезвреженную авторучку, откинулся в своем кресле на положенные полтора миллиметра – в экономическом классе особо не откинешься – и стал проваливаться из нереальности своей новой яви в нереальность сна. Удивительная вещь – сон. Точнее, не вещь, а процесс. Мой школьный приятель Володя Каверин сразу после школы поступил в первый мединститут, а я в тот же год – в Плехановский. В результате я стал финансистом и руководителем предприятия, а Володя – главным врачом психоневрологического диспансера. Мы с Володей поддерживали довольно тесные отношения, так как наши супруги – моя Инна и его Виктория приходились друг другу двоюродными сестрами. Собираясь за рюмкой чая, мы любили потрепаться обо всяких вещах, и как-то я спросил Володю, что он знает о природе сновидений.

Дело в том, что мне периодически снились «вещие» сны, в которых я предугадывал, как поведут себя партнеры по бизнесу в нестандартной ситуации, какое решение вынесет арбитражный суд и с какой формулировкой. Я просыпался и уже знал ответы на вопросы, которые мне не удавалось решить наяву. На мой вопрос Володя стал отвечать весьма неожиданно. Он рассказал, что существует быстрый и медленный сон. Я никак не мог понять, как это можно спать быстро или медленно. Ведь спать – это не бежать и даже не идти. Но все оказалось до обидного просто. Ученые со смешным названием «электрофизиологи» изучали потенциалы мозга спящих животных и человека, подключая к нему электроэнцефалограф – усовершенствованный вариант обычного осциллографа с самописцем. Анализируя записи, они обнаружили смену быстрых и медленных ритмов, соответствующих различным фазам сна. Выяснилось, что сновидения связаны с быстрой фазой сна, то есть когда стрелка дрожит и оставляет на бумаге мелкую дребедень, а не плавные волны. В это время глаза двигаются под веками, мускулы напрягаются, тело меняет позу. Наша серая кошка Брыська в это время еще жалобно взмякивает или горестно всхлипывает, свернувшись калачиком на диванной подушке. Может быть, она вспоминает во сне как она однажды подавилась костью из сырой рыбы, хищнически украденной из раковины, где она размораживалась. По счастью, Слава, мой старший сын, рано пришел из школы, вытащил из раковины хрипящую полудохлую кошку и вынул кость из горла пинцетом. Кошка Брыська ответила своему спасителю пламенной любовью и всегда приносила ему и складывала на подушку пойманную добычу – придушенных мышей и погрызанных черных тараканов, которых она исправно ловила в продуктовом магазине в доме напротив. Однажды зимой Брыська приволокла в обрывке полиэтиленового пакета полкило мороженого мясного фарша, украв его с чьей-то форточки, и фарш растекся по постели.

• Предыдущая
• 9/18
• Следующая