Поджигатели (Книга 2) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 101

• Предыдущая
• 101/126
• Следующая

— Это потому, что ты ещё слишком немец, — сказал Ярош. — Небось, не был бы так спокоен, если бы за спиною вместо Праги стоял Берлин. — Поймав на себе укоризненный взгляд Цихауэра, Ярош смутился. — Не сердись. Это я так, от ярости. Знаю: ты весь тут. Так же, как Луи, как я, как все мы, настоящие чехи.

— Все: чехи, чехи, чехи!.. — неожиданно раздалось из чёрной пасти, которою начиналась потерна. Там уже некоторое время стоял Каске и слушал разговор, происходивший в каземате. — Как будто мы здесь не для того, чтобы защищать своё отечество. Ну, что же вы замолчали?.. Чужой я, что ли?

Ответом Каске было общее молчание.

— Молчите… — обиженно повторил он. — Словно вошёл не такой же солдат, как вы.

— С чего ты взял, мы вовсе не замолчали, — сконфуженно проговорил каптенармус. — Честное слово, Фриц, мы тут ничего такого не говорили… просто поспорили немножко. Ты все где-то пропадаешь, мы даже и забыли про тебя.

— Вот, вот, — стараясь казаться добродушным, что ему, однако, плохо удавалось, проговорил Каске, — про меня всегда забывают. Каске что-то вроде старого сапога: надели на ногу и забыли.

— Ты о себе довольно высокого мнения, — иронически бросил Цихауэр, который с особенным удовольствием пользовался теперь тем, что солдатский мундир уравнял его с деспотичным механиком.

Все засмеялись. Каске оглядел их, одного за другим, исподлобья злыми глазами и остановил взгляд на вошедшем в каземат священнике.

Отец Август Гаусс осенил солдат быстрым, небрежным крестом и притронулся пальцами к фуражке военного капеллана.

— Все спорите, ссоритесь, — сказал он укоризненно и присел на койку Яроша. — Разве теперь время разбирать, кто немец, кто чех?

— Этому всегда время, — хмуро проворчал телефонист.

— Каске немец и должен им оставаться — для себя, для всех нас. В душе и в делах, — наставительно произнёс священник. — Разве деды господина Каске не жили в этих горах, не обрабатывали их, не содействовали их процветанию, не ели честно заработанный хлеб, забывая о том, что они немцы, трудясь бок о бок с чехами?

— Именно, — не сдерживаясь, выкрикнул телефонист, — бок о бок, всегда с плёткой в руках; всегда либо в шапке жандарма, либо с тростью помещика. Мы их хорошо помним — и наших «королевско-императорских» немцев и мадьяр великой двуединой империи славных Габсбургов.

— По-вашему, чтобы быть честным человеком, нужно перестать быть немцем? — Август покачал головой. — Словно немцы не такой же народ, как все другие.

— Тут-то и зарыта собака! — горячо воскликнул Даррак. — Вопрос в том, о каких немцах идёт речь. Из-за того, что некоторые из них возомнили себя особенным народом, все и пошло кувырком. Вот и приходится теперь выбирать: называть ли кого-либо немцем или честным человеком? Разве я не прав, Руди? Ты сам был немцем…

Цихауэр вскинул голову.

— Немцем я не только был, но и остался. И всегда останусь. Но именно немцем, а не гитлеровской швалью.

Каске посмотрел на него злобно горящими глазами, но смолчал.

— Послушайте-ка, ребята, — вмешался каптенармус, — бросьте вы ссориться. Политика не для нас с вами.

— Заткнись ты, Погорак! — крикнул телефонист. — Сейчас опять заговоришь о Сыровы. Слышали мы его речи: «Идите по домам и доверьтесь правительству». К чорту правительство, которое поджимает хвост при одном виде немецких псов!

— Я тоже умею браниться, ребята, — вдруг повышая голос и как бы сразу превращаясь из священника в офицера, проговорил Август. — Не воображайте, что вы одни были солдатами и никто, кроме вас, не сумеет постоять за себя. К чорту такие разговорчики! С чего вы взяли, будто немец не может понять того, что надвигается на Судеты? Именно потому, что мы с Каске немцы, мы здесь, в этом форте, и не уйдём из него даже тогда, когда уйдёте все вы. Не одним вам тесно на этом свете с Гитлером.

— Пусть сам Бенеш придёт сюда и скажет: «Каске, оставь свой пост» — я не уйду, — сказал Каске.

— А знаете, ребята, мне это нравится! — воскликнул Даррак. — Так и должен рассуждать солдат.

— Да, — раздельно и громко сказал Цихауэр. — Если он… провокатор.

Каске подскочил к художнику.

— Что ты сказал?

Цихауэр спокойно выдержал взгляд механика. Он знал, что Каске дрянь, ни на грош не верил ни его разглагольствованиям, ни проповедям отца Августа. Больше того, он подозревал их в способности предать, но раз власти нашли возможным включить их в состав гарнизона, не его дело спорить.

Он только сказал:

— Солдат, даже самый храбрый, должен понять, что один несвоевременный выстрел на границе может окончиться трагедией для всей Чехословакия. Вы, Каске…

— Господин Каске, — сердито поправил механик.

— Вы, Каске, — упрямо повторил художник, — знаете, что Гитлеру только и нужен такой провокационный выстрел на границе, чтобы вторгнуться сюда всеми силами и захватить уже не только Судеты, которые так любезно предлагают им господа чемберлены, а всё, что ему захочется.

Повелительным движением Август заставил спорщиков замолчать.

— Послушайте, Цихауэр, вы ещё новичок в таких делах, а я вам скажу: если чехи отдадут без боя эти прекрасные укрепления на оборонительном рубеже, созданном для них самою природой, то чешское государство будет беззащитно, как цыплёнок.

— Правительство знает это не хуже вас.

— Знает или нет, но у него не будет больше естественной линии для обороны против наступления гитлеровцев и, поверьте мне, не будет времени, чтобы создать новые форты. Это говорю вам я, старый солдат, видевший Верден. У чехов один выход: ни шагу назад, что бы ни толковали политики.

— Мы дали клятву слушаться офицеров.

— Бог дал мне власть разрешать клятвы… Умереть на этих фортах — вот задача честного защитника республики. Если будет бой, мы будем драться. Если бой будет проигран — взорвём форт. Вот и все, — решительно закончил Август.

— Нет, не все, господин патер! — возразил Цихауэр. — Есть ещё одна возможность. — Он на мгновение умолк и с видимым усилием договорил. — Капитуляция, приказ отойти без боя.

— Отойти без боя? — Август рассмеялся. — Сразу видно, что вы не прошли школу немецкой армии.

• Предыдущая
• 101/126
• Следующая