Лоцман. Лето кончится не скоро - Крапивин Владислав Петрович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/83
• Следующая

— Хозяйка, — шепнул Сашка. — Спросите про комнату…

Я подошел и осведомился, могут ли здесь получить приют утомленные и едва спасшиеся от непогоды путники.

— А этот… босой ребенок тоже с вами?

Босой ребенок светски наклонил голову.

— Да, сударыня, я племянник. — И толкнул меня локтем.

— Есть комната наверху, — сообщила хозяйка с оттенком благосклонности. — Вам повезло. Завтра не будет отбоя от постояльцев. Ожидается карнавал в честь сегодняшнего дождя… Надо же, такое неожиданное чудо!

Знала бы она…

Наверху, в комнате, Сашка спросил:

— Игорь Петрович, вы не обиделись, что я вам в племянники записался?.. А то эта тетка вредная на вид. Пристала бы: «Почему с посторонними, кто такой…» А я не хочу зря болтать, что проводник. Скажешь, и все сразу глаза пялят.

— Ясно… Ты, племянничек, помыл бы все-таки задние лапы, — сказал я. Потому что Сашка с забрызганными в лужах ногами бухнулся на гулкую пружинную кровать, украшенную медными шариками на спинках. Прямо на светлое покрывало.

— Гудят у меня лапы-то, — признался Сашка. — А у вас?

— А у меня… Я весь гудю… то есть гужу.

Но, в отличие от Сашки, я не свалился, а стал осматривать жилье. Кроме комнаты со старомодной мебелью, была еще крохотная прихожая. В ней дверь, за которой душ, раковина, квадратная «сидячая» ванна и все, что полагается.

— Уютно, хотя и скромненько, — решил я.

— Зато окно во какое! — отозвался Сашка. Он уже не валялся, а возился с оконным шпингалетом.

Окно было роскошное. Овальное («венецианское»!), чуть не во всю стену. В узор из гнутых переплетов был включен застекленный квадрат с шарнирами, который Сашка расшатал и открыл наружу. Запахло мокрой сиренью, сырым песком…

— Эй, ты куда! — обмер я.

Сашка юркнул в открытую часть окна, но не пропал. Радостно сообщил:

— Здесь крыша! Как балкон!

Под окном блестела железная чуть наклонная кровля пристройки. Она еще не высохла. Сашка с удовольствием потопал босыми ногами по волнистой жести, подошел к самому краю. Качнулся, махнув ломкими, как лучинки, руками. И ухнул вниз.

Я сдавленно завопил и полез в окно. В этот момент из-за крыши выдвинулись два бруса. А через три секунды между ними возник и Сашка — встрепанный и веселый.

— Во! Лестницу нашел! Там такой сад глухой…

— Ты с ума сошел? Сигаешь очертя голову!

— Да тут не высоко! И песочная куча. — Он ладонями сбил с коленок прилипший песок. — Теперь у нас отдельный вход-выход, как в собственном доме.

— Зачем он нам? Я не собираюсь пускаться в авантюры.

— Как знать, — философски отозвался проводник.

В комнате он по-хозяйски оглядел углы. Щелкнул выключателем. Зажглась трехрожковая люстра со стеклянными тюльпанами. Это было кстати: за окном густел коричневый вечер. Из Сашкиной сумки выбралась черная летучая мышь, взлетела и закачалась вниз головой на люстре. Сашка показал ей кулак. Потом увидел у двери витой шнур с кистью, почесал в затылке, дернул за кисть. Где-то далеко отозвался колокольчик.

— Ой-ей, — обеспокоенно сказал Сашка. Скромненько сел в кресло. Чиба упал с люстры на кровать и притворился тряпичным клоуном. Потому что на лестнице послышались шаги.

В дверях возникла хозяйка.

— Я вас слушаю, — сообщила она тоном королевы.

Ехидно глянув на присмиревшего Сашку, я со всей учтивостью поинтересовался, нельзя ли в этой прекрасной гостинице заказать ужин в номер.

— А то, понимаете ли, идти с мальчиком в зал… Возможно, там вино, шумные посетители…

— У нас не бывает шума и всегда все прилично, — ответствовала хозяйка. — Но, если вам угодно, ужин я пришлю.

Скоро молоденькая смешливая горничная принесла ароматное мясо с вареными бобами, хрустящие хлебцы и в большой фаянсовой кружке — теплое кипяченое молоко.

— Это для мальчика, — сообщила она и хихикнула.

Сашку передернуло. Едва девушка ушла, он вылил молоко в раковину и демонстративно вымыл кружку.

После ужина мы, слегка осоловевшие, сели перед окном: я в кресло, Сашка верхом на стул. Совсем стемнело.

— Смотри-ка! Звезды! Откуда они здесь?

— Не-а, не звезды это. Просто светлячки такие летучие, они в облаках водятся. Потому что люди же не могут, чтобы совсем без звезд… Скоро еще и не такое будет! Раз предпраздничный вечер, он обязательно вылезет… Вон, смотрите! — Сашка пришпорил стул и подъехал ближе к окну. — Сейчас…

Небо над черными крышами засветлело. Из-за кровельных гребней и башенок быстро выплыл и повис большущий розовый месяц. Зацепился нижним рогом за узорчатый флажок флюгера.

— Он что? Тоже искусственный?

— Не искусственный он! — Сашка, по-моему, слегка обиделся за месяц. — Он природный… Только не тот, что на нашем небе, а здешний. За скалами живет. А когда хочет, подымается.

— Чудеса…

— Ага… Хотите его поближе посмотреть?

Я не знал. То есть вроде бы и хотел, но ведь придется вставать и снова идти куда-то…

— Он недалеко, — сказал Сашка.

— Это, наверное, не разрешается, соваться к нему, — опасливо заметил я. — Вот поймают нас…

— Кто? Чтобы поймать, надо дорогу знать… Идем? — В Сашке пружинками звенела энергия, будто и не уставал.

— Ох, лоцман. Один раз ты уже втравил меня в дело. С сундучком…

— А вы жалеете?

— Злодей ты…

— Не-е! Я проводник. Значит, обязан показывать «клиенту» все интересное.

— А если «клиент» вот-вот ноги протянет?

— Ничего, — хихикнул он. — Зато крепче спать будете.

— Ты бессовестная личность.

— Ага… Лезьте за мной. — И он сунулся в окно.

— Куда?! Нормального хода нет, что ли?

— Нету, — сообщил он уже с крыши. — Надо здесь идти, а то я ориентир потеряю.

«Связался, так терпи», — подумал я. И вспомнил Решку, лезущего в чужой огород, закряхтел в окне. Эх, если бы в самом деле стать Сашкиным ровесником, гибким и легким пацаненком. Чтобы прогнать усталость и облегчить путь.

«Решка, вперед!» — велел я себе. И видимо, не мысленно сказал, а шепотом. Потому что, когда спустились по лестнице, Сашка вдруг спросил:

— А это вас так в детстве звали — Решка?

— Откуда ты знаешь? — смутился я.

— Ну… а тогда, в хронофоне…

— А-а… Да, звали. Были когда-то и мы… жеребятами…

— А почему вам такое имя дали?

— От «Игоря»… Игорёшка, Рёшка, Решка… Наверно, еще и от фамилии… А может, потому, что неудачливый был. Когда монету бросают, одним чаще орел выпадает, другим и так и сяк, наполовину, а мне почти всегда решка. Вечное невезение…

— Вот это невезение! Сколько книжек написали!

— Это еще ничего не значит… И к тому же я ведь про детство говорю. То и дело со мной всякие истории случались. И драться я не умел. Бывало, колотили и дразнили…

— Это хоть с кем бывает, — тихо сказал Сашка.

— Неужели и с проводниками? — не сдержался я.

Сашка посопел на ходу и отозвался сумрачно:

— А что им с того, что ты проводник? Вот если ты по-каратэшному умеешь лягаться или кассетник у тебя японский — тогда ты человек.

— Сашка, ну не все же такие!

— Не все… Только те, кто не такие, заступиться не могут. Ни друг за друга, ни за себя…

Сашка повел меня по переулку, где разноцветно светились квадратные и полукруглые оконца. Потом городок остался позади. Мы двинулись по тропинке среди каменных глыб и кустов, которые все еще сыпали с листьев дождевые капли. Сашка ойкал. А месяц приближался, вырастал на глазах. Но скоро его закрыл от нас черный скалистый гребень. Тропинка пошла вверх и оборвалась перед каменной осыпью. Щебень и плитки застучали у меня под ногами. А Сашка присел и схватился за ступню.

— Ёшкин свет… Камни острые. Раньше их не было…

— Понесло тебя босиком!

— Я не знал, что здесь столько насыпалось.

— Эх ты, лоцман. Давай перенесу через камни.

В полумраке я лишь угадал, что Сашка надулся.

• Предыдущая
• 17/83
• Следующая