Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 9

• Предыдущая
• 9/60
• Следующая

- Почему тебе пришло это в голову, Хуан?

- Просто так. Вещи, которые я пытаюсь объяснить себе. Странно я повернул разговор. Теперь я не помню, зачем пришел…

- Ты смеешься надо мной?

- Я бы хотел посмеяться над собой, Моника, – искренне уверил Хуан. – Хотел бы взорваться от хохота, как смеялись надо мной женщины. Хотел бы разом убрать тебя, как всегда убирал в сторону приключение, которое мне мешало. Но разве тебя это волнует? Кого волнует то, что в сердце Хуана Дьявола?

Слезы Моники высохли, она подняла голову. Опираясь руками о подлокотники кресла, она смотрела на него. Снова уловила что-то странное, снова ей показалось, что все исчезло, кроме глаз этого человека, неосознанного очарования его присутствия. Она бы страстно хотела, чтобы длился часами этот единственный свет в суматохе ее бескрайних чувств, сознания, обезумевшего от страданий и размышлений. И вновь горькая ирония расцвела на губах Хуана:

- Понимаю влияние обряда венчания, но не могу оставаться в стороне, по крайней мере пока ты не дашь мне удовлетворительного ответа касательно аннулирования брака. Ты отправила его вчера? Это очень долго, знаешь?

- Кто сказал тебе об этом? Айме! Айме! – подтвердила Моника горестно, внезапно угадав. – Ты говорил с ней? Видел ее?

- Я видел ее вчера вечером, и она принесла мне удачу.

- Как? О чем ты говоришь?

- Твой кабальеро Д`Отремон проиграл более сотни тысяч франков, а я их выиграл. Конечно, речь идет о деньгах, а это не сильно влияет на него. У него их слишком много.

- Ты играл с Ренато, и с вами была Айме? – добавила крайне изумленная Моника.

- О, нет! Какая глупость! Они не пришли вместе туда, где мы встретились. Оба они часто посещают игорные дома и таверны, но не вместе, это понятно. Это то, что называют корректностью, порядочностью. Я, конечно же, не знал этого, но уже научился.

- Нет, невозможно, ничего не произошло! Ты говоришь, чтобы поиздеваться надо мной, чтобы выставить дураком Ренато, чтобы…

- Неправда. Я могу показать тебе бумаги, если не веришь моему слову. Теперь у меня есть достаточно, чтобы начать быть тем, кого называют хорошим человеком. Нотариус Ноэль убедил меня, как можно продуктивно обладать небольшим количеством денег. Не важно, что деньги выиграны за игорным столом. Если у меня есть дом, если найду способ, чтобы остальные на меня работали, вместо того, чтобы делать это лично, я по крайней мере буду менее недостойным мужем для одной из де Мольнар.

- Чего ты добиваешься, Хуан?

- Это единственный вопрос, который на самом деле я должен задать тебе. Кабальеро Д`Отремон тоже старательно аннулирует свой брак? Он тоже порвет свои цепи? Ответь, Моника. Мне важен твой ответ!

Дрожащая Моника вскочила, а Хуан подошел к ней, взяв за запястья в неудержимом порыве. Теперь решительный и жестокий, он хотел измерить глубину чувств сквозь голубые глаза Моники. Вся его жизнь была в ожидании этого слова, но Моника была слишком слепа, ее сердце оглохло от силы страдания, и до нее не дошло, она не ощущала отчаянный крик другого сердца, показавшегося в фальшиво-ироничных словах Хуана. Она была отравлена, чувствовала на губах горький привкус ревности, когда в свою очередь спросила:

- Ты хочешь узнать, станет ли Айме свободна? Ведь она интересует тебя, не так ли?

- Айме…? – презрительно отверг Хуан саркастическим смехом.

- Почему ты смеешься? Почему притворяешься, что тебя не волнует? Вчера вечером она искала тебя. Еще вчера ты был с ней, из-за нее ты следишь и роешься в моей жизни. Ты любишь ее, всегда любил. Но меня не волнует, можешь быть уверенным!

- Из-за этого я здесь, Моника; я знаю, что тебя волнует он.

- Меня никто не волнует, уже никто не волнует!

- Не трудись. Со мной можешь быть честной. Я уже был однажды в другой обстановке, в месте, где ты могла говорить со мной прямо, где могла плакать криками и провозглашать о своих мучениях. Там ты была искренней, говорила о любви, признавалась в том, что теперь отвергаешь.

- Ты тоже был искренним; однажды ты обнажил душу. Уже не помнишь? Ты не говорил о любви, нет. Ты никогда не говорил о любви. Ты говорил о мести, а твой взгляд ранил, как кинжал. Ты любил ее, любил отчаянно, хотя только оскорбления сыпались из твоих уст для нее, ты говорил о том, чтобы убить ее, пока мечтал о ее поцелуях, проклинал ее имя, пытался оттолкнуть ее силой, перепрыгивая через все, чтобы только заполучить ее. Не отрицай! Ты думаешь, я не знала, что твой корабль ждал ее на берегу, чтобы забрать? Осмелишься отрицать?

- Я никогда не отрицал того, что делал! Да, это было. Я хотел ее забрать с собой из Кампо Реаль. Это была моя месть. Но я уже не чувствовал любовь к ней! Я хотел увести ее, потому что обезумел, думал только о том, что кровью смогу насытить свою жажду. Я хотел убить ее своими собственными руками!

- Да, да… хотел убить, но когда твоя жизнь была в опасности, когда другой, а не ты захотел убить ее, ты предпочел опустить голову перед Ренато и согласиться на все… все!

- Ты тоже согласилась на все из-за любви к нему! Будешь отрицать? Осмелишься отрицать?

- Нет, не осмелюсь! Теперь мои чувства тебя не интересуют. Не сейчас и никогда не интересовали. Если Ренато расторгнет брак, меня не волнует. Разве нет другого способа узнать, а не спрашивать у меня? Иди поищи Ренато и задай этот вопрос ему в лицо.

- Именно это я и сделаю!

- Хуан! – остановила Моника криком. – Нет… не иди к нему в таком состоянии. Не сталкивайся с ним…

- Ты снова боишься. Опять ты соглашаешься на все, как тогда…

- Как тогда, нет. Тогда я приняла все, а теперь отказываюсь, но не хочу, чтобы мои слова подтолкнули тебя искать его, не хочу, чтобы ты сходил с ума. Я говорила так, словно тоже сошла с ума. Я последняя падаль, последний червь, чьи страсти ослепляют и влекут меня за собой. Поэтому Бог не милосерден ко мне!

Она снова упала, всхлипывая; Хуан смотрел на нее, и в огненных глазах затухали языки пламенной злобы, чувствуя, как гнев превращается в глубокую боль, тонко пробиравшуюся к нему, и грустно развел руками, будто ничего не мог поделать.

- Успокойся, Моника, прошу тебя. Я поддался злобе, но я не буду его искать, если он не будет, потому что не могу обещать тебе уважать его жизнь. Сотни раз я не мог сдерживаться перед ним, сотни раз хотел протянуть руки, поднять кулаки, думая, что я, в конце концов, отвергнутый и изгнанный; но эта же кровь бежит по моим венам. Я тоже не хочу проливать ее, Моника. Что-то меня сковывает, останавливает: я не хочу проливать кровь брата. И чтобы не пойти по этому пути, пусть он не попадается, потому что не увидит ничего, можешь мне поверить, в следующий раз. Если хочешь, чтобы он жил, скажи, чтобы он не ставил мне палки в колеса, забыл, как и я забуду о нем!

- Хуан… Хуан…! – Моника подняла голову, встала, пошатываясь, но в этот раз Хуан не остановился. Он вышел из комнаты, прошел через монастырь, словно его уносил ураган, шел, словно молния, к высоким решеткам, которые запирали входные ворота, а Моника безуспешно звала: – Хуан… Хуан…!

- Моника! Что с тобой? Что случилось? – спросил Ренато, приближаясь. – Что он сделал? Что осмелился сделать против тебя…?

- Задержи его, Ренато, пусть он вернется!

- Он уже вышел. Я видел, он прошел, как молния. Он мерзавец, я не должен был оставлять вас наедине, но я найду его, где бы он ни был. Я поддался тебе, потому что ты попросила, потому что не имею права, потому что моя любовь разбивается о твою враждебность; и, хотя ты и не любишь меня, не простишь никогда, я всегда буду на твоей стороне. А он должен научиться уважению.

- Он ничего мне не сделал. Ты что, не понимаешь? Ничего не сделал. Он не хочет никому делать зла. Он благородный, великодушный, хороший…

- Почему же тогда пришел тебя мучить? Не нужно говорить… настоящий виновник не он, а я. Поэтому ты прощаешь его, а меня презираешь.

- Нет, нет, Ренато, я не презираю. Я понимаю тебя больше, чем ты думаешь. Знаю, что значит чувствовать себя помешанным и ослепшим от ревности. И хотя я понимаю и простила тебя от всего сердца, но ты сделал ему плохо.

• Предыдущая
• 9/60
• Следующая