Хозяйка большого дома - Демина Карина - Страница 39

• Предыдущая
• 39/76
• Следующая

И зря Нира злословила.

Псы ничем-то от людей не отличаются… разве что размерами.

Мирра потупилась. Почему-то сегодня маска, привычная уже, родная почти, раздражала неимоверно. Все эти взгляды в пол и трепет ресниц, робость и вздохи, прикосновения украдкой…

– У нас… у нас… принято, чтобы… если девушка нравится молодому человеку… и он имеет серьезные намерения, то эти намерения он должен изложить ее отцу или же старшему брату… опекуну… – Мирра наблюдала за псом сквозь ресницы, пытаясь по лицу его прочесть, что он думает о человеческих обычаях.

К сожалению, если пес что-то и думал, то лицо его было для чтения непригодно.

– И тогда, если у отца девушки нет возражений, то он дает свое согласие на помолвку. Жених и невеста обмениваются кольцами, о помолвке объявляют в газетах, чтобы все знали… вот… после помолвки необходимо выждать некоторое время, месяц или два… на случай, если вдруг окажется, что у кого-то имеются возражения… к примеру, девушка была ранее обещана другому человеку. Или же жених связан обязательствами… к сожалению, такое порой случается.

Пес кивнул.

– Но обычно… обычно… – Мирра запнулась, но нашла подходящее слово: – Обычно все проходит обычно…

Райдо улыбнулся.

Отвратительно. И клыки эти… папенька, конечно, утверждал, что псы – хищники, но не людоеды, однако в городе говорили иное. Мирра сплетням не очень верила, но ведь клыки…

Она мило улыбнулась в ответ на улыбку и продолжила:

– Во время помолвки готовятся к свадьбе… платье там, украшения. Дом опять же в порядок приводят, составляют список гостей… рассылают приглашения… много суеты…

– Понятно, – оборвал Райдо и, почесав черным когтем – с виду тупым, но неприятным – кончик носа, задал следующий вопрос: – А как долго эта ваша… помолвка длиться может?

– По-разному… иногда годами… например, если обручают детей, то приходится ждать, пока эти дети не вырастут.

– Удобно.

– Что?

– С детьми…

– Да, конечно. – Мирра не очень поняла, но вновь улыбнулась. – Но мы с вами уже не дети…

– Это точно… не дети…

– …и если необходимо поторопить, то всегда можно получить особое разрешение. Оно, конечно, обойдется в приличную сумму, но, с другой стороны, избавит от прочих хлопот… да и пышная свадьба… кому она нужна?

Здесь Мирра покривила душой.

Свадьба была нужна ей, но матушка права: вряд ли сородичи пса обрадуются невесте-человеку. А потому лучше, если все будет тихо и быстро.

Помолвка. Свадьба. И похороны. Еще завещание где-то между свадьбой и похоронами. Несколько месяцев траура.

И свобода.

Настолько, насколько ей позволят быть свободной.

Мечты и чаяния маленькой человеческой девушки были незамысловаты и по-своему обыкновенны. Райдо читал их сквозь маску дружелюбия, которую она нацепила, надеясь обмануть его.

Маска была хорошей, вот только… Он слишком долго жил на грани, чтобы обманываться улыбками, взглядами нежными, этим вот фарфоровым румянцем, пальцами трепетными в его ладони…

На руках ее перчатки, пожалуй, несколько более плотные, чем обычно. И само прикосновение к нему девушке неприятно, оттого если и прикасается она, продолжая игру, то исключительно к одежде.

Морщится. Хмурится.

И вновь улыбается. Гримасы мелькают. И не гримасы даже – тени их. Но Райдо довольно и теней. Сейчас Мирра удовлетворена. Ей кажется, что Райдо готов сделать предложение, и она, несомненно, предложение это примет.

Почему?

Ей так нужен дом?

Или то, что спрятано в доме?

Мирра щебетала что-то о людях, ей знакомых, о городке, в котором давным-давно не случалось ничего-то интересного, о новостях и сплетнях, газетах, погоде… Райдо слушал вполуха, не забывая кивать в нужных местах…

…матушка была бы довольна…

– К слову, дорогая, у меня для вас сюрприз, хотелось бы думать, что вам понравится. – Он поцеловал руку Мирры, с удовольствием отметив, как та вздрогнула, а на лице появилось выражение величайшей гадливости.

На мгновение Райдо показалось, что стоит отпустить эту руку, и Мирра немедленно вытрет ее надушенным платочком, а то и вовсе выбросит перчатку.

Но нет, ей удалось справиться с собой.

– Я совершенно уверена, что понравится, – ответила она, дав себе зарок в следующий раз надеть перчатки поплотнее.

Мир-р-ра.

Мирра.

Ми-и-р-р-а.

Ийлэ никогда не нравилось это имя. Слишком резкое, угловатое. И она вновь и вновь катала его на языке, пытаясь стереть эти углы, а они не стирались.

Мирра не изменилась.

Забавно. Ийлэ ведь предполагала, что так и будет, но предполагать – это одно, а увидеть… фарфоровая кукла в платье из красной шерсти.

Красный – яркий цвет, вызывающий, но Мирре идет.

Она знает, что красива… нет, не так, она знает, что теперь во всем этом растреклятом городке не осталось никого, кто бы мог бросить вызов ее красоте.

Ей ведь этого хотелось.

Когда?

Тогда, раньше. Ийлэ помнит. Она бы с радостью обменяла эти воспоминания на другие, а то и вовсе избавилась бы от них.

Не дано.

…дорогая, познакомься, это Мирра… надеюсь, вы подружитесь…

…фарфоровая девочка, похожая сразу на всех кукол, которых Ийлэ видела в городе. Куклы были круглолицы и кудрявы, облачены в роскошные платья…

…эта живая. Она смотрит на Ийлэ с непонятным возмущением и хмурится. Глупость. Куклы не имеют права хмуриться, им вообще не положено испытывать эмоций.

– Я самая красивая! – говорит кукла и топает ножкой в атласной туфельке, расшитой стеклярусом. Он блестит, как и бусины ожерелья на шее куклы и такой же стеклянный браслет. Ийлэ тот блеск завораживает. – Слышишь?

– Почему это ты? – Ийлэ не хочется быть самой красивой, это скучно, но кукольная обида смешна.

Ийлэ дразнит куклу. Играет.

…она виновата… сама виновата, ведь и вправду играла… и ладно в детстве, но ведь и взрослея, Ийлэ не менялась… поддразнивала… и бессознательно, и сознательно…

…бал в ратуше… и белые платья… тафта и атлас… шелк альвийский, который слишком дорог, чтобы Мирра позволила себе платье из него. Но она позволила и, собираясь на тот бал, предвкушала и свое появление, и восторг… и поклонников, которые всенепременно влюбятся с первого взгляда и до самой смерти…

…ей так хотелось быть самой красивой…

А Ийлэ… она ведь могла остаться дома, но не осталась… и появилась на том треклятом балу именно для того, чтобы заклятую подругу позлить.

Не только платье, но и жемчуг.

Серебро.

Папина работа. Она стоит дороже шелка, Ийлэ гордится отцом… и собой тоже, глупая девчонка. Все казалось игрой, такой вот увлекательной игрой… разрушить чужой песчаный замок.

Отступить.

Позволить возвести новый.

И снова разрушить.

И наверное, в свое оправдание Ийлэ могла бы сказать, что она не понимала, насколько эта ее игра болезненна для Мирры.

Или нет, понимала?

Тогда почему… что заставляло ее вновь и вновь поступать подобным образом? И удовольствие получала преогромное… странное такое удовольствие… не от слез, нет, Мирра никогда не плакала, она притворялась, что все замечательно, правда, притворялась не очень удачно, но…

…та Мирра тоже осталась в прошлом.

Нынешняя, буквально повисшая на руке пса – видеть это оказалось достаточно неприятно, хотя Ийлэ и не могла понять причин этой внезапной своей неприязни, – не дала себе труда скрыть брезгливость.

Недоумение.

Злость.

Злость ей не идет. Самая уродливая из всех масок ее лица.

– Это… – у Мирры даже голос сорвался, – это… что?

– Кто, – поправил ее Райдо. – Сюрприз…

Сюрпризы Мирра ненавидела, пожалуй, еще с тех далеких детских времен, когда дорогая сестрица, стащив матушкину коробку из-под пудры, сунула туда дождевых червяков. Мирра прекрасно помнила и предвкушение, с которым она открывала эту самую коробку, всю такую глянцевую и нарядную, и затаенную надежду, и ужас, и отвращение…

• Предыдущая
• 39/76
• Следующая