Капитал в XXI веке - Пикетти Томас - Страница 39

Иными словами, история соотношения между национальным капиталом и национальным доходом во Франции и в Великобритании с XVIII века, которую мы в общих чертах охарактеризовали выше, была в первую очередь историей соотношения между частным капиталом и национальным доходом (см. графики 3.5–3.6).

Речь идет о ключевом факте, который, впрочем, хорошо известен: и Франция, и Великобритания всегда были странами, основанными на частной собственности, и никогда не имели ничего похожего на коммунизм советского типа, при котором большая часть национального капитала контролировалась государством. Поэтому неудивительно, что частное имущество всегда заметно преобладало над государственным. Вместе с тем ни одна из этих двух стран никогда не накапливала долгов в объеме, достаточном для радикального изменения количественных масштабов, достигнутых частным имуществом.

Наше дальнейшее исследование мы должны вести исходя из этого ключевого факта, поскольку даже несмотря на то, что имущественная политика государства в этих странах никогда не доходила до таких крайностей, она все же неоднократно воздействовала на накопление частных капиталов, причем воздействие это было разнонаправленным.

Государство иногда было склонно увеличивать объем частного имущества (особенно в Великобритании посредством накапливания большого государственного долга в XVIII и XIX веках или во Франции при Старом режиме или в Прекрасную эпоху), а в других случаях, напротив, снижать их вес (особенно во Франции посредством аннулирования государственного долга и формирования значительного государственного сектора после Второй мировой войны и, в меньшей степени, в Великобритании в ту же эпоху). В начале XXI века обе страны — как, впрочем, и прочие богатые страны — явно придерживаются первого направления. Но исторический опыт показывает, что все это может меняться довольно быстро. Поэтому будет полезно изучить повороты, имевшие место в прошлом, прежде всего в Великобритании и во Франции, чья история в этой области была особенно богатой и бурной.

Начнем с Великобритании. Дважды — по завершении наполеоновских войн и по окончании Второй мировой войны — британский государственный долг достигал очень высокого уровня: порядка 200 % ВВП или даже несколько больше. Интересно, что, с одной стороны, государственный долг Великобритании долгое время был очень большим, но, с другой стороны, она никогда не объявляла дефолта. Впрочем, одно объясняет другое, ведь если дефолт не объявляется ни в прямой форме, т. е. в виде отказа от уплаты долгов, ни в косвенной, т. е. посредством массовой инфляции, то на выплату такого крупного государственного долга уходит очень много времени.

В этом отношении британский государственный долг в XIX веке является хрестоматийным примером. Вернемся немного назад. В течение XVIII века, еще до войны Соединенных Штатов за независимость, Великобритания накопила крупный государственный долг, равно как и Французское королевство. Обе монархии часто вели войны между собой и с другими европейскими державами, однако их налоговых поступлений не хватало для финансирования расходов, вследствие чего государственный долг быстро увеличивался. В обеих странах долг составлял порядка 50 % от национального дохода в 1700-1720-е годы и около 100 % в 1760-1770-е годы.

Неспособность французской монархии модернизировать свою фискальную систему и положить конец налоговым привилегиям знати хорошо известна, равно как и революционное решение этой проблемы: в 1789 году были созваны Генеральные штаты, в 1790–1791 годах была создана новая фискальная система (ее важными элементами стали земельный налог, который должны были выплачивать все земельные собственники, и права наследования, распространявшиеся на все имущества), а в 1797 году произошло «банкротство двух третей» (которое на самом деле было намного более масштабным, учитывая инфляцию, последовавшую после введения ассигнатов), позволившее рассчитаться с долгами Старого режима[115]. Благодаря этому к началу XIX века французский государственный долг сократился до очень низкого уровня (менее 20 % национального дохода в 1815 году).

Великобритания пошла по совершенно иному пути. Для финансирования войны с Соединенными Штатами, объявившими независимость, и особенно многочисленных войн с Францией в революционную и наполеоновскую эпоху британская монархия брала в долг неограниченные суммы. Государственный долг вырос со 100 % национального дохода в начале 1770-х годов до почти 200 % в 1810-е годы, т. е. в 10 раз превысил долг Франции в те же годы. Для того чтобы постепенно сократить эту задолженность до менее чем 30 % национального дохода в начале 1910-х годов, Великобритании потребовалось в течение целого столетия сводить бюджет с профицитом (см. график 3.3).

Какие уроки можно извлечь из этого исторического опыта? Прежде всего не вызывает сомнений, что сильная задолженность государства увеличила вес частного имущества в британском обществе. Англичане, располагавшие средствами, одалживали государству требуемые суммы, что не приводило к существенному сокращению частных инвестиций: очень сильный рост государственной задолженности в 1770-1810-х годах финансировался в основном за счет соответствующего увеличения частных сбережений (что, бесспорно, является свидетельством благосостояния имущих классов Великобритании в те годы и привлекательности предлагаемых вложений), в результате чего национальный капитал стабильно держался на уровне семи лет национального дохода в течение всего этого периода, тогда как частное богатство выросло до более чем восьми лет национального дохода к 1810-м годам, а государственное имущество стремилось ко все более отрицательным значениям (см. график 3.5).

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в романах Джейн Остин имущество присутствует повсюду: к обычным землевладельцам примыкают многочисленные обладатели облигаций государственного долга (по большей части ими были одни и те же люди, если верить литературным произведениям и историческим источникам), что в совокупности обеспечивает чрезвычайно высокий уровень частного имущества. Государственная рента, соединяясь с земельной, достигает вершин, невиданных прежде в истории.