Найти тебя - Монтефиоре Санта - Страница 28

— И что он сказал? — почти шепотом спросила Селестрия.

Лицо Памелы сморщилось, как от боли.

— Он так рассердился, что был просто сам не свой. Передо мной стоял совершенно незнакомый человек — Монти как будто подменили. Он сказал, что его заигрывания были совершенно безобидными. Просто невинным развлечением. И что благодаря им он еще чувствует себя полным жизни. Он аргументировал свое поведение тем, что вынужден работать не покладая рук, чтобы ты и я имели все самое лучшее в этой жизни, а Гарри смог получить самое престижное образование, какое только есть в Англии. Его приводит в ярость Элизабет, постоянно внушающая ему, что он должен быть идеальным во всем: ее планка столь высока, что не хватит и жизни, чтобы до нее дотянуться. По его словам, мы его так опустошили, что он чувствует себя небольшим островком в огромном море надоедливых и постоянно требующих чего-то людей, и ему остается лишь дать им то, чего они хотят. — Ее плечи начали трястись. — Он сказал, что чем скорее ты выйдешь замуж, тем лучше, потому что ты только и будешь делать, что выворачивать его карманы, как я, сводя с ума своими запросами.

— Он так и сказал?

— Он говорил ужасные вещи, дорогая. Наверное, виной тому спиртное. Клянусь, я никогда раньше его таким не видела. И теперь всю оставшуюся жизнь это не будет давать мне покоя, потому что именно таким я его и запомню.

Селестрия сидела, не говоря ни слова, одинокая морщинка пролегла над ее бровью, придав лицу недовольное выражение. Она чувствовала, что мать выбила у нее из-под ног почву и она летит в какую-то страшную пропасть, где не за что даже ухватиться, чтобы остановить падение. Она с трудом проглотила слюну, не замечая боли в горле.

— Так он убил себя, чтобы нас наказать? — спросила Селестрия. Ее голос казался ей самой слабым и гнусавым. — Из-за того, что наши запросы были слишком высоки? Но это ничто по сравнению с адом, через который нам по его милости теперь приходится пройти, не так ли? Отец Далглиеш говорит, что самоубийство — это смертельный грех и что отец попал именно в ад.

— Он так сказал? — спросила Памела. — Монти в аду?

— Не понимаю, почему ты выглядишь такой удивленной, ты что, не веришь в ад и в рай?

— Нет, не верю. Нет никакого ада, просто есть совершенно другие люди. — Она цинично засмеялась.

Селестрия вздохнула и встала с кровати.

— Ну что ж, мама, не забудь послать дедушке телеграмму.

В тот же день Селестрия села за дядюшкин письменный стол и выдвинула левый верхний ящик. Там, внутри лежали аккуратно сложенные стопки фирменных бланков и открыток для корреспонденции. Она постаралась представить настроение своего отца, когда он находился здесь ночью, обдумывая, что же написать в своей предсмертной записке. «Наверняка, — с горечью размышляла она, — тот, кто собирается свести счеты с жизнью, обязательно объясняет семье свой поступок, а не оставляет родных и близких в недоумении». Вместо этого ее отец написал два ничего не значащих слова. Простить его за что? За то, что расстался с жизнью? Обрек свою семью на адские муки? Поссорился с женой? За то, что говорил отвратительные вещи о своей дочери, которая, между прочим, никогда и не собиралась, подобно своей матери, выворачивать его карманы?

Она представила, как он стоит возле окна, где она его нашла в ночь вечеринки. Он тогда выглядел совершенно чужим. Каким-то серьезным и чем-то встревоженным. В нем была беспощадность, которая ее очень напугала. Когда он увидел дочь, то черты его лица стали мягче, и перед ней снова предстал ее жизнерадостный отец, которого она так любила. Постепенно Селестрия начала восстанавливать в памяти обрывки фраз из разговоров со своей матерью и тетей Джулией, а также слов, услышанных в тот момент, когда она пару раз шпионила за ничего не подозревающим отцом. И она все больше склонялась к тому, что, пока остальные члены семьи беззаботно проводили здесь свои летние каникулы, Роберт Монтегю скрывал какую-то темную тайну.

Она вынула листок бумаги и взяла ручку с подставки на письменном столе. «Дорогой дедушка, — начала она. — Случилось нечто ужасное, и мне нужна твоя помощь…»

Элизабет Монтегю стояла в гостиной отца Далглиеша, внимательно наблюдая за садом из окна. Ее рука крепко сжимала трость, а лицо было злым и неподвижным.

— Мой сын не мог умереть, — заявила она, даже не взглянув на священника. Она увидела в выражении его лица жалость, и это было именно то, что она больше всего на свете ненавидела. — Вы ведь не знаете моего сына, не так ли, святой отец?

— Я не имел чести быть с ним близко знакомым, миссис Монтегю, — ответил он.

— Ну тогда позвольте вам немного о нем рассказать. Он очень необычный человек — замечательный сын и прекрасный муж, отец и друг. Он просто не мог вот так нас всех разочаровать. Это не в его природе. Свет, который исходит от него, ярче сияния любой звезды. Каждый его боготворит. Бьюсь об заклад, что нет в Пендрифте человека, который бы не восхищался им. Так скажите на милость, зачем всеми любимому человеку кончать жизнь самоубийством? — Ее подбородок задрожал, но она сдержала себя, с усилием сжав челюсти.

— Я в растерянности, — произнес священник.

— Он просто обречен на успех. К чему бы он ни прикоснулся, все превращается в золото. Он обладает даром очаровывать, который присущ всем из рода Монтегю, и прежде всего его отцу. У малыша Баунси он тоже есть, и у Селестрии, хотя что в нем толку, она такая легкомысленная девушка, можно сказать, даром потраченный талант. Вы знаете, Роберт сколотил свое первое состояние очень рано. Он ездил по миру, полный решимости самоутвердиться. Арчи же пришел в этот мир, чтобы занять уже подготовленную для него нишу. Его удел предрешен: он должен находиться здесь, в Пендрифте. Роберту пришлось создавать свою нишу самостоятельно. И я никогда не сомневалась, что он вернется в сиянии славы. У Роберта больше способностей, ума и сообразительности, чем у моих остальных двоих детей, вместе взятых. Он уговорил нас вложить деньги в сахарное производство в Бразилии. Мы даже не раздумывали и оказались совершенно правы, что доверились ему. Роберт всех нас сделал богатыми. — Она обратила свои слезящиеся глаза на священника. — Я знаю, что мать не должна любить одного ребенка больше остальных, но я люблю. Я люблю Роберта больше всех и больше всех им горжусь!

Отец Далглиеш не знал, что сказать. Он стоял, неловко переплетя свои пальцы, пока эта грозная женщина упрямо смотрела на него. Он просил Господа, чтобы тот подсказал ему нужные слова утешения, но в ответ Бог молчал.

— Его судьба в руках Господа, — неловко произнес он.

— Возможно, — отрывисто произнесла она, снова повернувшись лицом к саду. — Я думала пережить своего мужа, но никогда не хотела пережить своего сына. Самого младшего ребенка. Моего возлюбленного Роберта. Нет, я не приму этого. Если бы у него были неприятности, он бы рассказал мне об этом. Я его мать. Он бы пришел ко мне.

— Все, что мы можем делать, — это молиться о его спасении.

— Молиться, — вздохнула она облегченно. — Я набожная женщина. Я постоянно молюсь. И куда это меня привело? — Она шаркающей походкой прошла мимо него. — Я очень надеялась, что вы убедите меня поверить в чудо, отец Далглиеш.

— Мне бы тоже этого хотелось.

— Ну что ж, если вы не можете превратить воду в вино, тогда молитесь. Я тоже буду молиться с остальными членами нашей семьи. Сейчас он в руках Господа. И ничего другого мы сделать не можем.

Прошло уже три дня, а тело Роберта так и не нашли. Пендрифт окунулся в печальную атмосферу траура. Ни у кого, даже у завсегдатаев трактира «Корма корабля и пираты», этого рассадника сплетен и интриг, больше не оставалось ни единого сомнения относительно версии самоубийства. Семья Монтегю скорбела по Монти, за исключением, пожалуй, Элизабет, которая продолжала упорно настаивать на том, что ее сын не мог пойти на такой отчаянный шаг.

Отец Далглиеш большую часть времени занимался тем, что отвечал на вопросы горожан. Воздух в комнате для приема посетителей уже стал спертым от запаха духов плачущих женщин, которые все любили Монти, но не как любовника, а как достойного и доброго человека, который к чужим проблемам относился как к собственным и всегда был готов протянуть руку помощи. Почему, вопрошали они, человек, который имел все, ради чего можно было жить, взял и расстался с жизнью? Отец Далглиеш старался быть на высоте, отвечая на их вопросы, вооружившись багажом знаний, которые он приобрел, учась в семинарии. Во время этих посещений он начал постепенно понимать, что собой представлял человек, которого все знали как мистера Монти. Буквально ни один житель города не остался обделенным его вниманием, была ли то просто пара слов, которыми он перекинулся с посетителями в трактире «Корма корабля и пираты», или оплата счетов для лечения маленького Райана Крэддика. Как бы ни влиял Монти на судьбы людей, не было и тени сомнения в том, что он оказывал положительное воздействие на их жизнь. И постепенно отец Далглиеш стал ловить себя на мысли, что он, так же как и другие, не может объяснить себе нелепую смерть Монти.