Венера без лицензии - Щербаненко Джорджо - Страница 31

• Предыдущая
• 31/42
• Следующая

Солнце парило все жарче. «Таунус» двигался намеченным курсом в плотном потоке машин; добравшись до площади Лорето, обогнул станцию метро и остановился у первых номеров бульвара Монца. Давид, бросая вызов правилам уличного движения, пристроился сзади. Ему было хорошо видно Ливию и синьора, который на чем-то настаивал, а Ливия непреклонно качала головой. Фарс продолжался минуты три, потом синьор покорился судьбе, вылез из машины, чтобы распрощаться с несговорчивой синьориной, открыл для нее дверцу, подал руку, пробормотал еще несколько умоляющих фраз, но сломить добродетель Ливии было невозможно.

Когда «таунус» отчалил (еще одно непреложное правило: записывать номера машин всех этих донжуанов, даже если встреча ничем не кончилась, и Давид записал), Ливия подождала еще немного, затем села в «Джульетту».

– Он сумасшедший, – сообщила она с полуулыбкой, – а может, это от жары... у него даже есть визитные карточки, и он дал мне одну. Возьмите, передадите Дуке.

Кавалер Армандо Марнасси, исключительное право на производство пищевых красителей, Алкено, два адреса, два номера телефонов. Давид засунул карточку в карман пиджака.

– А почему сумасшедший? – спросил он, сворачивая по направлению к улице Плинио.

– Сразу предложил мне работу, двести тысяч в месяц: ему нужен личный секретарь. Потом сказал, что в порядке помещения капитала купил несколько квартир, может, меня не устраивают мои жилищные условия, так он с удовольствием поселит меня в одной из них. Если б наша прогулка еще продлилась и он не был женат, то наверняка пообещал бы на мне жениться.

Не дай он ей визитную карточку, можно было бы еще подумать, что это приманка, но пожилой женатый человек, дающий свое имя, адрес и телефон, наверняка говорит серьезно. Возможно, для повышения жизненного тонуса ему не хватает молодой дамы с будуаром, и он намерен как можно быстрее устранить этот недочет.

Днем после двухчасового перерыва поиски возобновлялись. В половине четвертого Ливия обследовала уже другой район: ей надо было обойти все портики от площади Сан-Бабила до площади Сан-Карло, за исключением улицы Монтенаполеоне, – не потому, что этой улицы чужды плотские устремления, просто люди здесь, как правило, заняты деятельностью другого рода, не менее серьезной. Вообще-то пожилые мужчины в этот знойный час отдыхают; бодрячки – в массивных креслах, неженки – в постели. Только в полпятого – в пять эти бонвиваны, опрыскав себя дорогими освежающими одеколонами, снова усядутся за письменные столы для принятия важных решений. А молодые чувственные миланцы или приезжие, напротив, не нуждаются в послеобеденном отдыхе, не боятся жары и потому фланируют по центру, разглядывая витрины, делая небольшие покупки или встречаясь с подружками. Так вот, если заинтересованному пожилому синьору известен этот обычай, то он неизбежно придет к заключению, что именно здесь, в районе самых фешенебельных магазинов, он сможет найти подходящий для своих целей объект – следовательно, жертвует дневным сном и выходит на улицу. В такое невинное время он рядом со стройной молодой брюнеткой производит впечатление не фавна, а доброго дядюшки. Если допустить, что искомый синьор еще существует, то вероятность встречи в данном районе весьма велика. По той же причине этот квадрат необходимо прочесывать и вечером, с девяти до половины одиннадцатого – время кино, спектаклей и концертов, – надо только держаться подальше от проспекта Витторио, где патрулируют профессионалки, и основное внимание сосредоточить на более безопасной, но не менее перспективной магистрали, носящей имя Маттеотти.

Штаб-квартира этой комплексной системы базирования размещалась на площади Леонардо да Винчи, за дверью, на которой все еще красовалась табличка «Д-р Дука Ламберти»; ту, что рядом с дверью парадного – «Д-р Дука Ламберти, хирург» – он снял сразу после освобождения, а здесь ограничился тем, что заклеил липкой лентой сокращение «д-р», но кто-то – то ли идиот рассыльный, то ли мальчишка-хулиган – содрал эту полоску. Дука вторично налепил ленту, наутро опять ее не обнаружил и тогда махнул рукой.

Вдохновителем и разработчиком вышеназванной системы был, естественно, он сам; теперь основная его задача заключалась в том, чтобы дожидаться ежевечерних отчетов Давида, который появится только после одиннадцати вечера, да с надеждой поглядывать на телефон: его Ливия Гусаро с минуты на минуту может поразить цель, и тогда он зазвонит. Ну не глупо ли на это надеяться?..

А пока делать нечего, можно посвятить себя семье – сестре Лоренце, племяннице Саре. Безвылазно сидя дома после трех лет тюрьмы (выйти никуда нельзя, потому что как раз в ту минуту может зазвонить телефон), делаешь массу открытий. Так, он открыл, что сестра стала пугливой. Когда он видел ее в последний раз перед арестом, она была такой отважной, арест и суд воспринимала чуть ли не как честь для себя, передавала ему записки в камеру: дескать, газеты только о нем и твердят, он стал самым популярным врачом в Милане, поэтому его наверняка оправдают, и вскоре у него отбоя не будет от пациентов, так что можно будет открыть собственную клинику.

Теперь же он понаблюдал за ней с утра до вечера и пришел к выводу, что от прежней Лоренцы не осталось и следа. Они вместе вставали, возились с девочкой, убирались в доме, готовили еду, и это была не женщина, а голый страх. Всего боится. Когда он пришел и объявил, что какое-то время побудет дома, она сперва обрадовалась, но потом стала приставать к нему с расспросами, и в конце концов пришлось ей сообщить причину домашнего ареста, рассказать про Ливию Гусаро, про микропленку, про гибель двух девушек, про поиски неизвестного – одним словом, все.

– А тебе это зачем? – встревоженно спросила она.

Как ей объяснишь, Лоренца ведь не Ливия Гусаро, питающаяся абстрактными истинами. Лоренце нужны конкретные факты, такие, как «сегодня понедельник, а завтра вторник». Поэтому он ответил:

– Мне поручили вылечить парня, Давида, и заплатили за это. Но беда его не в том, что он пьет – все гораздо серьезнее: он должен вновь научиться жить, общаться с себе подобными, поэтому надо заняться его делом, и то, чем он занят сейчас, можно назвать массированным лечением, которое наверняка приведет к выздоровлению... Он охотится на убийцу Альберты. Если нам удастся найти его, поймать и наказать, Давид опять почувствует себя человеком, и виски ему больше не понадобятся. Для него Альберта была как первая женщина, он должен отомстить за нее, месть – лучшее лекарство. – Может, объяснение несколько упрощенное, зато конкретное.

Лоренца долго молчала, по глазам он видел, как ей страшно.

– А если с этой девушкой что случится? Ведь это ты заставил ее так рисковать!

Да, он за все в ответе, а с Ливией Гусаро действительно может случиться что угодно. Но он был почти уверен: ничего с ней не случится по одной простой причине – она никого и ничего не найдет. Время шло, каждый вечер являлся Давид с неизменным отчетом: никого и ничего, – и с каждым днем тщательно разработанный план казался все более неосуществимым.

Вот и сегодня Давид окликнул его с улицы, и он бросил ему ключ от парадного. В кухне его, как всегда, поджидало холодное пиво, но прежде чем выпить, он изложил немногочисленные события дня. Опять ничего. Ливия дважды соглашалась проехаться в машинах подозрительных типов, но на бульваре Монца, по своему обыкновению, выходила: оба проводили жен на отдых и теперь шныряли по городу, чтобы поживиться, – впрочем, без особой надежды.

Во время многодневных поисков Ливия нашла все, кроме того, что искала. Например, прицепилась к ней одна лесбиянка и долго таскалась по пятам, разворачивая такую пропаганду однополой любви, что Ливии, как она потом призналась по телефону, с трудом удалось отбиться от ее аргументов.

– Она меня почти убедила: если смотреть на вещи диалектически, то чем гомосексуальные отношения хуже гетеросексуальных?

Она и по телефону предается своим абстрактным радостям, а он ей не мешает: чем еще отплатить?!

• Предыдущая
• 31/42
• Следующая