Форексмен (СИ) - Малашкин Александр Сергеевич - Страница 47
- Предыдущая
- 47/50
- Следующая
– Что «всё»? Бросил?
– Ну, да. Это было бы логичным, коль не получается. – Мишу подмывало сказать: «Смотри, дружище, я за это время организовал реальное дело, а ты протоптался. У тебя тоже были деньги, мог бы что-нибудь замутить». Но смолчал. Филипп чувствовал, о чем молчит друг, но тоже не раскрыл рта. Это так на них не похоже. В общаге, будучи на равных, друзья говорили обо всем открыто, не стесняясь, а теперь пришла скованность. Фразы стали деревянными, и это несмотря на внешнюю искренность.
– Рынок я не оставлю, пока не растеряю все деньги. И даже если растеряю, – заявил Филипп, – влезу в долги и начну заново. Я своего добьюсь.
– Ладно, – коротко сказал Миша. Такой фанатизм настораживал. Даже возражать страшновато.
– Прохладно, – пьяно ухмыльнулся Филипп, подливая в стопки.
– Нет-нет, я больше не буду, – замотал головой Мешок. – Вообще-то с алкоголем я решил завязать и долгое время крепче кваса ничего не пил. Даже на открытии ресторана – ни капли. Держался из последних сил, честно говоря. Только одну стопку и только с тобой, с лучшим другом, себе сегодня позволил.
Филипп смотрел на него с иронией. «Да, мол, знаем таких: вечно завязываете, потом развязываете».
– Честно говорю, – чуть обидевшись, сказал Мешок. – Налил? Пусть стоит, пить не буду!
– Ну-у-у… Меш-о-о-о-к! Реально… Ик!.. Мешок!
Но тот на уговоры не поддавался. Филипп махнул рукой и по очереди влил в себя содержимое двух стопок.
Какой может быть разговор между пьяным и трезвым? Филипп нес всякую чушь, винегрет плохо сочетаемых фраз. Миша сперва делал вид, что слушает, потом загрустил, а потом и вовсе стал умирать от скуки. Филипп продолжал пить. Графинчик пустел.
Легко ли обидеть пьяного? Достаточно одного слова или действия. Мешок по зову шеф-повара отошел на кухню, а когда вернулся несколько минут спустя, Филипп бил тарелки.
Раскрыв рты и выпучив глаза, вокруг его столика столпились официантки, но ни одна из них не решалась возразить человеку, с которым хозяин просидел весь вечер. Да и что три молоденьких девушки могли сделать разбушевавшемуся дебоширу?
На улице стемнело. Прекрасная весенняя прохлада наполнила воздух. Зажглись фонари. Объемные буквы вместе со сковородой красиво подсвечивались. Но Филипу это было не интересно. Его вели под руки – в такси. Мешок хмуро взглянул на часы и понял, что отправлять пьяное тело в общагу слишком поздно. Пришлось пораньше закрыть ресторан и везти перебравшего друга к себе домой.
Приехав, он дотащил тело до лифта. От остальных нетранспортабельных тел оно отличалось тем, что у него вполне живо двигались ноги и более-менее сохранялось равновесие – достаточно покрепче взять за плечи и задавать направление. Но в лифте у тела вскрылась одна неприятная особенность, присущая всем пережравшим телам: оно рыгнуло и моментально заблевало стены и пол. Мешок едва отскочил, чтобы уберечь свои брюки и туфли.
В квартире тело было уложено на диван. Спустя некоторое время оно захрапело.
– И он еще меня называет Мешком?! – пробубнил Миша и устало побрел в свою комнату.
Так бывает: засыпает тело, а просыпается человек. Филипп открыл глаза и долго не мог понять, где он. У Миши в этой квартире он еще не был и с минуту лежал в непонятках, пока не вспомнил вчерашний вечер. Точнее, то, что было до того, как графин с водкой начал пустеть.
Когда мозг осознал, где он и что он, почувствовалась головная боль и общее хреновое состояние. Рядом на табуретке стоял стакан воды, валялась пара таблеток, телефон и записка. Филипп с трудом потянулся за ней и стал читать едва разборчивый почерк: «Я на работе. Чтобы полегчало, выпей таблетки. Будешь уходить – ключи в прихожей, у меня есть запасные. Если что – звони»
«Как скажешь…» – подумал Филипп, но мысли давались так тяжело, что он решил пока обойтись без них.
Поднялся, проглотил таблетки. Из коридора в комнату смотрело зеркало. Филипп остановился, глянул издалека. Взъерошенные слипшиеся волосы, кривое заспанное лицо. Мятая одежда.
«Доброе утро, маргинал!» – поприветствовал внутренний голос. Он, странным делом, в отличие от обычных мыслей, не вызывал в мозгах болевых ощущений.
«Доброе утро… как там тебя? Ну да, голос. Просто безымянный голос»
«Ну, как, всё в жизни устраивает? Всем доволен?» – ехидно поинтересовался безымянный друг.
«Нет. И ты прекрасно знаешь: подобный вопрос задевает за живое»
«А как еще на тебя подействовать, если не задев за живое?! Иных инструментов у меня нет, а из задницы тебя вытаскивать уже пора»
«Серьезно? Когда это я успел туда залезть?»
«В последние несколько недель только и делаешь, что лезешь»
«Нашелся, добродетель! Может, я и в заднице, но здесь временами кайфово»
В ванной комнате оказалась классная душевая кабинка. С подсветкой, струями воды, бьющими вертикально из стен, и функцией активного гидромассажа.
Филипп закрыл дверцы и включил воду. Теплый пар быстро заполнил пространство. От воды потеплее он с восторгом закатил глаза. Затем на пару секунд повернул кран в сторону холодной, параллельно слушая нравоучения своего голоса в виде длинного монолога. Он был внятен и громок, поэтому шум воды ему не мешал.
Филипп вышел, обтерся полотенцем, а назидания продолжались.
«Все твои аргументы строятся на том, что так жить нельзя», – наконец, мысленно ответил Филипп, – «что я-де способен на большее, что во мне есть та доминанта, которая присуща только лидерам, и так далее… я по восьмому кругу это слушаю. Я понял. Тут, понимаешь ли, другое. Какой я, нафиг, лидер, когда у меня уже давно нет профита, а есть лишь слабая удача, которую я столько месяцев пытаюсь изловить за хвост?! Сейчас опять начнешь говорить, что надо взять себя в руки, начать торговать, как раньше, и прочее. Я это понимаю и обязательно так поступлю, но рациональная часть меня подсказывает: ничего не выйдет. Рынок изменился! Стал другим. Некоторое время назад я кое-как распознал его, поверил в него и, соответственно, в себя, в свои силы, возможности, а он просто снял очередную маску и посмеялся. Чую, у него этих масок еще очень много, слой за слоем, а денег у меня уже почти столько, сколько было вначале – пять тысяч долларов»
«Тогда я вообще ничего не пойму. – Если бы голос был человеком, сейчас он скривил бы лицо и развел руками. – В таком случае, в тебе должен быть страх: страх ошибок, страх очередного поражения, страх совершать сделки, в конце концов! А ты, наоборот, совершаешь их валом, как ненормальный»
«Страх проявляется у всех по-разному. Кто-то втягивает голову в панцирь, убегает, а кто-то наоборот – переходит в нападение. Есть еще те, кого страх парализует – они просто падают и замирают, но я, как ты уже понял, из тех, кто предпочитает нападать. Рынок меня «укусил», укусом отвечаю и я. Зубки у меня маленькие, перед ним бессильные, но все равно кусают. И остановиться не могу, ибо все тот же страх усиливает желание нападать. Нельзя заставить улитку не прятаться в раковину, и меня нельзя заставить не проявлять агрессию, когда страшно»
На кухне Филипп заварил чай и вышел с кружкой на лоджию. Голос пока молчал, анализировал. Но Филипп добавил, не дожидаясь ответа:
«Однако человек способен себя перестроить. В отношении торговли я попробую измениться. А пока сделаю перерыв на неделю. Буду заниматься чем угодно, только не Форексом. Хвосты по учебе подтяну»
В город уже пришла полноценная весна, такая, что легко спутать с летом. Вот только ночи по-прежнему холодные. Да и деревья пока без листвы. Но тепло. Филипп взглянул в небо – ни облачка. Высоко летел самолет.
Он взял ключи, обулся и, удивляясь, как быстро исчезает похмелье, вышел на улицу.
Направиться решено было в Мишин ресторан. Официантки встретили его испуганно. Вчерашний дебошир испытал неловкость, но не растерялся, извинился, и тотчас их лица озарились улыбкой. Вышел Миша. Они сели за стол отобедать. Разговор протекал менее скованно, чем вчера. Миша сказал, что в свободное время тоже хочет заняться Форексом. Намеревается совершать сделки лишь время от времени, рассчитывая на долгосрочное инвестирование.
- Предыдущая
- 47/50
- Следующая
