Хроника смертельного лета - Терехова Юлия Константиновна - Страница 101

• Предыдущая
• 101/140
• Следующая

– Убери руки, – Мигель отвел глаза. – Я его не трону. Но пусть убирается.

Орлов с трудом поднялся с пола. Он держался за шею и тяжело, надрывно дышал.

– Вероятно, тебе действительно лучше уйти, – сухо произнес Булгаков. – Зачем ты пришел?

– Она мой друг, – сказал Орлов, – я не мог не прийти.

Булгаков почувствовал, как резко дернулся Мигель, которого он до сих пор не рискнул отпустить.

– Она мой друг, – повторил Орлов, – не смей меня обвинять. Я бы никогда не обидел ее.

– Пришел в себя? – обратился Булгаков к испанцу. – Будешь вести себя тихо?

– Да, – процедил тот, и Булгаков отпустил его. Мигель вернулся к Анне. Жики с осуждением смотрела на него: – Si te oye, la muy duele de tus palabras[57]. Мигель с отчаянием прошептал:

– No me oye. [58]

– Mira, ha abierto sus ojos una vez mas[59]… – прошептала Жики.

– Доктор, посмотрите! – воскликнул Мигель, но в ту же секунду что-то произошло. Звук аппарата, который контролирует сердечный ритм, сначала стал лихорадочно-быстрым, а потом монотонным и на дисплее появилась страшная прямая линия…

– Все – вон из палаты! – взревел врач. – Сюда! Реанимация!..

…За окном внезапно нахмурилось, небо заволокли низкие тучи. Стало темно, словно в сумерки, хотя было еще раннее утро. Прогремел гром – казалось, прямо над крышей больницы. Они стояли в коридоре, с отчаянием взирая на суету вокруг палаты, где билась в агонии Анна. Дверь постоянно открывалась и закрывалась, врачи и сестры бегали туда-сюда, не удостаивая их вниманием и не отвечая на вопросы. Это продолжалось не более пяти минут, но тем, кто в смертельном ужасе застыл в ожидании, казалось, что прошло несколько часов. Из ступора их вывела группа людей, появившаяся в дальнем конце коридора. Зубов, Глинский, Ланской и Рыков стремительно шагали – даже, скорее, бежали к ним.

– Что?! – Ланской, смертельно бледный, обратился к Мигелю, с лица которого исчезли последние краски и оно из смуглого сделалось пепельно-серым. – Что? Почему вы здесь стоите?

– Ей стало хуже, – выдавил Мигель.

– Что значит – хуже? – хрипло спросил Антон.

– Я не знаю! – заорал Мигель, схватившись за виски. – Я не знаю! Где тебя носит, будь ты проклят!

За окном снова громыхнуло, и тяжелые облака прорезала молния, вырывая из рассветных сумерек очертания зданий и купол Странноприимного дома. Казалось, в больничном коридоре совсем не осталось пригодного для дыхания воздуха, и вот-вот все они начнут задыхаться. Время тянулось невозможно, но каждый страшился того мгновения, когда их тягостное ожидание закончится. И оно закончилось. На пороге палаты вырос Булгаков. Его широкие плечи обмякли и опустились, а руки беспомощно висели вдоль могучего тела. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – все кончено.

– Мы ничего не смогли сделать, – сообщил он, отводя в сторону глаза… Все молчали, не в силах осмыслить услышанное. Булгаков перевел взгляд на оперов и выдавил:

– Я должен вам кое-что сказать. Зайдите в палату.

Мигель рванулся вперед:

– Пусти меня!

– Нет, – Булгаков преградил ему дорогу, – туда никому нельзя.

– Я зайду, – выступил вперед Ланской. – Она моя жена.

– Нет, – отстранил его Булгаков, – только вы.

Он пропустил оперов вперед, зашел за ними и плотно закрыл дверь.

– А-а! – услышали друзья и повернулись к окну. До последней минуты державшая себя в руках, Жики качалась из стороны в сторону и плакала так, словно у нее разрывалось сердце…

Ланской посмотрел на Мигеля:

– Ты слышал? Ее больше нет.

– Слышал, – эхом откликнулся испанец, закрывая лицо руками. Казалось, он плачет, но когда через несколько мгновений Мигель опустил руки, темные глаза его были угрожающе сухи. Кивнув в сторону Орлова, Кортес отрывисто произнес: – Это он.

– Откуда… ты знаешь? – Ланской говорил с трудом, словно выталкивая из себя каждое слово.

– Он шантажировал ее, – сказал Мигель, упершись в Орлова ненавидящим взглядом.

– Шантажировал ее – чем?! – в отчаянии крикнул Антон.

– Ну, гнида, скажи, что это не так! – в исступлении прошептал Мигель, сжимая кулаки.

Орлов не удостоил его ответом. Он, не отрываясь, смотрел Мигелю прямо в глаза, налитые кровью, но при этом крепко сомкнул губы, видимо, не собираясь отвечать на его вопросы.

– Невероятно, – Ланскому на секунду показалось, что он сейчас лишится рассудка. – Это правда?..

– Он убил ее! – Мигель сделал еще один шаг в сторону Орлова. Ланской удержал его.

– Подожди, – произнес он тихо, – не здесь.

Он повернул голову к двери, за которой лежала его любимая Анна. Она больше никогда не будет танцевать. Он так ревновал ее к балету, но втайне и гордился ею… Больше она ему не принадлежит. Да и принадлежала ли когда-нибудь?

– Не здесь, – повторил он и, повернувшись к Орлову, устремил на него равнодушный взор палача: – Пойдем.

– Куда? – не ожидая ответа, Орлов повернулся и, как приговоренный, направился по коридору, а по сторонам от него, словно ангелы смерти, шли Антон и Мигель. За окном гремело, не переставая, но спасительный дождь никак не мог начаться.

– Эй, вы что, спятили? – окликнул их Олег, но ни один из удалявшихся по коридору не оглянулся на него. Даже Орлов. Трое мужчин скрылись за поворотом.

Рыков растерянно посмотрел им вслед, а потом в панике оглянулся вокруг. Коридор опустел, как будто и не было предсмертной суеты возле палаты Анны несколько минут назад. Все словно куда-то испарились. Одна согбенная Жики безучастно сидела на кушетке. Слезы текли по ее пергаментным щекам, падая на колени…

Поколебавшись, Олег постучал в дверь палаты, но ему никто не ответил. Тогда он приоткрыл дверь и заглянул туда. Булгаков стоял у окна вместе с операми и о чем-то вполголоса с ними разговаривал. Они даже не заметили, что Олег вошел.

– Ты должен будешь сказать ему сам, – услышал он слова Зубова.

– Я не смогу, – голос Булгакова звучал напряженно, – как я смогу сказать ему это? Как я буду ему в глаза смотреть?

– Ты же его друг! – Глинский словно убеждал Сергея в чем-то. – Такое лучше услышать от друга.

– Я не смогу, – непреклонно повторил Булгаков, – избавьте меня.

– Серж, – позвал Олег.

– Сюда нельзя, – резко произнес Булгаков. – Выйди немедленно.

– Это срочно. Они увели Орлова.

– Кто – они? – поднял брови Зубов.

– Антон и Мигель, – сказал Олег. – Боюсь, все плохо кончится. Они его убьют.

Все трое переглянулись и, вылетев из палаты, понеслись к выходу. Олег еле поспевал за ними.

– Куда они могли пойти? – крикнул Зубов.

– Быстрее! За мной! – армейское прошлое напомнило о себе, а навыки морской пехоты словно толкали Булгакова вперед, по одному ему ведомому маршруту. Они обогнули корпус и устремились в больничный парк. Мощные порывы ветра гнули ветви деревьев, с треском обламывая их и швыряя под ноги бегущим. Сорванные с насиженных мест стаи ворон оглушительно каркали, кружа прямо над их головами, не в силах подняться выше в небо. Пыль, тучи которой поднялись с раскаленного асфальта, забивала нос и мерзко скрипела на зубах.

– Они могли пойти только туда, – крикнул Булгаков. Он бежал впереди, за ним опера. Рыков несколько отстал, но все же не упускал их из виду.

Вскоре они заметили двух человек. Вернее, трех – потому что третий лежал на земле, прикрывая голову руками, а двое наносили ему безжалостные удары. Сцена казалась настолько дикой, что Булгаков сначала подумал: это не могут быть его друзья. Немыслимо представить, чтобы рафинированный интеллигент Антон Ланской избивал лежащего человека с такой яростью. Невозможно вообразить, чтобы интеллектуал Мигель, с длинной изысканной фамилией, бил человека по лицу ногами. Но это было именно то, что они увидели.

– Стоять! – заорал Глинский, подбегая к ним, но капитана никто не услышал. Виктор скрутил попавшегося ему первым Мигеля, а Зубов обхватил Ланского сзади за шею и оторвал от жертвы. Булгаков наклонился к лежащему Орлову, лицо которого превратилось в кровавое месиво, а когда Сергей хотел помочь ему встать, тот взвыл, схватившись за правую руку – сломанная, она повисла плетью.

• Предыдущая
• 101/140
• Следующая